— Ты на метадоне?

— Да.

— Давно?

Он махнул рукой.

— Справляешься?

— Нет.

— Ничего… Скоро увидишь море!

— Блеск… Ладно… Так зачем ты пришла?

— Из-за консьержки… Она думала, ты умер…

— Придется ее разочаровать…

— Ясное дело.

Они смеялись.

— Ты… У тебя ВИЧ?

— Да нет… Я приврал, хотел ее разжалобить… Чтобы она полюбила моего пса… Нет… нет… с этим пронесло… Убивал себя стерильно…

— Это твой первый курс дезинтоксикации?

— Да.

— Сдюжишь?

— Да.

— …

— Мне повезло… Тут ведь все дело в хороших людях, а я… думаю, я таких встретил…

— Ты о враче?

— О врачихе! Но не только… Еще есть психиатр… Дедуля, все мозги мне перелопатил… Знаешь, что такое V33?

— Это лекарство?

— Да нет, типа растворителя для очистки краски с деревянных поверхностей…

— Ну конечно! Бутылка зеленая с красным, да?

— Наверно… Так вот, этот дед — моя V33. Окунает с головой в раствор, все лопается, он берет шпатель и отковыривает все дерьмо… Полюбуйся на меня — под черепушкой я голый, как червяк!

Он больше не улыбался, у него тряслись руки.

— Черт, как больно… Слишком больно… Я не думал, что…

Он поднял голову.

— Есть еще кое-кто… Одна малышка… С тоненькими ножками… Больше я ничего разглядеть не успел — она слишком быстро натянула штаны…


— Как тебя зовут?

— Камилла.

— Камилла… Камилла… — повторил он и отвернулся к стене. — В тот день когда мы встретились, Камилла, мне было совсем худо… Я промерз до костей и совсем расхотел сопротивляться… Вот так… Но появилась ты… И я пошел с тобой… Я ведь галантный парень…

Они помолчали.

— Не надоело меня слушать?

— Налей мне еще кофе…

— Извини. Это из-за старика… Я стал настоящей балаболкой…

— Говорю же — все в порядке.

— Знаешь, это важно… Для тебя в том числе…

Она вопросительно подняла брови.

— Твоя помощь, твоя комната, твоя еда — это очень ценно, но, понимаешь, когда ты меня нашла, я был в полном ауте… Меня глючило. Я хотел к ним вернуться… Я… И вот этот тип меня спас. Он и твои простыни.


Он положил между ними книгу. Ее книгу. Письма Ван Гога брату.

Она о ней и забыла.

Забыла — не бросила.

— Я открыл ее, чтобы удержаться, не ломануться в дверь… Просто не нашел ничего другого, и знаешь что она со мной сделала?

Камилла покачала головой.

— Это, это и вот это.

Он стукнул себя томиком по макушке и по щекам.

— Я в третий раз ее перечитываю… Она… Она как будто специально для меня написана… В ней все есть… Я знаю его как облупленного… Он — это я. Он мой брат. Я понимаю все, о чем он пишет. Как он срывается с катушек. Как страдает. Как он повторяется, извиняется, пытается объясниться с окружающими, как его отвергают семья, родители, которые ни черта не понимают, потом он в больнице, и… Я… Не бойся, я не стану пересказывать тебе мою жизнь, но это поразительно, до чего все совпадает… Его отношения с женщинами, и любовь к этой скобке, и презрение — он его кожей чувствовал, и женитьба на шлюхе… Той, что забеременела… Не буду вдаваться в детали, но совпадений столько, что я чуть с ума не сошел, решил, что брежу… Его брат — больше в него никто не верил. Никто. А он — слабый, сумасшедший — верил. Он ведь сам это написал: я верю, я сильный и… Я эту книгу залпом проглотил в первый раз и не понял надпись курсивом в конце…

Он раскрыл томик.

— Письмо, которое было при Винсенте Ван Гоге 29 июля 1890 года… Я только на следующий день и потом, когда читал и перечитывал предисловие, сообразил, что он покончил с собой, этот идиот. Что он его не отослал, это письмо… Я чуть с ума не сошел, понимаешь… Все, что он пишет о своем теле, — я это чувствую. Его страдание — не просто слова… Это… Знаешь, мне плевать на его картины… Да нет, конечно, не плевать, но я читал не об этом. Я понял другое. Если ты не соответствуешь, не оправдываешь чужих ожиданий — будешь страдать. Страдать, как животное, и в конце концов сдохнешь. Но я не сдохну. Нет. Я его друг, я его брат, и я не сдохну… Не хочу.


Камилла онемела от изумления. Апчхиии… Пепел с сигареты упал в чашку.


— Я говорю глупости?

— Да нет… напротив… я…

— Ты ее читала?

— Конечно.

— И ты… Тебе не было больно?

— Меня больше всего интересовала его живопись… Он поздно начал писать… Был самоучкой… Таким… Ты… ты знаешь его работы?

— Подсолнухи, да? Нет… Собирался сходить посмотреть или альбом полистать, но, честно говоря, нет желания, предпочитаю собственные образы…

— Оставь себе эту книгу. Дарю.

— Знаешь, однажды… если выберусь, я тебя отблагодарю. Но не сейчас… Сейчас я похож на кочан капусты, ободранный до кочерыжки. У меня ничего нет, кроме вот этого бурдюка с блохами.

— Когда ты уезжаешь?

— Если ничего не случится — на той неделе…

— Хочешь меня отблагодарить?

— Если смогу…

— Попозируй мне…

— И все?

— Да.

— Обнаженным?

— Если согласишься…

— Черт… Ты не видела, что у меня за тело…

— Могу себе представить…

Он завязывал кроссовки, а пес возбужденно прыгал вокруг него.

— Уходишь?

— На всю ночь… Постоянно… Брожу до изнеможения, иду за дозой к открытию центра, возвращаюсь и ложусь, чтобы продержаться до следующей ночи. Лучшего способа пока не придумал…

В коридоре раздался какой-то шум. Пес сделал стойку.

— Там кто-то есть… — Венсан запаниковал.

— Камилла? Все в порядке? Это… это твой верный рыцарь, дорогая…


В дверях стоял Филибер с саблей в руке.

— Барбес, лежать!

— Я… Я сме… смешон, да?

Камилла рассмеялась и представила их друг другу:

— Венсан, это Филибер Марке де ла Дурбельер. Мой генерал, это Венсан… тезка Ван Гога…

— Счастлив познакомиться, — ответил Маркиз, пряча саблю в ножны. — Смешон и счастлив… Ну что же… я… Я, пожалуй, пойду…

— Я с тобой, — объявила Камилла.

— Я тоже.

— Ты… Зайдешь в гости?

— Завтра.

— Когда?

— Во второй половине дня. Можно с собакой?

— Ну конечно, вместе с Барбесом…

— Боже! Барбес… Еще один ярый республиканец! — расстроился Филибер. — Я бы предпочел аббатису де Рошешуар!

Венсан бросил вопросительный взгляд на Камиллу.

Она только плечами пожала.

Обернувшийся в этот момент Филибер вознегодовал:

— Черт знает что такое! Имя несчастной Маргариты де Рошешуар де Монпипо не должно стоять рядом с именем этого негодяя!

— Де Монпипо? — переспросила Камилла. — Ну и имена у вас… Кстати… Чего бы тебе не поучаствовать в викторине «Вопросы для чемпиона»?

— Стыдись! Сама прекрасно знаешь почему…

— Ничего я не знаю. Объясни.

— К тому времени как я сумею нажать на кнопку, начнется выпуск новостей…

11

Она не спала всю ночь. Кружила по комнате, изводила себя, пугалась призраков, приняла ванну, встала поздно, поставила под душ Полетту, кое-как причесала ее, и они отправились на прогулку на улицу Гренель. Зашли в кафе позавтракать, но ей кусок не лез в горло.

— Ты сегодня нервная…

— У меня важное свидание.

— С кем?

— С собой.

— Ты идешь к доктору? — всполошилась старая дама.

После обеда Полетта, как обычно, задремала. Камилла забрала у нее вязанье, укрыла пледом и на цыпочках удалилась.

Она закрылась у себя, раз сто переставила табурет и придирчиво осмотрела кисти и краски. Ее тошнило.


Франк только что вернулся и отправился прямиком к стиральной машине. После истории с испорченным свитером он сам закладывал белье в машину, комментируя, как клуша-домохозяйка, изъяны сушки, растягивающей трикотаж и расслаивающей воротнички.

С ума сойти до чего увлекательно.

Дверь открыл Франк.

— Я к Камилле.

— В конце коридора…

Потом он закрылся у себя в комнате, и она была ему благодарна за проявленную в кои веки раз тактичность…

Оба они чувствовали себя неловко, но по разным причинам.

Вранье.

Причина была одна и та же: страх.

Ситуацию спас он:

— Ну что… Начнем? У тебя есть ширма? Хоть что-нибудь?

Она возблагодарила Небо.

— Видишь? Я натопила. Ты не замерзнешь…

— Потрясный камин!

— Черт, мне кажется, что я попал в кабинет врача, меня это нервирует. Я… Трусы тоже снимать?

— Если хочешь, можешь не снимать…

— Но, если сниму, будет лучше…

— Да. Но я в любом случае всегда начинаю со спины…

— Вот же непруха! Уверен, у меня там полно прыщей…

— Не беспокойся на этот счет: поработаешь голый по пояс на свежем воздухе, и они исчезнут — даже прежде, чем ты успеешь разгрузить первую машину навоза…

— Знаешь, из тебя бы вышел первоклассный косметолог.

— Может быть… Давай, выходи и садись вот сюда.

— Ты бы хоть у окна меня посадила, что ли… Все было бы развлечение…

— Не я решаю.

— А кто же?

— Свет. И не жалуйся, потом тебе придется все время стоять…

— Долго?

— Пока не упадешь…

— Уверен, ты сдашься первой.

— Угу… — буркнула Камилла. Она хотела сказать: «Это вряд ли…»

Она начала с серии набросков, кружа вокруг него. Дурнота отступила, в руке появилась легкость.

А вот он чувствовал себя все скованнее.

Когда Камилла подходила слишком близко, закрывал глаза.