Полетта плакала.

— Эй, в чем дело? Что я такого сказал? Пейте, черт возьми! Пейте! Максим…

— Да, шеф?

— Принесите мне бокал шампанского, пожалуйста…

— Получше?

Полетта высморкалась и принялась извиняться:

— Знали бы вы, через что нам пришлось пройти… Его выгнали из одного колледжа, потом из другого, из училища, с практики и…

— Да какая, к черту, разница, откуда его выгнали, а откуда нет?! — воскликнул шеф. — Взгляните на своего внука! Как работает! Все они пытаются его переманить! Ваш котенок закончит с одной или двумя макаронинами в заднице, вот увидите!

— Что-что? — изумилась Полетта.

— Я имею в виду звездочки…

— А-а-а… Но почему не три?[55] — спросила она разочарованным тоном.

— Ужасный характер… И он слишком сентиментальный…

Он взглянул на Камиллу.

— Вкусно?

— Изумительно.

— Естественно… Ладно, пошел… Если вам что-нибудь понадобится, постучите в стекло.


Вернувшись в квартиру, Франк первым делом зашел к Филиберу. Тот точил карандаш при свете ночника.

— Помешал?

— Конечно, нет!

— Мы почти не видимся…

— Ты прав… Кстати… Ты по-прежнему работаешь по воскресеньям?

— Да.

— Так приходи по понедельникам, если заскучаешь…

— Что читаешь?

— Я пишу.

— Кому?

— Пишу текст роли для моего театра… В конце года каждый должен будет выйти на сцену…

— Ты нас пригласишь?

— Не знаю, хватит ли мне решимости…

— Слушай… скажи-ка… Все в порядке?

— Я не понимаю…

— Между Камиллой и моей старушкой?

— Сердечное согласие.

— Тебе не кажется, что ей поднадоело?

— Ты действительно хочешь знать?

— А что такое? — вскинулся Франк.

— Ей не надоело — пока, но это неизбежно случится… Ты не забыл, что… Ты обещал помогать ей… Говорил, что дважды в неделю будешь сменять ее на вахте…

— Да, я знаю, но…

— Стоп, — скомандовал Филибер, — избавь меня от перечисления причин, по которым ты этого не делаешь. Они меня не интересуют. Знаешь, старик, тебе пора повзрослеть… Это как моя роль… — Он кивнул на исчерканные поправками страницы своей тетради… — Хотим мы или нет — все в один прекрасный день через это проходим…


Франк встал.

— Она скажет, когда ей надоест, как думаешь? — озабоченно спросил он.

Филибер снял очки и начал протирать стекла.

— Не знаю… Она загадочное создание… Ее прошлое… Ее семья… Ее друзья… Мы совсем ничего не знаем об этой юной особе… Я не владею никакой информацией — за исключением ее блокнотов, — которая позволила бы мне выдвинуть хоть какую-нибудь версию о ее прошлом… Она не получает писем, ей никто не звонит, у нее не бывает гостей… Вообрази, что случится, если она в один прекрасный — о нет, ужасный! — день исчезнет, мы даже не будем знать, куда кидаться и где ее искать…

— Не говори так.

— Буду. Подумай, Франк, она меня убедила, она ее забрала, она уступила ей свою комнату, сегодня она с невероятной нежностью занимается ею, да нет, не занимается, а ухаживает. Они все делают вместе… Я слышу, как они смеются и болтают, когда сижу дома. После обеда она пытается работать, а ты не хочешь пальцем о палец ударить, чтобы сдержать обещание.


Филибер снял очки и несколько секунд не отрываясь смотрел на Франка.

— Я не горжусь вами, пехотинец.

Франк на ватных ногах потащился к Полетте — подоткнуть ей одеяло и выключить телевизор.

— Подойди ко мне, — прошелестела она.

Черт. Оказывается, она не спит.

— Я горжусь тобой, мой мальчик…

«Ну надо же…» — подумал он, кладя пульт на тумбочку.

— Ладно, ба… Пора спать…

— Очень горжусь. Конечно, как же иначе…

Дверь комнаты Камиллы была приоткрыта. Он толкнул ее и вздрогнул, когда тусклый свет из коридора упал на мольберт.


Мгновение он стоял неподвижно, чувствуя изумление, священный ужас и восторг.


Итак, она снова оказалась права? Значит, можно что-то понять и почувствовать, даже ничего о том не зная?

Выходит, он не так уж и глуп? Раз он инстинктивно протянул руку к этому согбенному телу, чтобы помочь ему распрямиться, значит, далеко не тупица?

Вечерняя депрессия, хандра… Он прогнал тоску, открыл банку пива.

И оставил его выдыхаться на столе.

Ему не следовало ошиваться в коридоре.

Все эти глупости только сбивают его с толку.

Черт…

Ладно, все путем. Жизнь налаживается…

Он отдернул руку ото рта. Ногти он не грызет уже одиннадцать дней.

Мизинец не в счет.

Расти, расти… Он только этим и занимался в своей гребаной жизни…

Что с ними со всеми будет, если она исчезнет?

Он рыгнул. Так, это все прекрасно, но ему еще нужно поставить блины…

Он взбил опару венчиком, чтобы не включать миксер, — верх самоотречения! — прошептал несколько заклинаний, накрыл миску чистой холщовой тряпкой и ушел с кухни, потирая руки.


Завтра он угостит ее такими блинчиками, что она никогда его не покинет.


Ха, ха, ха… Стоя в одиночестве перед зеркалом в ванной, он изображал зловещий смех Сатанаса из «Сумасшедших за рулем»…[56]

У-ху-ху… А вот так смеется Дьяболо.

Ужас до чего смешно…

13

Он давно не ночевал дома. Ему снились чудесные сны.

Утром он сходил за круассанами, и они позавтракали все вместе в комнате Полетты. Небо было ярко-голубым. Филибер и Полетта мило беседовали, Камилла и Франк молчали. Он раздумывал, стоит ли ему поменять простыни, а Камилла размышляла, стоит ли ей начать действовать. Он пытался поймать ее взгляд, но она была не здесь, а на улице Сегье, в гостиной Пьера и Матильды, готовая проявить малодушие и сбежать.


«Если я сейчас сменю белье, мне не захочется валяться на нем среди дня, а если сделаю это после того как посплю, это будет полный идиотизм. Уже слышу, как она хихикает…»


«Или все-таки пойти в галерею? Отдам папку Софи и тут же смоюсь…»


«И вообще, все как-то… Может, лежать и не придется… Будем стоять, как в кино, уф…»


«Нет, это плохая идея… Если он окажется там, вцепится в меня, затеет разговор… А я не имею ни малейшего желания беседовать… Плевать мне на его мнение. Может взять или отказаться, а треп пусть прибережет для клиентов…»


«Приму душ в раздевалке, перед уходом…»

«Возьму такси и попрошу водителя подождать меня у входа, но во втором ряду…»

Озабоченные и беззаботные, все вместе со вздохом смахнули крошки и разошлись — каждый отправился по своим делам.


Филибер был уже на выходе. Одной рукой он придерживал дверь Франку, в другой держал чемодан.

— Уезжаешь в отпуск?

— Нет, это аксессуары.

— Что за аксессуары?

— Для моей роли.

— Надо же… О чем пьеса-то? История плаща и кинжала? Будешь метаться по сцене, выкрикивая угрозы, и все такое прочее?

— Конечно… Раскачаюсь на занавесе и прыгну на зрителей… Ладно… Проходи, или я тебя заколю…


Погода обязывает — Камилла и Полетта спустились «в сад».

Старая дама ходила все хуже, и на аллею Адриенны Лекуврер у них ушел почти час. Камилла старалась подстроиться под ее мелкие шажки, у нее затекла рука, ноги сводило судорогой от напряжения. Она улыбнулась, заметив табличку: Только для всадников… Просьба соблюдать умеренный темп… Они останавливались, чтобы сфотографировать туристов, пропустить бегунов или обменяться шуткой с другими марафонцами Мафусаилова возраста.

— Полетта…

— Да, деточка…

— Вы не рассердитесь, если я заведу речь об инвалидном кресле?

— …

— Ладно… Значит, вы рассердились…

— Неужели я такая старая? — прошептала Полетта.

— Нет! Вовсе нет! Совсем наоборот! Но я подумала, что… Мы так мучаемся с вашими ходунками… А кресло… Вы могли бы толкать его перед собой, а потом садились бы и отдыхали, а я увозила бы вас на край света!

— …

— Полетта, мне осточертел этот парк… Видеть его больше не могу. Думаю, я пересчитала все камешки на аллеях, все скамейки и все решетки. Их одиннадцать… Я устала от этих пузатых автобусов и от экскурсантов с тупым выражением лица… Мне осточертели постоянные посетители, и бледнолицые охранники, и тот тип с орденом Почетного легиона, от которого воняет мочой… В Париже так много интересного… Магазинчики, тупики, задние дворы, крытые проходы, Люксембургский сад, букинисты, сквер Нотр-Дам, цветочный рынок, набережные Сены… Он великолепен, наш город… Мы могли бы ходить в кино, на концерты, в оперетту… Мы заперты в квартале старичья, где все дети одеты как близнецы, у всех нянек одинаково свирепое выражение лица, где все так предсказуемо… Пустое место.

Полетта не отвечала, повиснув тяжелым грузом на руке Камиллы.


— Ладно, хорошо… Буду с вами откровенна. Я пытаюсь заговаривать вам зубы, но дело совсем в другом… Я прошу вас об услуге… Если у нас будет кресло и вы согласитесь время от времени на нем кататься, мы сможем ходить по музеям и я буду самым счастливым человеком на свете… Сейчас полно выставок, на которые я мечтаю попасть, но сил стоять в очереди у меня нет…

— Нужно было так сразу и сказать, дурочка ты этакая! Если речь об услуге — никаких проблем! Доставить тебе удовольствие… Да мне только того и надо!

Камилла кусала губы, чтобы не улыбнуться. Она опустила голову и прошептала: «Спасибо» — прозвучало напыщенно и немного искусственно.

Вперед! Нужно действовать быстро и ковать железо, пока горячо… Они галопом помчались в ближайшую аптеку.


— Мы отдаем предпочтение Classik 160 от Sunrise… Это складная модель, у нее замечательные характеристики… Кресло очень легкое — весит всего четырнадцать килограммов, без колес — девять. Подножка съемная, высота подлокотников и спинки регулируется… Сиденье наклонное… Ах нет! Это при условии доплаты… Колеса легко снимаются… Умещается в багажнике машины… Можно регулировать и глубину… э…