После печально известного одиннадцатого сентября прошло две недели, когда Нола предложила Брук пойти на свидание с парнем, с которым сама познакомилась на каком-то деловом мероприятии. Многие друзья и знакомые тогда либо сбежали из Нью-Йорка под благовидным предлогом навестить родных, либо спешно возобновляли старые любовные связи. Город был охвачен едким дымом и нестерпимым горем. Нола нашла себе нового парня и оставалась у него почти каждую ночь, а Брук чувствовала себя неустроенной и одинокой.

— Подбрасываешь мне кота в мешке? — холодно уточнила Брук, не отрывая глаз от монитора.

— Он прелесть, — сказала Нола, сидя рядом на коротком диванчике: они вместе смотрели по телевизору шоу «В субботу вечером». — Вряд ли вы потом поженитесь, но он достаточно красив, неглуп и сводит тебя в приличное место. Если не будешь изображать фригидную стерву, может, он даже закрутит с тобой роман.

— Нола!

— Никто тебя не заставляет! Сходи и развейся. Кстати, раз уж мы подняли эту тему, от душа и маникюра ты тоже не умрешь.

Брук машинально согнула пальцы и впервые заметила обкусанные ногти и неаккуратную кутикулу. Руки действительно выглядели ужасно.

— Это один из твоих бывших? — наконец спросила она.

Нола, презрительно фыркнув, ничего не ответила.

— Вот, значит, как? Тебе он надоел, и ты подбрасываешь его мне? — возмутилась Брук. — Нол, это гадко! И должна признаться, удивительно. Даже ты раньше так не делала.

— Успокойся, — не выдержала Нола, саркастически глядя на нее. — Я познакомилась с ним неделю назад на благотворительном вечере. Он был там с моим коллегой.

— Значит, ты все-таки с ним крутила.

— Нет! С его коллегой — да, не отрицаю…

Брук застонала и закрыла глаза.

— …Но не о том речь! Я помню, что его приятель был красив и одинок. Студент-медик, если я не путаю, но ты, по-моему, не страдаешь болезненной разборчивостью, тебе лишь бы живой был…

— Мерси, подруга.

— Ну что, пойдешь?

Брук уткнулась в компьютер.

— Если перестанешь меня понукать, я, так и быть, подумаю, — сказала она.

Вот так и вышло, что через четыре дня Брук сидела в уличном итальянском кафе на Макдугал-стрит. Трент, как и говорила Нола, оказался классным кадром — приятной внешности, чрезвычайно вежливым, прекрасно одетым и занудным до безумия. Разговор получился преснее лингуини[3] с помидорами и базиликом, которые он заказал на двоих; Трент был так серьезен, что Брук подмывало ткнуть вилкой ему в глаз. Однако когда он предложил продолжить вечер в ближайшем баре, она, сама не зная почему, согласилась.

— Правда? — переспросил он с не меньшим удивлением.

— Да, почему бы и нет?

В самом деле, подумалось ей, почему бы и нет? Других перспектив не предвиделось, даже телевизор с Нолой посмотреть не удастся. Завтра нужно было начинать пятнадцатистраничный доклад, который следовало сдать через две недели. И еще в планы Брук входили такие интереснейшие мероприятия, как стирка, посещение спортзала и четырехчасовая смена в кафе. Чего ради спешить домой?

— Отлично! У меня как раз есть на примете одно местечко. — Трент любезно настоял, что сам оплатит счет, и наконец они ушли.

Всего через два квартала Трент свернул прямо перед Брук, заставив ее остановиться, и галантно открыл ей дверь самого скандально известного нью-йоркского бара. Это было последнее место в центре Манхэттена, куда нормальный парень повел бы новую знакомую, если только он не планировал подсыпать ей рогипнола[4] и затащить в постель, но Брук только обрадовалась, что громкая музыка помешает продолжать наскучивший разговор. Она выпьет пива, может, даже две кружки, послушает хиты восьмидесятых годов из репертуара музыкального автомата и к полуночи доберется до дома, где ляжет спать — одна.

Глаза привыкли к полумраку лишь через несколько мгновений, но голос Брук узнала сразу. Всмотревшись в пианиста на эстраде, она замерла от неожиданности, настолько знакомой была картина; пальцы летали по клавишам, а исполнитель, почти касаясь губами микрофона, пел ее балладу собственного сочинения, которую она так любила: «Женщина сидит в комнате одна, / Одна в тихом доме, как в могиле, / Мужчина пересчитывает драгоценности в своей короне: / Что нельзя сберечь, измеряют в фунтах». Брук не могла сказать, сколько времени простояла в дверях, заслушавшись и забыв обо всем на свете, но, видимо, достаточно долго, потому что Трент счел нужным заметить:

— Талантище, слов нет. Пойдем, вон там есть свободные места.

Взяв Брук повыше локтя, он потянул ее за собой через толпу. Едва она успела присесть и положить сумочку на стол, как песня закончилась, и Джулиан объявил перерыв. Трент что-то говорил, перекрикивая шум бара, но Брук не слышала его, она не сводила глаз с пианиста.

Все произошло так быстро, что она не успела опомниться: Джулиан снял гармонику с электрооргана и спустя мгновение оказался возле их столика. Как всегда, он был одет в простую белую футболку, джинсы и вязаную шапочку, на этот раз баклажанового цвета; лицо и руки были чуть влажными от пота.

— Привет, рад видеть, — сказал Джулиан, хлопнув Трента по плечу.

— Взаимно! Похоже, первую часть мы пропустили. — Рядом освободился стул, и Трент подтянул его для Джулиана. — Падай, глина.

Джулиан, поколебавшись, с чуть заметной улыбкой взглянул на Брук и сел.

— Джулиан Олтер, — представился он, протягивая ей руку.

Брук хотела ответить, но ее перебил Трент:

— Господи, какой я растяпа, и кто только учил меня манерам! Джулиан, это моя, хм, это Брук. Брук…

— Грин, — улыбнулась она, радуясь, как удачно Трент подчеркнул, что они едва знакомы.

Они с Джулианом обменялись рукопожатием — странный жест в переполненном баре, но Брук не помнила себя от волнения. Она пристально смотрела на пианиста, который шутил с Трентом, прохаживаясь насчет какого-то их общего знакомого. Джулиан был всего на пару лет старше Брук, но выглядел гораздо более опытным, знающим, хотя она не могла бы точно сказать отчего. Нос у него был слишком длинным, подбородок несколько слабым, бледность стала еще заметнее сейчас, когда лето кончилось и все успели запастись сезонным витамином Д. Зеленые глаза казались невыразительными, а стоило ему улыбнуться, их окружали тонкие морщинки. Если бы Брук не слышала его песен и прекрасного голоса, заставляющего замирать зал, если бы она увидела его вот так, в вязаной шапочке и с пивом в руке в переполненном баре, то не взглянула бы на него второй раз. Но сейчас у нее сладко замирало сердце.

Приятели оживленно болтали, Брук смотрела на них, и вскоре Джулиан — а не Трент! — спохватился, что она сидит с пустыми руками.

— Позвольте угостить вас пивом, — сказал он, оглядываясь в поисках официантки.

Трент тут же вскочил:

— Я сам схожу. Мы только что пришли, у нас еще не взяли заказ. Брук, ты что будешь?

Она назвала первую пришедшую в голову марку пива. Джулиан протянул пустой бокал:

— А мне спрайт, если можно.

Когда Трент ушел, Брук запаниковала: о чем говорить с Джулианом? О чем угодно, напомнила она себе, только не о том, как она носится за ним по всему городу.

Повернувшись к ней, Джулиан улыбнулся:

— Хороший парень, правда?

Брук пожала плечами:

— Наверное. Мы только сегодня познакомились, я его почти не знаю.

— А, свидание вслепую! Ну и как, будете с ним встречаться?

— Нет, — ответила Брук, нимало не заботясь о том, как это прозвучит. Первоначальный шок никак не проходил: она едва сознавала, что говорит.

Джулиан захохотал. Не выдержав, Брук тоже прыснула.

— Но почему же? — спросил он.

Брук снова повела плечом:

— Не знаю. Он ничего, только нудный очень. — Признание вылетело, прежде чем Брук успела подумать.

Лицо Джулиана осветила широкая улыбка, настолько яркая и сияющая, что Брук забыла всякое смущение.

— Это моего-то двоюродного брата вы зовете нудным?

— О Боже, я не то хотела сказать. Он… э-э… классный, правда, только… — Чем больше она смущалась, тем больше это его забавляло.

— Да бросьте, — перебил он, положив широкую теплую ладонь на ее локоть. — Вы совершенно правы. Парень он хороший и на редкость прочный, но душой компании его не назовешь.

Повисла пауза. Брук тщетно подыскивала следующую реплику. Не важно, о чем пойдет разговор. Главное — не выказать себя глупой восторженной поклонницей.

— Я уже бывала на ваших выступлениях, — выдала она и в ужасе зажала рот ладонью.

Джулиан с удивлением посмотрел на нее:

— Правда? Где?

— В «Никсе» по четвергам.

Последняя возможность не показаться банальной уплыла безвозвратно.

— Да что вы? — Джулиан казался озадаченным, но явно был польщен.

Она молча кивнула.

— И как это вышло?

Брук хотелось солгать, что ее лучшая подруга живет неподалеку или что у них с друзьями традиция по четвергам ходить в бар, но по какой-то, не до конца ясной ей самой причине она сказала чистую правду:

— Я была в баре в Ист-Виллидже, когда отменили выступление джазового квартета и вы сыграли экспромтом. Вы мне так понравились… в смысле меня потрясло ваше выступление, и я узнала у барменши ваше имя и где вы регулярно выступаете. Я прихожу всякий раз, когда могу.

Она заставила себя поднять взгляд, уверенная, что он смотрит на нее расширенными глазами, в которых читается ужас, но вид у Джулиана оставался бесстрастным. Его молчание лишь укрепило решимость Брук кое-как заполнить образовавшуюся паузу.

— Поэтому я просто глазам не поверила, когда Трент привел меня сюда… Бывают же такие совпадения… — Брук неловко замолчала, внезапно пожалев о сказанном.

Когда она набралась смелости снова посмотреть на собеседника, тот молча покачал головой.