— Нет! — взвизгнула миссис Грин. — Я ничего тебе не говорила! Я обещала молчать, чтобы это был сюрприз, ведь Рэнди сам тебе позвонит.

— Спасибо, мама, за доверие, — усмехнулась Брук. — Значит, ты и Рэнди все рассказываешь, когда клянешься хранить мои секреты?

— Что ты, нет, конечно! Разве что самые интересные…

— Пламенное мерси.

— Целую тебя, детка. Помни, не проговорись!

— Обещаю и торжественно клянусь.

Нажав отбой, Брук посмотрела на часы. Без пяти пять. Следующая консультация через четыре минуты. Она знала, что не стоит тратить драгоценное время на звонок, но искушение было слишком велико.

Набрав номер, она с опозданием вспомнила, что Рэнди мог задержаться после занятий — он тренировал детскую футбольную команду, но брат сразу взял трубку.

— Привет, Брук, что стряслось?

— Это ты обо мне? Ничего абсолютно, полная тишина. Вот у тебя стряслось так стряслось. Можно сказать, ты сам устроил себе потрясение!

— О Иисусе, я сказал ей восемь минут назад, и она поклялась мне жизнью, что я лично смогу тебя обрадовать!

— Ну а я поклялась не выдавать тебе, что она проговорилась мне. Выходит, теперь все равно. Ну что, поздравляю, братик!

— Спасибо. Мы оба ужасно рады. Никак не придем в себя — это произошло куда быстрее, чем мы ожидали, но какая радость!

Брук даже дышать перестала:

— То есть как это — быстрее? Вы что, планировали рождение ребенка?

Рэнди рассмеялся. Брук слышала, как он сказал кому-то — ученику, должно быть, — чтобы минуту подождал, и ответил:

— Ну да. В прошлом месяце Мишель перестала принимать противозачаточные средства. Врач считал, что цикл у нее восстановится месяца через два и только потом можно будет сказать, возможна ли беременность в ее возрасте. Мы и не представляли, что это может произойти сразу.

Брук просто ушам не верила, слушая, как старший брат, закоренелый холостяк, уставивший дом футбольными кубками и выделивший столу для пула больше места, чем встроенной кухоньке, распространяется о восстановлении цикла, противозачаточных таблетках и мнении гинеколога. Вообще-то подобного торжественного объявления скорее можно было ждать от Брук с Джулианом…

— Вау! Что еще сказать, кроме «вау»…

Прибавить действительно было нечего. Брук боялась, что Рэнди услышит, как у нее дрожит голос, и неправильно истолкует ее реакцию.

От волнения за брата она чувствовала комок в горле. Рэнди давно был самостоятельным и казался вполне довольным жизнью, но Брук беспокоило его одиночество. Он жил в пригороде, населенном в основном молодыми семьями, все его университетские товарищи давно обзавелись детьми, и оставалось только гадать, хочется ему перемен или его все устраивает. Радость в его голосе подтверждала: он страстно мечтал о семье. Растроганная Брук чуть не заплакала.

— Да, это здорово! Первым делом научу его подавать пас. Куплю ему детский футбольный мяч из настоящей кожи — никакого нерфовского[6] дерьма для моего мальчика, пусть парень вырастет настоящим футболистом!

Брук рассмеялась:

— То есть возможность рождения девочки ты даже не рассматриваешь?

— В нашей школе три беременных учительницы, и уже известно, что у всех будут мальчики!

— Интересное совпадение, но ты же понимаешь — даже если вы вместе работаете, ваши дети, по теории вероятности, не обязательно будут одного пола.

— Поживем — увидим.

Она снова засмеялась:

— Значит, решили выяснить? Или еще слишком рано?

— Я и так знаю, что у нас будет мальчик, и не вижу необходимости в УЗИ, а Мишель хочет сюрприза, поэтому мы решили подождать.

— Прикольно. И долго ждать?

— До двадцать пятого октября. Малыш родится на Хэллоуин. Он будет везучим!

— Скорее всего, — согласилась Брук. — Сейчас запишу в календарь. Двадцать пятого октября я стану тетушкой.

— Слушай, сестренка, а вы-то с Джулианом что? Нашему не повредит обзавестись двоюродными братьями, близкими по возрасту. Когда обрадуете?

Зная, что Рэнди непросто было решиться на такой личный вопрос, Брук не стала ему сразу грубить, но возмущенно подумала, что братец все же обнаглел. Когда они с Джулианом поженились, ей было двадцать пять, ему — двадцать семь, и она привыкла думать, что к тридцати обязательно родит. Однако ей уже за тридцать, но ничего не изменилось. Она несколько раз начинала разговор на эту тему, стараясь не давить, но получала одни и те же ни к чему не обязывающие ответы: «когда-нибудь» ребенок обязательно появится, и это будет здорово, а пока нужно заниматься карьерой. И хотя Брук очень хотела ребенка — вообще ничего другого не хотела, особенно теперь, после новости Рэнди, — она скрепя сердце согласилась с «генеральной линией» Джулиана.

— Как только, так сразу, — весело бросила она, стараясь не выдать своего напряжения. — Сейчас время неподходящее. Работы знаешь сколько?

— Конечно, знаю, — подхватил Рэнди, и Брук не поняла, искренне ли он говорит. — Вы заняты тем, что для вас важнее.

— Да, и поэтому тоже… Ох, слушай, у меня перерыв закончился, я уже опоздала на консультацию.

— Ладно, беги работай, спасибо за звонок и за поздравления.

— Ты что, это тебе спасибо за прекрасную новость! Ты мне поднял настроение на целый день, да что там, на целый месяц! Я так за вас рада! Вечером еще и Мишель поздравлю.

Повесив трубку, Брук помчалась обратно в отделение, на бегу недоверчиво качая головой. Наверное, она выглядела слегка тронутой, но в больнице этим мало кого удивишь. Надо же, Рэнди — будущий отец!

Она хотела тут же позвонить Джулиану, но в последнее время он ходил такой дерганый, да и времени не было. Второй диетолог взяла отпуск, а утро, как нарочно, выдалось напряженное — по необъяснимой причине рожениц поступило почти вдвое больше обычного, и Брук за день не присела. В принципе это было даже хорошо: чем больше двигаешься, тем меньше думаешь об усталости. Она вообще любила авралы, хотя и сетовала на них Джулиану и матери, и была просто влюблена в свою работу: удивительно непохожие пациентки с самыми разными судьбами попадают в больницу по самым разным причинам, но всем нужен специалист, чтобы подобрать подходящую диету.

Кофеин сделал свое дело — последние три консультации она провела с подъемом. Брук едва успела сменить спецодежду на джинсы и свитер, когда одна из ее коллег, Ребекка, заглянув в раздевалку, сказала, что ее вызывают к начальству.

— Сейчас? — расстроен но спросила Брук, переживая, что долгожданный свободный вечер может быть испорчен.

Вторник и четверг были священными днями, когда после больницы ей не приходилось бежать на вторую работу — консультанта-диетолога в Хантли, элитной частной школе для девочек в Верхнем Ист-Сайде. Родители одной из выпускниц, которая умерла в двадцать лет от анорексии, основали фонд для экспериментальной программы, чтобы прямо в стенах учебного заведения двадцать часов в неделю специалист консультировал учащихся по вопросам здорового питания. Брук была уже вторым специалистом, привлеченным к участию в новой программе, и хотя вначале она воспринимала консультации в Хантли только как подработку, постепенно привязалась к девочкам. От их раздражительности, бестактности, одержимости похуданием у Брук порой опускались руки, но она напоминала себе, что юные пациентки попросту беззащитны. Кроме того, работа в Хантли давала ей опыт работы с подростками, которого у нее не было.

По вторникам и четвергам она работала с девяти до шести. Оставшиеся три рабочих дня Брук приходила в Лэнгдон в семь и заканчивала смену в три, а затем двумя электричками и автобусом добиралась на другой конец города в Хантли, где консультировала учениц — а порой и родителей — до девятнадцати ноль-ноль. Как бы рано она ни ложилась и сколько бы кофе ни пила утром, ей постоянно хотелось спать. Работа отнимала все силы, но Брук рассчитывала продержаться еще год: потом она сможет открыть кабинет по подбору правильного питания беременным и кормящим. О собственной практике Брук мечтала с самого окончания колледжа и ради этого усердно трудилась со дня получения диплома.

Ребекка сочувственно кивнула:

— Она просила тебя зайти перед уходом.

Брук, побросав вещи в сумку, устремилась обратно на пятый этаж.

— Маргарет, Ребекка сказала, вы хотели меня видеть, — произнесла она, постучав в открытую дверь кабинета.

— Входи, входи, — сказала начальница, перебирая бумаги на столе. — Я тебя задержала, но ради хороших новостей.

Брук опустилась на стул, молча ожидая продолжения.

— Мы обработали анкеты пациентов, и я рада сообщить, что ты получила высший балл среди диетологов нашего отделения.

— Что? — изумилась Брук, не в силах поверить, что обошла шестерых коллег.

— И с большим отрывом. — Маргарет рассеянно выкрутила гигиеническую помаду и повозила по губам, не отрывая взгляда от бумаг. — Девяносто один процент пациентов оценили твои консультации как «превосходные», остальные девять — как «хорошие». Второе место занял врач, получивший отличную оценку всего восьмидесяти двух процентов пациентов.

— Вот это да! — с чувством сказала Брук, понимая, что следует вести себя скромнее, но не в силах сдержать широкую улыбку. — Какая хорошая новость, просто порадовали!

— Наверху тобой очень довольны, и этот результат не останется незамеченным. В интенсивной терапии ты продолжишь работать, но со следующей недели все твои дежурства в отделении психиатрии мы заменим на часы в неонатальном. Ты не против?

— Нет-нет-нет! По мне, так это прекрасно.

— В отделении ты по старшинству третья, но больше ни у кого нет твоего образования и опыта. По-моему, ты справишься.

Брук сияла. Наконец-то начал приносить плоды лишний год в аспирантуре, когда она занималась диетологией детей, подростков и новорожденных, и добровольный двойной срок интернатуры.