Лиза затихла, тщетно борясь со слезами. Её аргументы иссякли, а в сердце, вопреки воле, поднималась волной пьянящая, восхитительная радость. Преступная и неправильная, но всё-таки радость.

– Лёшик… – прошептала она, не выдержав и ненавидя себя за этот вопрос. – А она… Как она отреагировала на твое предложение?

– Она была рада, – помедлив, ответил Алексей и улыбнулся через силу, – Очень рада, Лизонька. Очень.


Лёша уехал сразу после того, как Лиза успокоилась и перестала всхлипывать. Внешне он был абсолютно спокойным и расслабленным – только сжатые крепко пальцы выдавали напряжение.

Едва захлопнув за мужем дверь, Лиза с силой зажала рот обеими ладонями. Она боялась закричать и разорваться от переполняющих эмоций. С одной стороны – чувство вины. С другой – радость. С третьей – снова вина.

– Успокойся, – скомандовала она сама себе, – Немедленно возьми себя в руки. Выпей пустырника и… обед приготовь, чтоли.

Идея оказалась вполне здравой. Действительно, чем еще может успокоить себя молодая беременная женщина? Только хлопотами по домашнему хозяйству.

Через час в разогретой духовке уже весело подрумянивался пирог, а на плите булькал пузырями наваристый куриный бульон. Лиза острым ножом нарезала помидоры, улыбаясь яркому зимнему солнцу, проникающему через прозрачный тюль на окнах.

Звонок в дверь раздался так громко в тишине полупустой квартиры, что Лиза вздрогнула и уронила нож на пол.

Инна? Лёша вернулся? Соседка зашла одолжить немного муки? Грабители? Работники социальной службы?

Звонок повторился, на этот раз еще более настойчивый.

– Старая параноидальная дура, – обругала себя Лиза и пошла открывать дверь. По дороге подскочила к зеркалу и нервными движениями поправила на висках пряди волос, – Курица… Ненакрашенная. Курица.

Звонок прозвенел третий раз. Лиза замерла перед дверью и попыталась несколькими глубокими вдохами успокоить всполошившееся сердце. Одернула на себе халат. Пригладила волосы. Нервно облизнула пересохшие губы. И, наконец, открыла.

– Ломакина, ты охренела?

Ураган из коричневой шубки, черных волос и кокетливых сапожек на шпильках обрушился на удивленную Лизу и пронесся чуть дальше – к вешалке.

– Звоню-звоню, ты не открываешь, я уж было подумала, что вы с Лёшкой совершили акт двойного самоубийства.

Пока Кристина раздевалась и, возмущаясь, расчесывала растрепанные волосы, Лиза стояла, прислонившись к стене и поддерживая руками живот. Она была рада подруге, но, положа руку на сердце, на её месте хотелось видеть сейчас совсем другого человека.

– Ну что смотришь, Ломакина? Я, конечно, понимаю, что ты ждала в гости Папу Римского, но, может быть, моя скромная особа заслуживает хотя бы банального «здравствуйте»?

– Прости, Крысь, – отмерла Лиза, – Я настолько тебе обрадовалась, что даже дар речи потеряла…

– Врешь ты всё, – засмеялась Кристина, – Сознавайся, кого ждала? Любовника?

Не в бровь, а в глаз, как говорится. По вытянувшемуся и испуганному лицу Лизы сразу стало понятно, что Кристина угадала. Или почти угадала.

– Ломакина… – странно серьезным голосом протянула она. – Пошли-ка, девочка моя, на кухню. Я чувствую, твои новости мне лучше будет слушать сидя.

Пока Лиза доставала приборы и разливала по тарелкам суп, Кристина напряженным взглядом обводила некогда уютную, а теперь по-странному изменившуюся кухню. Нет, здесь по-прежнему царил идеальный порядок, но тем не менее за ним не стояло чего-то самого главного. Души, наверное.

Обед прошел спокойно и тихо. Кристина молча ела суп, откусывала маленькими кусочками хлеб и слушала Лизу. А та, забыв о еде, рассказывала. То равнодушно-отстраненно, то истерически-радостно.

– И тогда я ей позвонила и сказала, что нам не надо больше видеться. Я и раньше понимала, что совершаю подлость, но тут стало совсем страшно – вдруг не смогу с собой справиться? А она… Знаешь, она просто согласилась. Ничего не возражала, не спрашивала – давала понять, что решать мне, а она поддержит любое решение.

На мгновение Лиза застыла, черты её лица разгладились и приняли мечтательное выражение. Но только на долю секунды. Мимолетом счастье, и вдруг снова – равнодушие.

– В тот раз меня хватило на два дня. И то потому, что это были выходные и я, даже если бы поехала на работу, не смогла бы её там застать. А в понедельник проснулась и как будто с ума сошла. В офис приехала к шести утра, села на стул у её кабинета и ждала. А когда она пришла наконец… Видела бы ты её, Крысь! Шла по коридору такая суровая конторная служащая, у которой ко всему прочему были тяжелые выходные, и вдруг – раз! – и превратилась в молоденькую девочку, счастливую и не верящую своему счастью. Она даже извинений моих слушать не стала. Я распиналась там, что-то говорила, а она улыбалась и – уверена! – ни одного моего слова не слышала. Мы потом еще не раз расставались… Таким же образом. Я говорила: «Всё, нам нельзя больше видеться», она соглашалась, я выдерживала день-два и всё возвращалось на свои места. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Что я полная дура и ломаю свою жизнь. Может ты и права, но это… это неконтролируемо, понимаешь? Стоит мне о ней просто подумать – и всё остальное становится неважным. Она всё собой заслонила.

– Даже ребенка?

Голос Кристины прозвучал резко и осуждающе. Лиза даже сжалась немного под его напором.

– Нет! Нет, Крысь. Дашу не заслонила. Даша на первом месте всегда.

– Что-то не похоже.

Кристина кусочком хлеба собрала с тарелки остатки салатного соуса, отложила в сторону вилку и, упершись локтями об стол, исподлобья посмотрела на подругу.

– Послушай, Ломакина, ты мне уже полчаса рассказываешь о том, какая твоя Инна прекрасная и чудесная, но я еще ни слова не услышала о твоем муже и твоем ребенке. Отсюда я делаю вывод, что эта красавица действительно заслонила собой всё, и в первую очередь твои мозги. Ты соображаешь, что делаешь? От Лёшки хочешь уйти – валяй, дело твое. А вот ребенку вредить не смей.

– Я ему не врежу, – вскинулась Лиза.

– Да что ты? Полагаешь, вся эта нервотрепка пойдет ему на пользу? Ты же последние месяцы живешь как зомби – из тумана в туман перемещаешься. Дергаешься, страдаешь, ревешь, в конце концов. А потом что? По поликлиникам с Дашей бегать будешь? Что-то я сильно сомневаюсь, что твоя драгоценная Инна будет тебя сопровождать.

– Ты ошибаешься!

– И что? Девочка моя, мы говорим о здоровье твоего ребенка. Очнись ты, наконец! В любовь поиграть захотелось? Не могла подождать, пока родишь?

– Как будто это от меня зависит, – горько прошептала Лиза и отвернулась.

Несколько минут Кристина молча смотрела на побледневшую женщину, сидящую рядом с ней. Её сердце дергалось от жалости в болезненном ритме, а руки сами рвались утешить, погладить по голове, но при этом она понимала, что молчанием и сочувствием сейчас не поможешь.

Бедная девочка. Недолюбленная в детстве родителями. Изломанная Лёкой. Так долго отрицающая свою суть, и так долго с нею борющаяся. Кристина давно поняла, что если бы не Лизины родители – возможно, всё сложилось бы совершенно иначе. С самого детства Лизавета постоянно была вынуждена «держать марку». Отличница в школе, прекрасная спортсменка, вежливая, опрятная, никогда не обманывающая. Друзья – только те, которые нравятся маме и папе. Платья – только выбранные всей семьей. Книги – только правильные и сеющие «вечное». Медаль – только золотая. Диплом – только красный. Молодой человек – только после знакомства с родителями.

Не всякий выдержит такую жизнь. А Лиза – выдерживала. Слишком рано ей объяснили, что любовь родителей нужно заслужить. Вот она и старалась. Да только вот беда – мама с папой почему-то воспринимали её старания как должное. Хорошо учишься? Чудесно. Но не жди за это похвалы – ведь все дети обязаны хорошо учиться. Не пользуешься косметикой? Прекрасно. Но что тут особенного? Красота девушки – в естественности. Перестала дружить с Павликом? И правильно. Мама давно тебе говорила, что он – разгильдяй и угроза для общества.

Зато на наказания родители не скупились. Они никогда не были сторонниками физической расправы, но вот унизить морально были большими мастерами.

Естественно, после всего этого Лиза была свято уверена, что её нельзя любить. Потому что не за что. Потому что, сколько бы она ни старалась – всё равно не могла достичь той планки, что установили однажды мама и папа.

И вот когда уже казалось, что ничего не изменится, и состояние «недотягивающего урода» останется с ней на всю жизнь, Лиза встретила Лёку. А той даже делать особенно ничего не пришлось. Окружить вниманием, увлечь обаянием, сделать пару комплиментов – и всё, мир у ваших ног. А вместе с ним и удивленная, влюбленная и удивительно счастливая Лиза.

Кристину порой интересовали две вещи: что бы было, если бы на месте Лёки оказался парень, и почему Лиза смогла, пройдя через все перипетии родительского воспитания, остаться открытым, добрым и теплым человеком?

Если второй вопрос до сих пор оставался загадкой, то ответ на первый со временем стал ясным. Ни один парень не смог бы сделать того, что сделала Лена. Просто потому, что мужчинам иногда тяжело понять женскую душу, и многое в ней им до конца остается недоступным. Только женщина могла интуитивно почувствовать, что Лизе нужно только одно: чтобы её хвалили. Чтобы признавали. Чтобы подчеркивали её достоинства и не обращали внимания на недостатки. И Лёка своим полузвериным чутьем это четко уловила. И всего за несколько месяцев изменила Лизину жизнь.

– Лиз, скажи, ты всё-таки лесбиянка, верно? – спросила вдруг Кристина, выныривая из своих мыслей.

– Наверное, – Лиза вытерла влажные глаза и коснулась ладонью руки подруги, – Крысь, я не знаю. Я любила Лену. Я влюблена в Инну. Я люблю Лёшку, но люблю иначе. Как друга. Как брата. Не знаю…