Восемнадцатилетняя красавица, мирно спавшая рядом, очень мало напоминала ту девчушку с чумазым личиком и длинными черными косичками, с которой ему случалось лежать рядом во время привалов. Коул залюбовался ее нежной кожей, сметанно-белой, черными бровями вразлет. Ее длинные черные ресницы касались румяных щек. Коул вдруг почувствовал неодолимое желание провести ей пальцем по носу – от переносицы до вздернутого кончика, чтобы ощутить неповторимость его линии.

Ее губы были цвета зрелой, сочной малины. Он хорошо помнил их вкус. С тех пор, как он впервые поцеловал ее два года назад, они провели вместе немало часов, заполненных поцелуями и ласками, изучением друг друга, но он ни разу не перешел ту грань, за которой бы он не смог справиться со своим желанием, благо опыт помогал ему не заходить слишком далеко.

Он вдруг почувствовал, как изголодался по ее губам, и, будучи не в силах побороть искушение, склонился над ней и нежно коснулся ее губ.

Эллисон пошевелилась во сне, слегка прогнув спину, от чего приподнялась ее упругая грудь, и у него перехватило дыхание. Как прекрасны были ее черные блестящие волосы, тонкая талия, изящные линии бедра и точеные ножки с узкими лодыжками. Желание обожгло его.

Целуя Эллисон во второй раз, Коул почувствовал, что теряет голову. Не открывая глаз, она привлекла его к себе, и Коул с жаром откликнулся на ее ласку. Вырвавшийся из ее груди томный вздох он прервал страстным поцелуем. Ему не хватало воздуха, но как только он чуть-чуть ослабил объятия, Эллисон открыла глаза, смотревшие черной бездной, в которой, казалось, обитает ее душа.

– О, Коул. Я так соскучилась по тебе, – прошептала она, нежно касаясь пальцами его груди. Он вздрагивал от каждого ее прикосновения. – Ты замерз?

– Наоборот, я вот-вот вспыхну от перегрева, – ответил он. Она улыбнулась:

– Ну-ка, посмотрим…

Оба они понимали, что сегодня шутками им не отделаться. Детство кончилось.

Просунув руку под кофточку, Коул расстегнул на ней лифчик. Руке, ласкающей ее грудь, передавались гулкие удары ее сердца. Ее дыхание было прерывистым и учащенным.

Когда она потянулась к молнии на его джинсах, Коул замер.

– Эллисон, ты уверена?

Она прижимала его голову к своей груди.

– Больше, чем когда бы то ни было.

Слов больше не было. В одно мгновение они освободились от одежды. Эллисон губами и руками изучала каждый кусочек его тела. Она была податлива как ртуть и, тонко улавливая, откликалась на все его желания.

Когда он оказался между ее колен, она подняла на него горящие глаза. Казалось, все ее лицо светилось ожиданием. Она сомкнула над ним ноги в кольцо.

Коул почувствовал, как она вздрогнула всем телом в ответ на его первую попытку, и он инстинктивно отпрянул, но она приподняла бедра и так крепко прижалась к нему, что назад для него пути не было…

Коул впервые почувствовал, какое это счастье – слиться воедино с самым любимым на свете существом. Она принадлежит ему, и только ему, и душой и телом.

Они двигались в едином порыве страсти, забыв обо всем на свете, до самого последнего мгновения, увенчавшего их восторг и сострадание, боль и нежность, обозначившего конец и в то же время начало чего-то совершенно нового.

На несколько мгновений он вознесся на самую вершину наслаждения. И забыл о своей боли. Но лишь на несколько мгновений.

Вернувшись в реальный мир, он снова оказался один на один со своим горем.

Коул в изнеможении откатился в сторону, но она не отпустила его и притулилась рядом. Внезапно слезы потоком хлынули из глаз Коула. Он был не в силах сдержать их.

Его глубокие судорожные рыдания нарушили тишину уединенного уголка. Эллисон не выпускала Коула из объятий, стремясь разделить с ним его горе единственным доступным ей способом.

Спустились сумерки, когда Коул почувствовал, что надо взять себя в руки. Он посмотрел на Эллисон, лежащую в его объятиях, и прошептал:

– Извини, дорогая. Извини. Я не должен был…

Она приложила ладонь к его губам.

– Тес. Ничего не говори. И даже не думай об этом. Нам обоим это было нужно. Именно сегодня. Все хорошо.

– Но я же обещал, что мы подождем. А теперь…

– Я знаю. Но ведь случилось такое… Все изменилось.

Невыносимая боль, поселившаяся в его груди после звонка тети Летти, слегка отпустила. Он мог дышать, он мог жить дальше.

– О, Эллисон, я так тебя люблю.

– И я тебя тоже.

– Ты мой самый лучший друг. Наверное, без тебя я бы не пережил всего этого.

– Тебе и не надо ничего переживать без меня. Я всегда буду рядом. Когда ты будешь приезжать домой.

Они помогали друг другу одеться, сопровождая каждый жест нежными прикосновениями и поцелуями.

– Нам, наверное, надо договориться о женитьбе, пока я не уехал. У нас в колледже много семейных. Ведь ты же уедешь в свою школу в мае. Так что не стоит тянуть.

Она улыбнулась.

– Давай обсудим это, когда ты приедешь на Рождество. Хорошо? Сейчас не время строить планы.

– Но я хочу, чтобы ты была со мной, Эллисон. Ты мне нужна.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Мы поговорим об этом на Рождество. Они оседлали мерина. Эллисон села впереди. И поехали домой. Как будто ничего не изменилось, но Коул знал, что изменился он. Он знал, что ему делать, они с Эллисон должны пожениться на следующее лето. И ничто не может этому помешать.

Когда он вернулся в колледж после похорон родителей, ему и в голову не могло прийти, что в следующий раз он ее увидит только много лет спустя…

Сидя в затемненном углу в кресле реанимационной палаты, откуда он мог наблюдать за братом, и видеть, как работают подключенные к нему медицинские приборы, Коул глубоко погрузился в воспоминания.

Он отправил Коди отсыпаться в близлежащий мотель, хотя сомневался, что его упрямый братец так и сделает. Правда, это можно было проверить по телефону. Коул пообещал Коди, что тоже отдохнет. Но в его голове вертелось слишком много мыслей и воспоминаний.

Операция прошла успешно, левая рука и левая нога Кэмерона были в гипсе, а нога еще и на вытяжке. Видимо, спас ему жизнь ремень безопасности, но из-за него же произошли внутренние повреждения. Несколько часов во время операции ушло на проверку всех органов, и в результате пришлось удалить селезенку. Неподвижно лежащий Кэмерон был опутан множеством трубочек, входящих и выходящих из тела. Временами Коул не мог понять – поднимается его грудь или нет, настолько тихим было дыхание.

– Кэмерон, не умирай, – шептал он. – Будь с нами. Я не могу и тебя потерять. Все вокруг меня умирают. Не оставляй меня.

Коул откинулся на спинку кресла. Ему хотелось, чтобы, когда Кэмерон придет в себя, кто-то из семьи был рядом с ним. Иначе у Кэмерона возникнет куча вопросов, заглушенных забытьем, в котором он пребывал под влиянием сильных обезболивающих.

Коул зажмурился, чтобы справиться с жжением в глазах, возникшим от бессонных ночей. Мейсон, Техас. Эллисон жила в Мейсоне. Они с сыном находились в ста милях от его дома в Остине, а он даже не догадывался об этом.

Мальчик что-то сказал о дедушке, умершем перед тем, как он родился. Как такое могло случиться? Коул помнил Тони энергичным, сильным мужчиной. Коул был страшно раздосадован, узнав от тети Летти, что Тони, получив свою часть по завещанию отца, тут же уволился. Он якобы заявил, что при деньгах ему незачем на кого-то работать, и поэтому он покупает себе кусок земли в Колорадо и переселяется туда.

Когда Коул приехал в тот год домой на Рождество, ни Тони, ни Эллисон на ранчо уже не было.

Неужели Коллоуэи значили для Альваресов так мало, что им было плевать на оставшихся членов семьи? Как мог Тони уехать, зная, что отец Коула всегда полагался на него?

Коул до сих пор помнил боль, которую они причинили ему тогда своим бегством. Может быть, поэтому Эллисон не хотела тогда говорить с ним о свадьбе? Неужели она заранее знала, что они уедут? Почему она решила поставить крест на восемнадцати годах своей жизни и дать зарок никогда не оглядываться назад?

Ее исчезновение стало еще одной потерей, которую Коулу пришлось пережить. Теперь, пятнадцать лет спустя, ее поступок воспринимался им, как еще большее предательство. Ведь она ждала ребенка и скрыла это от него.

Тихий стон прервал мысли Коула. Он вскочил и подбежал к Кэмерону. Тот слегка приоткрыл глаза, его ресницы подрагивали.

Коул взял брата за руку.

– Я здесь, Кэм. Все хорошо. Ты меня слышишь?

Его голос сел от волнения.

– Ты справишься. Я буду рядом с тобой. Кэмерон посмотрел на брата.

– Коул?

– Да, Кэм, это я.

Кэмерон снова закрыл глаза и затих. Коул пошел в комнату медсестры.

– Мой брат произнес мое имя. Он меня узнал.

Сестра, улыбнувшись, встала.

– Хорошая новость. Пойду посмотрю. Коул поспешил за ней в палату. Проверив показания приборов и поправив капельницу, сестра заключила:

– Похоже, он теперь отдыхает. Ваше присутствие придало ему сил.

– Боже, я так надеюсь!

– А почему бы вам самому теперь немного не отдохнуть, мистер Коллоуэи? Вы выглядите не намного лучше, чем ваш брат.

У Коула от радости перехватило дыхание. С Кэмероном все обойдется. Он назвал Коула по имени, он узнал его. Кэм не умрет!

Коул пошел по коридору к выходу. Из открывшейся двери лифта к нему шагнул Коди.

– Ну как он? Коул улыбнулся.

– На короткое время он пришел в себя и даже узнал меня.

– Здорово. – Коди засунул руку в карман и вынул ключи. – Вот. Я взял номер, это рядом. Ради Бога, иди поешь и поспи. Ты выглядишь как на смертном одре.

– Спасибо за комплимент.

– Ты понимаешь, о чем я. Ты пережил два крупных потрясения, старик. Дай себе передышку.

– А ты связался с родителями Андреа?

– Да. Они сделали все необходимое для похорон. Погребение завтра. Они не намерены откладывать.

– Это правильное решение. Камерон все равно так скоро не поправится. Коди дотронулся до руки Коула.