– Погодите, – вмешалась Лиза, – Вначале скажу я. Я люблю Лену. Очень. Я счастлива рядом с ней. И не было в моей жизни мужчины, к которому я испытывала бы даже сотую долю этих чувств. Я очень прошу… Мама, папа… Примите нас такими, какие мы есть. Нам действительно очень хорошо вместе.

– Лизонька, но эти отношения ненормальны!

– Мама, я прошу тебя, давай не будем сейчас говорить о нормальности или ненормальности. Я такая, какая я есть. То, что для меня нормально, может быть ненормальным для тебя. И наоборот. Я не брошу Лену. Я люблю её.

– И вы это принимаете? – Пётр Игнатьевич посмотрел на Лёкиного отца. – Вы тоже считаете, что это нормально?

– Она моя дочка, – пожал плечами, – Плюс к этому она взрослый человек и вольна сама выбирать, что есть правильно, а что нет. Поначалу я также как вы был против. Но нельзя переделать человека насилием. Если это ошибка – это будет её ошибка. А если мы заставим их расстаться и они проведут жизнь в мучениях – это уже будет наша ошибка.

– Ошибка то, что они спят друг с другом! – вспылила Тамара Федоровна. – Это не нормально! Женщина не должна спать с женщиной!

– Опять двадцать пять, – тихонько простонала Лёка и прикрыла глаза. А спор разгорался. Лизин папа доказывал Лёкиному, что женщина должна жить с мужчиной. Лёкина мама пыталась объяснить Тамаре Федоровне, что главное – чтобы девочки были счастливы. А сами девочки молчали. Лиза – встревожено. Лёка – равнодушно.

Постепенно разговор поднялся до повышенных тонов.

– Бог создал мужчину и женщину и велел: плодитесь и размножайтесь!

– Бог велел в первую очередь любить и быть любимыми.

– Такие извращенки как ваша дочь и сбивают с толку девочек?

– Откуда вы знаете, кто из них кого соблазнил?

– Как вы её воспитывали? Вы что, считаете, что это нормально?

– Да не считаю я, что это нормально! Но чтобы не потерять дочь я вынужден с этим мириться.

– Значит, вы согласны, что это неправильно?

– Согласен. И жена согласна. Но что мы можем сделать?

– Их нужно отправить лечиться. Я уже узнавал. К психотерапевту. И они обе смогут вернуться к нормальной жизни.

– Вы уверены, что это поможет?

– Мы должны хотя бы попытаться. Помочь нашим детям… Кто сможет это сделать кроме нас?

– А какие методы лечения у этого врача?

Тон разговора снизился. На глазах у Лёки и Лизы их родители обсуждали способы и методы лечения любви. Лена кипела. Её зубы сжались до такой степени, что казалось – еще немного и они раскрошатся в порошок. Лиза мертвой хваткой вцепилась в её плечо. На глазах выступили слёзы.

– А как вы думаете, может, нам всем вместе сходить к этому специалисту? – спросил Лёкин папа и плотина прорвалась.

Лена рывком поднялась из кресла, вспыхнули глаза, загорелись ледяным огнем и от резкого пинка ноги опрокинулся журнальный столик.

– Вашу мать! – почти заревела девушка. – Какого черта вы тут обсуждаете? Это МОЯ жизнь. Моя и Лизина. Пошли вы все к черту с вашими советами! Мы будем жить так, как решим сами! Какого хрена вы пытаетесь слепить из нас? Мама! Ты мать мне или кто? Ты не желаешь мне счастья? Какого черта ты хочешь из меня сделать? Собственный слепок? Отец! Ты же понимал. Ты же был на моей стороне. Какого черта?

– Леночка, подожди, дай сказать, – успокаивающе пробормотала ошарашенная Надежда Андреевна. Она услышала в голосе дочери то, чего никогда не слышала раньше – неприкрытую ярость и ненависть. Но Лёку было уже не остановить.

– Вы уже достаточно сказали! Кто вы такие, чтобы решать, что правильно, а что нет? – девушка уже почти кричала. – Кто вы такие, чтобы диктовать мне, как жить? Это МОЙ выбор. Это МОЯ жизнь, вашу мать! Я не робот, я не могу приказать себе, кого любить и с кем быть рядом. Ты до хрена нашла счастье рядом с отцом, мама? Думаешь, я не знаю, что вы вместе только потому, что привыкли друг к другу за столько лет? Думаешь, я не знаю, что вы поженились только потому что ты, мама, залетела? Какого хрена я должна жить с мужиком, который всю жизнь будет мне чужим? Вы часто говорите о том, что главная свобода каждого человека – это возможность самому делать выбор и принимать решение. Так какого черта вы хотите лишить меня этого права? А если вас отправить к врачу лечиться от гетеросексуальности? Как вам это понравится?

– Гетеросексуальность – это нормально! – возразила срывающимся голосом Тамара Федоровна. На неё тоже произвела впечатление пламенность в Лёкином голосе. Остальные вообще молчали, ошарашенные.

– Вы Бог? Вы что, Бог, вашу мать? Откуда вы знаете, что нормально, а что нет? Вы так решили потому что вам с детства внушали, что девочка должна любить мальчика. А если всё не так на самом деле? А если Бог создал женщин для женщин и большинство заблуждается?

– Большинство заблуждаться не может!

– Да что вы? Значит, когда большинство в мире думало, что сифилис – это приговор, они были правы? Значит, сифилитикам оставалось только расставаться с жизнью добровольно, чтобы не затруднять общественное мнение?

– Не путай! – взревел Петр Игнатьевич. – Это разные вещи!

– Да ни хрена это не разные вещи! Ваше большинство может идти в задницу, а я всё равно буду жить так, как хочу! Так, как хочу Я, а не кто-либо еще! И мои ошибки будут именно моими, ясно? Лечить меня вздумали? Значит, я опасность для общества? Ну хотите, я пойду вены себе вскрою? Этого добиваетесь?!

– Ленка, хватит, – сквозь слёзы попросила Лиза.

– Да ни хрена не хватит! – закричала в ответ Лёка. – Как ты не понимаешь, что они пытаются сделать из нас себя! А так никогда не будет, слышите? Я не буду жить черт знает с кем только потому, что так надо. Мне наплевать на ваше большинство, на общество и всё остальное. Для себя я нормальная. А на ваше мнение мне плевать, ясно?

– Ясно, – голос Бориса Сергеевича перекрыл голос дочери, – Мне неясно одно – ты ни разу не сказала, что любишь Лизу. Это так?

– Нет! – выплюнула Лёка. – Нет, я её не люблю. Но я влюблена, мне тепло рядом с ней, и этого достаточно.

– О чём ты тогда говоришь? – укоризненно кивнул мужчина. – Ты не любишь её даже. О какой свободе выбора идет речь?

– О самой обычной…

– Хватит, – прошептала Лиза и неожиданно все смолкли, – Хватит, я прошу вас. Уходите все отсюда. Я больше не могу. Хватит.

– Детка, я…

– Ты всё сказала! – Лиза оттолкнула протянутую Лёкину руку, спряталась в угол комнаты и тоже закричала. – Хватит! Слышите? Уходите все! Оставьте нас в покое! Мы сами разберемся! Во всем! Мама, папа… Если я вас такая не устраиваю – значит, прощайте. Не будет Лёки – будет другая женщина. Мужчины не будет. Не нравится – значит вон! Насовсем! Не смейте превращать мою жизнь в кошмар… Не смейте… Не смейте…

Лиза обхватила свои плечи руками и, плача, сползла вниз на пол. Лёка озверела. Обернулась к родителям и гостям, склонила голову, сверкнула глазами:

– Довольны, мать вашу? Уходите. Вон из моего дома. Все.

– Лена…

– Вон, – выплюнула, – Все вон.

Расширенные от гнева Лёкины глаза закончили разговор. Все четверо быстро собрались и ушли, пообещав еще вернуться к этому разговору. Лена с грохотом захлопнула за ними дверь и метнулась в комнату. В её груди клокотал гнев и ярость. И она впервые в жизни искренне жалела, что эти люди – родственники. Что нельзя ударить их и сбить эту спесь и уверенность в своей правоте.

Лиза сидела на полу, прижавшись щекой к стене и горько плакала. Лена присела на корточки рядом и протянула руку.

Рывок – и её рука оказалась отброшена резким ударом.

– Детка… Ты что? – прошептала Лёка удивленно.

– Иди к черту! – выплюнула Лиза. – И не смей называть меня так больше. Иди к черту. Навсегда!

Лёкины ладони сжались в кулаки. Она помедлила секунду, справляясь с гневом, а потом рывком поднялась на ноги, схватила куртку и выскочила из квартиры. Вслед ей летели сдавленные Лизины рыдания.


Лена вернулась домой только следующим вечером. Прошла, не разуваясь, прямо на кухню. Посмотрела на сидящую за столом зареванную Лизу. Вздохнула. Тяжело присела напротив.

– Это конец? – спросила просто.

– Да, – кивнула девушка.

– Почему?

– Потому что я так больше не могу. Вчера на секунду я почувствовала, что ненавижу тебя. Я не могу больше бороться твоим детством, Лена. Ты ребенок еще. Я не могу так больше.

– Значит, я слишком маленькая для тебя? – сверкнула глазами Лёка.

– Да. Ты импульсивна, ты совершаешь поступки не задумываясь о последствиях. Ты оскорбляешь людей. Унижаешь. Ты эгоистка.

– Понятно, – кивнула сумрачно и, сжав губы, доверху застегнула молнию на куртке, – И ты больше не любишь меня?

– Люблю. Но я так больше не могу. Я устала от тебя. От твоей неразумности. От твоей лжи.

– В чем я тебе лгала? – процедила.

– Во многом, – вздохнула Лиза, – Ты говорила, что любишь, не любя. Ты изменяла. Этого достаточно.

– Когда я тебе изменяла? – вскинулась Лёка возмущенно.

– Со Светой. Или это не измена?

Это было словно удар под дых. Будничность Лизиного голоса сказала Лене то, чего не сказала бы и сотня слов. Бесполезно было бы что-то доказывать и в чем-то убеждать.

– Откуда ты знаешь? – спросила отрывисто.

– Я давно знаю. Она позвонила мне на следующий же день после того, как это произошло. И в подробностях рассказала, как ты занималась с ней любовью.

– Почему ты не прогнала меня раньше? – сердце сжалось и заколотилось быстро-быстро.

– Не знаю. Наверное, потому что я дура. Ты вчера оскорбила всех, Лена. Меня, твоих родителей, моих. Ты сделала это не потому что НАС обидели. А потому что задели ТЕБЯ. Ты. Ты. Только ты. Всегда и во всем – только ты. Я устала. Я больше так не могу.