Постепенно, очень-очень медленно, периоды скорби стали укорачиваться, а периоды счастья увеличиваться. Агнесс поддерживала ее во всем, так же как и Берти, которая вернулась из командировки. Три женщины объединились, и, когда родилась Имоджен, улыбчивая, красивая и здоровая девочка, они все трое были счастливы. Кэрол было плевать, что Бетти и Джордж не позвонили и не прислали даже открытку – любви и заботы, которой окружили ее и ребенка Агнесс и Берти, хватало с лихвой.

* * *

Когда Имоджен было шесть месяцев, пришло интересное предложение.

Лилиан Фурнье, мать Берти, управляла пансионом в одиночку вот уже много лет, но недавно упала и сломала руку. Берти поехала в Прованс ей помочь, а вернувшись, сделала предложение Агнесс и Кэрол. Лилиан в свои шестьдесят восемь лет была еще вполне в силе, но падение ее подкосило, и она задумалась о том, что ей в пансионе нужны помощники. Берти пробыла с ней в Провансе месяц и теперь считала, что было бы здорово всем им туда отправиться и помогать ее матери. Кэрол эта перспектива одновременно и пугала, и возбуждала: ее опыт путешествий за границу ограничивался парой отпусков с Рэем в Коста-дель-Соль, а три года изучения французского в школе обеспечили ей лишь начальный уровень владения языком. Переезд в другую страну был, конечно, серьезным шагом.

– Я могу взять перерыв на срок до пяти лет, – сказала им Берти. – Сомневаюсь, что мы пробудем там так долго, но разве не чудесно будет нам всем вместе провести там какое-то время? Мы уже говорили об этом раньше… – она повернулась к Агнесс, – но тогда решили, что время неподходящее. И пусть я в глубине души уверена, что мы не относимся к тем людям, кто всерьез захочет остаться в глуши и наслаждаться прелестями провинциальной жизни, разве можно упустить шанс проверить это?

Агнесс согласилась. Она уволилась из фирмы, где работала, Берти взяла отпуск за свой счет, а Кэрол получила паспорт на Имоджен. И три недели спустя после разговора об этом они выехали в Прованс.

* * *

Кэрол была совершенно очарована пансионом «Лаванда». Двухэтажный особняк был расположен в симпатичном саду недалеко от моря. В нем было двенадцать спален и отдельное крыло для семьи. Лилиан Фурнье с удовольствием приняла их в семейном крыле – она жила там одна вот уже десять лет, с тех пор как умер ее муж, который был значительно старше. Она немедленно влюбилась в Имоджен и решила для себя, что будет с ней разговаривать только по-французски.

– Чтобы у нее не было этого ужасного акцента, как у ее матери, – сказала она Берти, которая засмеялась и заметила, что остальные французы будут все равно слышать в речи Имоджен акцент, только уже прованский. На это Лилиан фыркнула и сказала, что она гордится тем, что родилась на юге Франции и что в мире нет лучшего места для жизни.

* * *

После пережитого ужаса, после жуткой аварии, унесшей всю ее семью, в Провансе душа Кэрол начала выздоравливать. Хотя печаль никуда не делась, здесь она больше не сидела в четырех стенах, напялив на себя старый тренировочный костюм и глядя неотрывно в окно часами. Вместо этого, пока Агнесс занималась счетами, а Берти сосредотачивалась на маркетинге, она превращалась в активную и очень успешную домохозяйку, к которой мадам Фурнье испытывала огромную благодарность и уважение. Кэрол была бы счастлива остаться в пансионе навсегда, но, когда Лилиан решила выйти замуж, поняла, что это невозможно. Она с трепетом слушала разговоры о возможных планах. Ей не хотелось ни ехать с Агнесс и Берти в Штаты, ни возвращаться в Ирландию. И хотя ее французский был уже совершенно свободным, не считая легкого ирландского акцента, все же она не была уверена, что найдет другую работу. Когда Лилиан сказала ей про возможность стать домработницей у Делиссанджей, она тоже сомневалась, но, поговорив с Люси по телефону, решила, что нужно принять это предложение. В конце концов, подумала она, меня здесь ничего не держит. А Люси по телефону казалась очень милой и сказала, что будет рада видеть ее и Имоджен, с которой ее сыновья могут потренировать свой английский.

Вот так они оставили Прованс и отправились в Аквитанию, где нервозность Кэрол почти совсем прошла благодаря теплому приему, который им с Имоджен оказала Люси Делиссандж. Ей нравилось работать на эту семью, и она заботилась о вилле «Мартин» как о собственном доме. Быстро привыкла к распорядку дня в то первое лето, когда Денис Делиссандж жил и работал Париже в течение недели и проводил с семьей выходные в Ондо. Она убирала дом утром, пока Люси играла с детьми в саду или брала их на пляж. Днем приглядывала за детьми, пока их мама работала. Люси была редактором в маленьком французском издательстве, специализирующемся на романах, и, когда она погружалась в авторскую рукопись с красной ручкой наперевес, никому нельзя было ее беспокоить. Она подарила Кэрол несколько книг, которые редактировала, но Кэрол, любившая Джилли Купера и Джудит Крэнц, сочла их слишком сложными и прочитала из каждой всего несколько страниц.

Со временем их отношения с Люси немного изменились и переросли почти в дружбу. Кэрол узнала, что семья Дениса имеет аристократические корни, уходящие в вековую историю. Они всегда участвовали в политической и деловой жизни страны, и, хотя сам Денис остановился на бизнесе (он был директором частного банка), их с Люси часто приглашали на закрытые приемы и ужины в Париже. Люси признавалась, что такие мероприятия вызывают у нее тоску, но она не могла отказаться от участия в них ради Дениса.

– Мы же партнеры, – говорила она Кэрол. – У меня карьера в области культуры, что дает ему некоторые преимущества. У него карьера в области финансов, и это приносит деньги.

– Но вы же при этом любите друг друга? – спросила Кэрол.

– Дениса трудно не любить, – улыбнулась Люси. – Он как посмотрит на тебя своими необыкновенными глазами, так ты и растаешь. Любовь с первого взгляда!

Кэрол рассказала Люси, что их отношения с Рэем тоже были любовью с первого взгляда. Люси, знавшая историю Кэрол со слов мадам Фурнье, обняла ее и сказала, что они с Имоджен отныне могут считать себя частью семьи Делиссандж. И что пока Кэрол будет приглядывать за ними, они будут приглядывать за ней и ее дочерью. Она подарила ей стеклянного ангела и ловца снов для ее комнаты и сказала, что ей больше никогда не придется ни о чем беспокоиться.

Когда Делиссанджи собрали вещи и вернулись в Париж в конце лета, Кэрол и Имоджен остались на вилле «Мартин» зимовать и ждать их приезда на праздники и каникулы. Кэрол не могла поверить в такую удачу. Они с Имоджен будут жить совсем одни в целом доме неделями, в доме с пятью спальнями, в одном из лучших районов города! Она считала, что это не работа – это подарок.

Имоджен тоже была счастлива, разве что ей было слегка одиноко после того, как все уехали. Кэрол записала ее в местную школу, и это помогло, но большинство вечеров они коротали одни в доме. Имоджен иногда спрашивала, нельзя ли ей завести братика или сестренку, чтобы было не так скучно, но Кэрол отвечала, что им сначала нужно найти папу для этого, а к сожалению, никого подходящего не попадается. Когда Имоджен предложила Дениса Делиссанджа, Кэрол покачала головой и сказала, что месье принадлежит мадам.

– А как же ты? – спросила Имоджен. – Кто тебе принадлежит?

– Только моя маленькая девочка, – Кэрол заключила ее в объятия и прижала к себе. – Ты будешь моей навсегда. А я буду твоей.

Семья вернулась на октябрьские праздники, погода была великолепная – не так жарко, как летом, но все еще очень тепло и приятно. Люси очень была довольна тем, как Кэрол содержала дом, а Имоджен была рада видеть мальчиков снова, хотя они и ссорились почти все время.

В основном она ругалась с Оливером, который стал очень уж важным и заявил, что больше не позволяет ей исправлять его английский, потому что она глупая девчонка, которая ничего не знает. Она отомстила ему, вытряхнув в его постель целую коробку муравьев, которые облепили его, когда он улегся, и начали кусать, от чего он с воплями ворвался в спальню матери и потребовал, чтобы она их всех убила. Люси обвинила во всем Чарльза, который отстаивал свою невиновность, и только после того, как Люси сказала, что он лишается ужина на неделю, Имоджен наконец призналась, что это ее рук дело. Чарльз плакал от смеха, а Оливер был вне себя от гнева. Но после этого он перестал ее дразнить, стал относиться к ней с бо́льшим уважением и прислушивался, когда она объясняла ему, почему он употребил то или иное английское слово неправильно.

Рождество было особенным. Люси сказала Кэрол, где все лежит, и к их с мальчиками приезду в середине декабря дом был уже украшен стеклянными шарами, гирляндами и мишурой, полы натерты, камин растоплен.

– Се манифик[14], – объявил Оливер, заметив елку в углу комнаты.

И так и было. Все в доме в те годы было волшебным. И Кэрол хотела, чтобы так оставалось всегда.

* * *

Она регулярно общалась с Берти и Агнесс. Они обе преуспевали в Штатах и не собирались возвращаться. Но приезжали во Францию в отпуск и, повидав мадам Фурнье, каждый год старались встретиться и с Кэрол и Имоджен.

– Я так рада, что все так хорошо для вас устроилось, – сказала Агнесс во время второго такого визита. – Хотя, очевидно, вы не сможете жить на вилле «Мартин» всегда.

– Не вижу причин, почему бы нет, – возразила Кэрол. – Здесь чудесно.

– Но ты же захочешь кого-нибудь себе найти, – растерялась Берти. – Завести свой собственный дом.

– Я счастлива, – ответила Кэрол. – Это и есть мой дом. И Имоджен тоже.

Берти и Агнесс обменялись взглядами.

– Это дом Делиссанджей, а ты прислуга, – напомнила ей Агнесс. – И они могут выставить тебя в любой момент.

– Люси считает нас частью семьи, – покачала головой Кэрол. – И потом я же лучшая домработница в мире! Они никогда не смогут заменить меня. Она сама так говорит.

– А Имоджен?

– Ей здесь нравится, – пожала плечами Кэрол. – Она хорошо ладит с мальчиками и хорошо учится в школе. Учителя говорят, что она сообразительная и общительная.