— Вчера он спас меня. Сейчас он живет на ранчо «Синяя гора».

Выслушав рассказ приятеля, Эрик произнес совсем не то, чего ожидал Дункан:

— Этот человек плохой и опасный. Так говорила мама.

— Много ты понимаешь! Зато он умеет стрелять и ездить верхом куда лучше твоего отца. И еще у него есть индейское седло, которое он подарит мне!

Но приятель стоял на своем:

— Нельзя останавливать поезд, угрожать людям оружием и грабить их!

Дункану захотелось его ударить. Эрик всегда был таким, потому что Надин очень четко объясняла и ему, и Кортни, что хорошо, а что плохо. Эвиан никогда не занималась подобными вещами.

— А ты знаешь о том, что твой отец дружил с моим?

— Знаю, — смиренно произнес Эрик, — мама сказала. Но это было давно.

— Ладно, — Дункан засунул руки в карманы штанов и подбоченился. — Твой отец тоже совершал плохие поступки.

— Какие?

— Например, убил человека. И не кого-нибудь, а твоего дедушку.

Эрик сделал шаг назад, поскользнулся в траве и упал на спину. Когда он поднялся, в его голубых глазах блестели слезы, а губы дрожали.

— Нет!

— Да. Я сам это видел. Он застрелил его из винтовки. Только никто об этом не знает.

Повернувшись, Эрик бросился бежать, а Дункан остался возле качелей. Он уже пожалел о том, что сделал. Не потому, что боялся наказания, а оттого, что не ощущал себя победителем.

Он долго стоял бы так, если б не прибежала тетя Надин. Она всегда представлялась Дункану воплощением разума и спокойствия, неотъемлемой частью окружавшего мира.

Но сейчас от нее исходило ощущение такой силы, какой он никогда не замечал даже в матери. И она отвесила Дункану пощечину прежде доброй и ласковой рукой. Как ни странно, он не обиделся, потому что знал: она имела на это право.

— Что ты наговорил Эрику?! С чего ты взял, что Арни убил моего отца?

— Я ничего не помню, — пролепетал мальчик, — но мама сказала…

— Вот оно что! — повернувшись, Надин так быстро зашагала к дому, что юбки развевались и, казалось, даже щелкали на ветру.

Ворвавшись в комнату Эвиан, она высказала ей все и даже больше, чем хотела. Та стояла и слушала, думая о том, что слишком рано познакомилась с темной, отвратительной стороной жизни, чтобы прожить ее без дальнейшего разрушения и губительных теней.

— Да, во всем виновата я, — медленно и тяжко произнесла Эвиан, когда Надин умолкла. — Разумеется, это неправда. Прошу, не говори Арни. Он огорчится.

— Конечно, не скажу!

— Мы уходим отсюда, — сказала Эвиан. — А завтра поедем в Денвер.

— Убирайся! — в сердцах проговорила Надин, хотя, казалось, в этом не было особой нужды.

И Эвиан только кивнула в ответ.

Глава двадцать вторая

Утром пошел дождь, оставлявший на стеклах полосы, напоминавшие давние шрамы. Он был унылым, как вдовьи слезы, и оставлял в душе ощущение обреченности.

Арни не верил в предчувствия. Или делал вид, что не верит. Он вышел из дома, не говоря, куда и зачем едет, и Надин ни о чем не спросила. Отвернувшись к стене, она притворилась спящей. Вчера она долго разговаривала с плачущим сыном и наотрез отказалась объяснять мужу, что случилось.

От обычно открытого простодушного Эрика тоже нельзя было добиться ни слова, однако Арни понял, что в его отсутствие дома разыгралась целая драма. Собрав кое-какие пожитки, Эвиан покинула «Райскую страну», причем вместе с Дунканом, и Надин не только не возражала против этого, а, казалось, была даже рада.

Облака висели низко над землей, и продолжал накрапывать дождь. Когда Эвиан вышла из дома, на ней были накидка и шляпа. В Гранд-Джанкшене и в ненастную, и в солнечную погоду Арни видел картинно прогуливающихся, как в театре, дам с зонтиками в руках, но на ранчо никто не пользовался такими вещами. Они принимали и солнце, и дождь как нечто естественное и благодатное.

Эвиан была одета скромно, а Кларенс — и вовсе бедно; они совсем не походили на жениха и невесту. Дункан держался настороженно. Он еще не отошел от вчерашних происшествий, но, по крайней мере, понял, что сейчас лучше позволить взрослым поступать так, как они считают нужным.

Мужчины были вооружены; Кларенс давно привык не расставаться с револьвером, а Арни чувствовал, что в этом может возникнуть необходимость. Он придумал причину, по которой они с Эвиан и Дунканом якобы поехали в Денвер, а Кларенс мог сойти за сопровождавшего их ковбоя. Хотя Арни надеялся, что все пройдет более-менее гладко, все же его не покидала тревога.

Они ехали молча и не спеша. Изредка Арни поглядывал на Кларенса. Он надеялся, что любовь вернет его друга на тот путь, с которого он волей судьбы сошел много лет назад. Что касается Эвиан, Арни впервые поверил, что она сможет прочувствовать то, что ей не довелось испытать в юности: романтические порывы, безудержные желания, девичьи грезы. Кроме того, кажется, она наконец познала, сколько наслаждения одно человеческое тело способно подарить другому.

Что касается самого Арни, хотя его жизнь и омрачали два пятна на совести, в целом она шла по накатанной колее. К тому же у него было слишком много дел и забот, чтобы постоянно копаться в себе.

Арни давно проникся бесконечным покоем этих мест, и если б он умел произносить такие слова, то сказал бы, что его душа давно слилась с душой Вайоминга. Этот край далеко не всегда мог спасти человека от самого себя, и все-таки ему была свойственна особая глубокая мудрость, не позволявшая населявшим его людям долго скорбеть и без конца падать духом.

Они ехали вдоль леса. Арни знал, что лес может быть всяким, как и различные периоды человеческой судьбы. Полным воздуха, светлым, раскинувшимся, будто шатер, и безысходно-угрюмым, ощетинившимся иглами сосен.

Он заметил, как изменились лица Кларенса и Эвиан, когда они въехали в Денвер. Внезапно далекое показалось близким, а давно пережитое — болезненным. Арни увидел, как друг протянул руку и на мгновение сжал пальцы женщины.

Руководствуясь мудрым советом, Кларенс и Эвиан остались в гостинице (они записались под чужими именами), а Арни с Дунканом, которому не терпелось посмотреть город, отправились узнать, где можно заключить брак. Арни страшился последствий: если у судьи есть соответствующее предписание, Кларенса могут арестовать.

Как и прежде, город был наводнен охотниками, приехавшими сюда в надежде продать добычу, и перегонщиками скота, изможденными полными опасностей путешествиями. То и дело из толпы вылетало крепкое словцо, а запахи были возбуждающе-резкими.

Дункан шел по улице, держась за большую теплую руку своего спутника. Мальчик испытывал чувство вины за вчерашнее, но, похоже, дядя Арни ничего не знал. В эти минуты он принадлежал ему, а не Эрику, и Дункан решился спросить:

— Правда, что этот человек — мой отец?

Немного помедлив, Арни твердо ответил:

— Да.

Он не переставал удивляться тому, что Кларенс нашел понятные мальчишке слова, каким-то образом обаял его.

— Он был твоим другом?

— Почему был? Он и сейчас мой друг.

— Но тогда, в поезде, он наставил на тебя револьвер. И ты испугался, я видел!

— Мой испуг был вызван неожиданностью. Я же никогда не думал, что встречу Кларенса при таких обстоятельствах. Однако дальнейшее подтвердило, что мы остались друзьями. Он простил меня, а я — понял его. Настоящие друзья всегда лучше всего понимают друг друга. Затем они и нужны.

— А зачем люди женятся?

Арни мог бы сказать «из любви», но это не всегда было так. В конце концов он произнес:

— Чтобы все было по закону.

И тут же вздрогнул от двоякого значения своих слов.

Отыскав пожилого судью, Арни договорился, что жених с невестой прибудут к нему через два часа. Он намеренно выбрал время, когда на улице уже стемнеет.

Вернувшись в гостиницу и изложив план действий, Арни сказал:

— Мне кажется, нужны кольца.

На смуглом лице Кларенса появилась краска.

— Я помню об этом, но у меня нет ни цента, все отобрали при обыске. Да я и не хотел бы расплачиваться теми деньгами.

— Я одолжу тебе, сколько нужно. Потом вернешь, — сказал Арни, понимая, что Кларенс не примет другого варианта.

Глаза Кларенса жестко блестели.

— Хорошо.

— Давай мы с Эвиан сходим в ювелирную лавку и…

— Давай это сделаем мы с тобой! Эвиан — невеста, ей надо немного подготовиться.

— Ладно, — согласился Арни.

Он ценил заботливое отношение Кларенса к своей будущей супруге, потому что слишком хорошо понимал, как много это значит для них двоих.

— Я до боли хочу спать в своей постели со своей женой, сидеть за своим столом и объезжать пусть не свои владения, но, по крайней мере, места, где я знаю каждый камень и каждый куст. А больше мне ничего и не надо, — сказал Кларенс, когда они спускались по лестнице.

— Мне кажется, это самое малое, чего достоин каждый из нас.

— Думаешь, мы будем счастливы? Я готов все искупить, но…

— Ты должен быть осторожным.

В ювелирной лавке Арни не обнаружил ничего подозрительного, и они с Кларенсом беспрепятственно купили кольца. Вернувшись в гостиницу, он также не заметил, чтобы Эвиан как-то особо готовилась к тому, что должно произойти, если только это не касалось ее внутреннего состояния.

Было решено не брать Дункана на церемонию, и он смиренно принял это. Заметив, что мальчик прислушивается к словам Кларенса и что это несказанно радует Эвиан, Арни решил: да будет так! Он искренне надеялся, что нынешние события не потревожат душу Джозефа Иверса.

Похоже, судье не было известно имя Кларенса Хейвуда, потому что он вел себя совершенно спокойно. Кларенс и Эвиан расписались в книге и обменялись кольцами.