Рука Николаса покоилась на голове Гарри: пальцы запутались в мягких кудрях. Ребенок спал в такой позе, словно грудь Николаса служила ему удобной подушкой. Щекой он прижался к мягкой шерстяной куртке барона, рот был сладко приоткрыт.

Эмилин с улыбкой дотронулась до теплой, чуть потной головки ребенка. Потом ее рука скользнула по волосам Николаса, с нежной лаской пригладив темные кудри. Ни один, ни другой не проснулись, когда девушка подняла Гарри и прижала малыша к груди. Она тихонько отнесла его в солярий и положила на кровать, прикрыв своим плащом.

Потом подошла к окну и приоткрыла ставни. Голубой лунный свет хлынул в комнату. В душе царило смятение. Черный Шип — Николас — так близко, всего в нескольких шагах от нее!

Какая-то боль в душе упорно твердила, что он потерян после ее горячего и неосторожного заявления, что она больше не считает себя его женой. Горько сожалея о своей несдержанности, Эмилин прекрасно помнила, чем она вызвана: вероломством Николаса.

Вздохнув, девушка положила руки на каменный подоконник. Сейчас Николас проявил неожиданную доброту. Но он любит Гарри, и эта забота направлена на него. Он не попросил прощения, даже не упомянул о том, что произошло между ними. Он вел себя холодно по отношению к ней, но все ее существо с жаром отвечало на его близость.

Неожиданно за спиной послышалось какое-то движение. Портьера откинулась, в тишине раздались шаги.

Эмилин в испуге сжала край подоконника, но не повернулась. Сапоги Николаса негромко стучали по деревянному полу. Вот она почувствовала и тепло, и ритм его тела. Плечи ее напряглись.

Николас стоял так близко, что дыхание его шевелило ее волосы.

— Эмилин, — начал он, — хочешь ты того или нет, мы должны поговорить. — Голос его проникал в самое сердце, сочетая мягкость лесника с решительностью барона.

Желание повернуться и крепко обнять его настолько сильно охватило Эмилин, что ей пришлось силой воли заставить себя не двигаться. Она не знала, что делать: говорить ли, бежать прочь или броситься в объятия любимого. С глубоким вздохом девушка вновь повернулась к окну.

— Когда-то я поверила, что ты Черный Шип, лесник, и вышла за тебя замуж, — негромко проговорила она. — Но потом ты стал мне чужим. — Девушка прикрыла глаза, пытаясь подавить волнение и растущий гнев. — Я не знаю, как преодолеть пропасть, возникшую между нами. — Спиной она чувствовала его присутствие и едва могла сдержать слезы.

— А ты хочешь преодолеть ее? — тихо спросил Николас.

Не поворачиваясь, Эмилин закусила губу.

«Да, — подумала она, — да, хочу». Но не произнесла ни слова.

Внезапно он крепко взял ее за плечо.

— Эмилин, — попросил он, — посмотри на меня. Силой он повернул ее к себе лицом. В лунном свете его глаза сияли серебром. Высокий, широкоплечий, одетый в подпоясанную ремнем куртку из темной шерсти, с длинными волосами, спадающими на плечи, он без улыбки, серьезно смотрел на нее.

— Выслушай меня, — попросил он, — прежде чем снова осудишь.

— Говори, — ответила Эмилин. — Я хочу знать, почему ты меня предал.

— Четыре года назад я просил у барона Эшборна твоей руки.

Эмилин растерянно и удивленно смотрела на него.

— Ты? И отец согласился, чтобы я вышла за тебя замуж?

— Да, но это было во время Интердикта, и твоя мать хотела, чтобы ты закончила обучение в монастыре; может быть, из-за твоих художественных способностей, о которых я тогда и не подозревал. Уверенный в помолвке, я ждал. Но отец твой умер. Что он сделал с договором, который мы подписали, я и понятия не имею. Умерла и мать, а Гая арестовали прежде, чем я успел обратиться к нему.

Эмилин слушала этот рассказ со все возрастающим чувством облегчения и радости. Но он ведь уже обманывал ее. Нужно быть осторожной:

— Я ни разу об этом не слышала, — наконец произнесла она. — Откуда мне знать, что это правда?

— Вот доказательство. — Он снял руку с ее плеча и достал маленькое колечко.

Эмилин взяла его в руку. Небольшой гранат зажатый в клыках дракона, тускло мерцал в лунном свете.

— Это кольцо моей матери, — выдохнула Эмилин, — откуда оно у тебя?

— Твои родители дали мне его как подтверждение нашего договора. — Николае нежно взял ее за руку и надел кольцо на палец рядом со стальным. — Я же должен вам кольцо, миледи.

Эмилин подняла голову, изучающе глядя на барона.

— Почему ты тогда, четыре года назад, просил моей руки?

Он внимательно смотрел на нее в лунном свете, улыбаясь уголком губ. Как она соскучилась по этой улыбке!

— Я же жизнью обязан тебе и твоей семье.

— Да, — выдохнула она.

— Муж защищает жену. Он обязан также помогать и ее семье.

— Да. — Ее голос превратился в шепот. Он подошел ближе, не отрывая взгляда от ее глаз. Эмилин подняла голову, как будто привороженная этим взглядом. — Но лорд Уайтхоук… — Ему придется смириться с этим. Мне жаль, что ты решила, будто я женился на тебе лишь в пику ему. Просто не было другого выхода. Я мог защитить тебя от Уайтхоука только таким способом. Но тогда я не мог рассказать тебе, кто я на самом деле. Вздохнув, он пригладил волосы.

— Ты не должна была выходить за меня. Скорее, должна была убить меня.

Эмилин больше не хотелось убежать. Она чувствовала себя кроликом, пойманным в силки, но почему-то с радостью ожидающим конца. Она утонула в глубине его глаз.

— Представь, насколько я запутался, — с хрипотцой в голосе произнес Николае. — Годами я хранил свой секрет. А сейчас ты вошла в обе мои жизни и обе разрушила. Но я стою и умоляю, чтобы это разрушение продолжалось и дальше.

Подняв руку, он положил ладонь на голову девушки, с нежностью поглаживая ее. Сломленная этой лаской, она склонилась к его груди. Его теплый и колючий подбородок прижался к ее виску.

. И злость, и разлад куда-то улетучились, будто их никогда и не было. Закрыв глаза, Эмилин ощущала лишь радость оттого, что они снова вместе. Вслушиваясь в его дыхание, она чувствовала в нем Черного Шипа. Он начинал говорить — и с каждым произнесенным словом Черный Шип и Николас сливались в одно целое.

— Поначалу я просто восхищался тобой, таким красивым и смелым ребенком. И знал, что свадьба поможет заплатить важный долг.

Он провел руками по ее волосам, и знакомая дрожь пронзила тело Эмилин. Так прикасался к ней лишь Черный Шип.

— Я и не предполагал тогда, что ты будешь так много значить для меня, — продолжал он. — Но встретив тебя снова, понял, что люблю. Твою красоту. — Он с улыбкой помолчал. — Твой горячий нрав. Я не мог отдать тебя отцу. Я должен был придумать что-то, чтобы сохранить тебя в своей жизни. Все, что угодно, Эмилин. — Он тихо вздохнул. — Даже ложь годилась здесь и риск заслужить твою ненависть потом, когда откроется правда.

— Я не чувствую ненависти к тебе. Не могу.

— Мне нужно твое прощение, — проговорил Николас.

Эмилин внимательно взглянула на него:

— Ты и не похож на Черного Шипа, и в то же время похож. Когда я узнала, что ты барон, то решила, что потеряла тебя.

— Нет, не потеряла, любовь моя, — тихо произнес он. — Я с тобой.

— Николас, — прошептала она где-то возле его губ. — Я любила тебя с самого детства. — Она поцеловала его. — Обоих тебя. Обещай мне только, что когда-нибудь я пойму все это.

— Мы еще поговорим об этом, — прошептал Николае, нежно коснувшись пальцами горла любимой. — Но не сейчас.

Эмилин затаила дыхание — его рука гладила ее шею и плечи. Длинные пальцы скользнули по мягкой шерсти платья, лаская округлость груди. Все тело девушки пылко ответило на прикосновения, шепот, дыхание любимого.

С тихим стоном Николас поднял Эмилин на руки. Она прижалась щекой к его щеке.

— Николс, — едва слышно прошептала она в самое ухо, — Гарри…

— Я дал ему каплю французского вина, — тоже шепотом ответил рыцарь, — он теперь не проснется самого утра.

Он понес ее сквозь занавешенную дверь в уютный полумрак спальни. Золотой огонь камина освещал широкую кровать. Они утонули в мягких перинах, накрытых красной парчой. Николас поднялся и задернул полог. Огонь просвечивал сквозь шелк. Двое оказались в теплом красно-золотом коконе. Полное нежности слияние душ и тел, выражение любви создало прощение и мир, заставило забыть о ссорах, обидах, обмане и предательстве.

Эмилин немного поспала, проснувшись в сумрачный предрассветный час от страстного поцелуя. Они снова любили друг друга с изысканной нежностью, неторопливо — даже лениво, так что к тому моменту, когда, наконец, почувствовали усталость, солнце уже вовсю светило сквозь ставни.

Позже, покоясь головой на его голом плече, Эмилин спросила:

— Теперь мы объявим о нашем браке?

— Конечно, — ответил Николас. — Сегодня же.

— Это будет трудно.

— Я люблю тебя, — произнес он, отодвигаясь, чтобы взглянуть на нее, — и наш брак будет признан всеми — сейчас или немного позже, это не имеет значения.

— Но твой отец…

Он приложил палец к ее губам.

— Не думай и не волнуйся об этом. Нам есть о чем поговорить и без него.

Она кивнула, глядя на него в причудливом свете полога.

Он провел пальцем по ее лицу.

— У тебя глаза голубые, словно лазурь. И с золотыми крапинками.

Эмилин рассмеялась.

— А у тебя — серые, как камень, и зеленые, как лягушка. Изменчивый муж, я и не знаю точно, какого они цвета. Но зато теперь я знаю тебя — все равно, как тебя зовут.

— Так и должно быть, — подтвердил он. — А теперь, мадам Агнесса, вставай и быстренько одевайся. У нас полно дел. Я не хочу прослыть проклятым грешником за то, что занимался любовью с монашкой.

Глава 20

Николас сложил пергамент и со вздохом потер затылок. Послание Уота, как и все весточки, приходившие в последнее время в Хоуксмур, сообщало о действиях короля Джона: тот со своим наемным войском двинулся на север, угрожая каждому стоящему на пути замку.