Амелия Грей - Прошлой ночью с герцогом

Сара растерянно захлопала ресницами и ничего не ответила.

– Так что: да или нет?

– Нет, – едва слышно сказала девушка, но уже не с гневом, а с грустью. – Но обязательно сделает, я уверена!

– А вот я почему-то нет.

Нижняя губка Сары задрожала.

Гриффин ненавидел себя за то, что довел сестру до такого состояния, так холодно разговаривал с ней, но пора ей кое-что узнать о вероломстве мужчин. Для них несколько поцелуев украдкой – сущие пустяки, а вовсе не причина просить руки у той, кого целовали.

Ламбер, конечно, женится, но только если Гриффин его принудит.

В гостиную вбежала Эсмеральда:

– Ваша светлость, леди Сара, что случилось? Я видела, как уходил мистер Ламберт.

– Мой брат настоящее чудовище! – выкрикнула девушка. – Хуже его нет никого на свете. Я больше никогда не стану с ним говорить!

Сара развернулась и вылетела из комнаты, но Гриффину было не до нее: он сверлил взглядом Эсмеральду. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, она все равно оставалась прекраснейшей из женщин, хоть и не оправдала его доверия.

– Что происходит? – повторила она с тревогой в голосе.

Похоже, она была не просто встревожена, а охвачена паникой, и у нее на это есть причина. Как можно было бросить свою подопечную?

– Будь вы там, где до́лжно, знали бы.

– Но мне пришлось уйти… из-за Джозефины.

– Именно так мне и сказали. Вы занимаетесь своей сестрой, в то время как жалованье получаете за присмотр за моими.

Она с шумом втянула воздух:

– Это не так!

– А как?

– Да, мне пришлось оставить леди Сару, но, когда я уходила, они всего лишь мирно беседовали.

Хорошо хоть, не отрицает свою вину.

– Когда я вошел, она едва не лежала в объятиях Ламберта, а платье сползло с плеча. Слава богу, я появился до того, как все могло зайти слишком далеко.

Эсмеральда тихо ахнула и непроизвольно шагнула к нему:

– Но как это могло быть?

– Это спрашиваете вы? Мы с вами оба прекрасно знаем, как быстро все может зайти слишком далеко, не так ли?

Она опустила глаза:

– Да. Но с ней… с ней все ведь в порядке?

Его жестокие слова хлестнули ее наотмашь, но она и правда была виновата: оставила Сару одну, совершенно беззащитную!

– Никто не знает, что могло произойти, появись я чуть позже. Похоже, вы ошибались относительно намерений Ламберта.

– Должно быть, так. Простите, мне не следовало отлучаться.

Она смотрела на него своими золотисто-карими глазами, полными раскаяния, боли и слез, и в нем что-то дрогнуло. Он никогда не испытывал ничего подобного, поэтому не понимал, что с ним происходит, – знал только, что ранить эту женщину не хотел.

Гриффин хотел было потянуться к ней, но гнев, который еще не угас, не позволил.

– Вашей единственной обязанностью было следить, чтобы с моими сестрами не произошло ничего подобного, – отчеканил он жестко. – Вы подвели их и подвели меня.

Эсмеральда с трудом перевела дыхание и едва слышно сказала:

– Вы правы. Простите.

– Вы посчитали, что Джозефина нуждается в вас больше, чем леди Сара?

Она вскинула подбородок:

– На тот момент – да.

– Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Она со стоном выдохнула, и Гриффин уже шагнул к ней, намереваясь обнять и утешить, но в этот момент в комнату вошел Спаркс:

– Ваша светлость, я рад, что вы дома.

– Я тоже, Спаркс. Распорядитесь, чтобы подали экипаж и отвезли мисс Свифт с сестрой домой. Вещи можете доставить завтра утром.

Дворецкий в недоумении воззрился на Эсмеральду, но она не дала ему ничего сказать, спокойно проговорив:

– Спаркс, спасибо за все, что для нас сделали.

Не глядя на Гриффина, она повернулась и вышла.

– Ваша светлость, я… – начал было Спаркс, но Гриффин взревел:

– Проклятье! Делайте как велено!

Едва дворецкий скрылся за дверью, герцог выругался и уже пожалел, что вспылил. Ему хотелось броситься за Эсмеральдой и сказать, что не желает ее отъезда, но он не тронулся с места. Ей не следовало оставлять Сару и Ламберта наедине, какова бы ни была причина.

С тяжелым сердцем он подошел к консоли, налил себе щедрую порцию бренди и, едва успел сделать глоток, услышал, как хлопнула парадная дверь. Неужели Эсмеральда уже уезжает?

У него сжалось сердце.

Усилием воли Гриффин заставил себя оставаться на месте и сделал еще глоток.

Через несколько минут в гостиной появилась Вера, такая же встревоженная, как Эсмеральда.

– Слава богу, ты дома!

– Что случилось?

– О, Гриффин! Это лорд Генри! – воскликнула девушка и бросилась ему на грудь, так что бренди выплеснулось на пол.

– О чем ты? – Он поставил бокал и обнял сестру. Боже, ну что за наказание эти женские слезы! – Объясни наконец, что стряслось!

– Это был лорд Генри! – шмыгнув носом, выдавила сестра и разрыдалась. – Это он задумал нас погубить!

«Дагуорт?»

Гриффин взял ее за руки и чуть отстранил, чтобы взглянуть в лицо.

– Как ты узнала?

Вера вздернула покрасневший нос:

– После того как мы покинули Гайд-парк, где лорд Генри вел себя как истинный джентльмен, он повез меня в уединенный переулок.

– О боже!

Слезы у девушки мгновенно высохли, и она продолжила:

– Негодяй заявил, будто знает, что я его люблю, и взглядами, которые посылала ему с момента первой встречи, просто умоляла о поцелуях. Когда он попытался меня поцеловать, я залепила ему пощечину, потом еще. Он страшно обозлился и сказал, что кто-то же должен наконец осуществить на деле то, о чем говорит весь Лондон. А поскольку те трусы, что это затеяли, не набрались храбрости действовать, он возьмется за дело сам.

– Я его убью, – процедил Гриффин.

– По-моему, я уже сделала это.

Он крепче сжал ее руки:

– Ты о чем?

– Я испугалась и ударила его зонтиком по голове, потом – еще, и била до тех пор, пока не увидела кровь. Она текла по его лицу и падала на воротник. Это было ужасно.

– Ну, это не страшно. Лучше скажи, он… ничего с тобой не сделал?

– Пострадала только моя гордость, – шмыгнула носом Вера. – Он хотел было довезти меня до дому, но я заявила, что пойду пешком. Пусть лучше моя репутация пострадает из-за этого, чем из-за того, что меня опять увидят в обществе этого негодяя.

– Значит, ты его не убила. Что ж, тогда это сделаю я.

Ее губы дернулись в улыбке:

– Не стоит, Бенедикт: со мной все в порядке. Просто немного устала. Ты самый лучший брат на свете.

– Похоже, твоя сестра считает иначе, – буркнул Гриффин.

– Я не хочу, чтобы она знала о случившемся.

– Почему?

– Не хочу, чтобы она знала, что оказалась права. Сара невзлюбила его сразу, как только увидела, и посоветовала мне обратить внимание на кого-нибудь другого.

– И все-таки поделись с сестрой. Думаю, от этого и тебе станет легче.

– Ты ведь не убьешь его?

Гриффин улыбнулся и потрепал сестренку по щеке:

– Конечно, нет, но сделаю все возможное, чтобы превратить его жизнь в ад.

Гриффин с газетой в руках сидел за столом. Шторы были раздвинуты, но день выдался таким серым, что и комната, и его настроение были весьма мрачными. Вот уже в третий раз он пытался сосредоточиться на статье о проволочках при установке газовых фонарей на лондонских улицах, и в третий раз мысли его возвращались ко вчерашнему дню, к Эсмеральде.

Его взгляд остановился на письме Ламберта, доставленном сегодня утром. Джентльмен искренне извинялся за неприличное поведение по отношению к леди Саре, клялся в любви к ней и надеялся, что ему позволят просить ее руки.

Гриффин раздраженно скомкал газету и швырнул на пол. Как знать, серьезны ли намерения Ламберта или он просто пытается избежать мести за едва не погубленную репутацию сестры Гриффина?

Перед ним на белой скатерти стояла тарелка с нетронутой едой: яичница, ломтик ветчины, вареный картофель. Рядом на блюдце лежал кусочек хлеба, а на другом – десерт: печеный инжир. В центре стола возвышался канделябр на три свечи, отбрасывавший на стены яркие отблески. С тоской окинув овальный стол с шестью стульями, он взглянул на соседний и представил, что там сидит Эсмеральда: с распущенными по плечам золотисто-каштановыми волосами, выражение лица безмятежное, на губах играет обращенная к нему улыбка.

Он непрестанно думал о ней и гадал, почему безоговорочно согласился с ее мнением о Ламберте, лорде Генри и всех других джентльменах.

Она заверила его, что ничего не знает о мужчинах, а он ей сразу поверил. Почему? Да потому, что его влекло в ней все, включая каждое слово. И ничего не изменилось. Ощущение душевной пустоты, возникшее, когда он велел ей уехать, тоже никуда не исчезло.

Гриффин не перестал хотеть ее, несмотря ни на что, и желания его не изменились. Вернее, изменились – только усилились, с тех пор как он держал в объятиях ее теплое податливое тело и припадал к нежным губам. Нет, это больше, чем желание, – это голод. Он хотел ее утром, днем и ночью, каждый час, каждую минуту; хотел, чтобы она была с ним В этом доме, в этой комнате: прямо сейчас. Пусть сидит за столом: с чашкой шоколада, или чая, или чего пожелает ее сердце. Ему все равно. Лишь бы она была здесь.

В глубине души он почему-то знал, что она не просто бедная родственница уважаемого барона. А известие, что она аристократка, ошеломило его, но не умерило жажды. И даже после того как отверг, отослал прочь, он все равно не мог ее забыть.

Может, он не обошелся бы с Эсмеральдой так безжалостно, если бы понимал свои чувства к ней; понимал, почему не может отрешиться от мыслей о ней, забыть о своем желании. Он не сомневался, что она хочет его: не его титул, богатство, не его влияние, а просто его самого, – и так же сильно, как он хочет ее.