Неожиданно скрипнула входная дверь и показалась невысокая плотная фигура Тибби.

— Ты здесь, девочка?

— Да, Тибби.

Нянюшка прошла по часовне.

— Годвин сказал, что ты работаешь так, как будто руки твои горят, и одновременно рыдаешь. — Встав на колени рядом с Эмилин, Тибби пробормотала короткую молитву, потом со значением подняла брови. — Скажи же мне, что случилось!

— Что ты имеешь в виду? — устало спросила девушка.

— Что я имею в виду! Все дамы в замке жужжат, словно пчелы над клумбой с маргаритками. Говорят, что вы с бароном кричали друг на друга в его спальне. Леди Джулиан, я слыхала, трепетала, словно рыба, выскочившая из воды, в дверях своей комнаты.

Эмилин вздохнула.

— Так, значит, уже все знают.

— Некоторые. Леди Мод и леди Элрис и Маргарет де Велль обсуждали за ужином. А когда ты не явилась за стол, поводов для разговора прибавилось. Леди Элрис полагает, что он хочет, чтобы ты стала его любовницей.

— Да? Это было бы слишком просто!

— Ну, значит, он понял, кто ты такая на самом деле.

— Еще хуже, — пробормотала Эмилин. — Барон — мой муж.

Тибби открыла рот.

— Святая Дева! Так сколько же их у тебя?

— Ах, Тиб! — Эмилин едва не рассмеялась. — Барон и тот лесник, за которого я вышла замуж, — один и тот же мужчина. — Она опустила глаза. — Мне стыдно признаться, что до сегодняшнего утра я не узнала его. Он раньше был каким-то другим.

«С бородой и… добрее», — подумала она. Неясным и заботливым, с зелеными, словно листья крушины, глазами.

— А он узнал тебя в этом монашеском наряде? — Эмилин слабо кивнула.

— Ну, я так и думала. Всегда знала, что он не дурак, — Эмилин хмуро взглянула.

— Я думаю, что теперь наш брак недействителен. Он же предал меня.

— Брак есть брак, милая моя, если вы довели его до конца.

Покраснев, Эмилин вспомнила босые ноги в ручье и многое-многое другое. Опустила голову, чувствуя себя беспомощной и опозоренной. Она бы и хотела, чтобы Тибби утешила ее — так, как она умела разрешать ее детские проблемы. Но Эмилин прекрасно понимала, что никто, кроме самого Николаса, ей помочь не в силах.

Тибби поднялась и отошла на несколько шагов, потом вернулась, задумчиво нахмурившись.

— Честно говоря, твой барон удивляет меня. Он старше и не должен бы действовать опрометчиво. Но я не могу плохо думать о нем — он слишком хорош с детьми. Мне кажется, у него верное сердце. Помолчав и подумав, Тибби продолжала: — Насколько я понимаю. Господь послал тебе замечательного мужа. Ты бы предпочла графа?

— Ты хочешь сказать, что пути Господни неисповедимы, — со вздохом признала Эмилин.

Тибби энергично закивала.

— Он найдет способ освободить тебя от Уайтхоука. А барон, не барон — это твои личные проблемы.

— Всего лишь проблемы? — воскликнула Эмилин. — Меня обманом заставили выйти замуж! Я не хочу быть женой барона!

— Иногда ты говоришь странные вещи. Не забывай, что он в то же время и твой лесник. Ты не поинтересовалась, зачем он тебя разыгрывал?

Эмилин опустила глаза.

— Нет, я была слишком зла, чтобы слушать объяснения.

— Ну ладно. Некоторые узлы трудно распутать. Человек он серьезный. Значит, и причина должна оказаться серьезной. Все это, должно быть, вопрос чести.

Эмилин искоса взглянула на Тибби.

— Но я даже не знаю, куда он сейчас поехал и когда вернется.

— Поговаривают, что в Арнедейл по просьбе аббата, добиваться мира с Уайтхоуком. Граф снова начал нападать на фермеров в долине. Грозится спалить их всех до основания. — Тибби покачала головой. — Лучше бы он позаботился о спасении своей души и забыл о помолвке.

— Уайтхоук упрям, злопамятен и мстителен, — ответила Эмилин. — О, милостивый Боже! Что, если начнется побоище между войсками Николаев и его отца?

Тибби с любопытством взглянула на девушку.

— Ты боишься, что с твоим бароном что-нибудь случится? Мужчины дрались и будут драться за землю и богатство, словно дети малые из-за сладостей, и женщины ничего не смогут с этим поделать. Доверься Богу — он защитит твою любовь, милая. А если уж бояться — так того, что сделает его отец, когда узнает о вашей свадьбе.

— Я в полной растерянности, Тиб, — призналась Эмилин.

Нянюшка похлопала ее по руке.

— Понимаю. Но тебе остается только ждать. Не позволяй гневу разорвать священную нить между мужем и женой.

— Я не чувствую никакой связи с бароном, — пробормотала Эмилин. — С лесником, кажется, чувствовала, но сейчас уже и в этом не уверена.

Глава 18

Раскачиваясь на высоком дереве, фигура горела ярким пламенем — словно факел. Крестьяне, взявшись за руки, водили хоровод вокруг соломенного чучела и негромко пели. Черный дым поднимался к яркому голубому небу и исчезал где-то в вышине над зелеными и золотыми полями, раскинувшимися за деревней.

Николас пошевелился в седле и искоса взглянул на Уайтхоука — в бледных глазах отца зажегся опасный огонь: он наблюдал церемонию сожжения чучела. Они остановили коней на пологом склоне как раз напротив деревенской площади. Каждого сопровождали несколько воинов.

В течение тех двух недель, когда Николае с отрядом стоял лагерем в долине, Уайтхоук ни разу не упомянул о свадьбе сына, да и вообще едва разговаривал с ним. Поэтому барон удивился, получив приглашение встретиться с графом в деревне.

Он повернулся, чтобы еще раз посмотреть на медленное качание пылающего чучела. В день Святого Варфоломея[6] по древнему обычаю сооружали безобразное горбатое соломенное чучело, наряжали его в лохмотья, трижды проносили по деревне и вешали на высоком дереве. Когда солома вспыхивала, словно факел, крестьяне начинали петь и танцевать вокруг него, устраивали пир в честь какого-то давно забытого языческого духа соломы.

Элрик возвышался в толпе. Рядом стояла его семья — Мэйзри и двое сынишек. Николас видел, как Элрик рассмеялся какой-то шутке, потом кивнул жене, услышав, как люди вокруг запели:

Слышен рога рев меж крутых холмов,

Он вперед влечет свору гончих псов.

Повелитель их нравом крут и богат,

Он добыче любой безудержно рад.

Счастья бедняка трепетный росток,

В чаще ль лесной дикой розы цветок —

Раскидав, как сеть, своры псов и рать,

Все вокруг готов он к рукам прибрать…

Гудели волынки, смешиваясь с потрескиванием горящей соломы и не умолкающим пением.

— Старый Барт горит, и в этот самый день я посылаю предостережение Черному Шипу, — неожиданно резко вдруг прервал молчание Уайтхоук. — Взгляни-ка вон туда! — Он показал на крутой склон долины.

Отряд из десяти-двенадцати всадников спускался по травянистому склону. Красные плащи, словно пятна крови, алели на фоне зелени и голубого неба.

Один из всадников вез на седле длинный тюк. Въехав на деревенскую площадь, не останавливаясь, он бросил его возле горящего Барта. Прищурившись, Николас разглядел еще одно соломенное чучело — на сей раз завернутое в зеленые лохмотья, с руками, ногами и головой, украшенными колючими ветками.

Со склона выпустили из лука горящую стрелу. Послышались женские крики: стрела попала в зеленое чучело и подожгла его.

Уайтхоук проехал мимо деревенской церкви и медленно обогнул толпу. Его белые блестящие волосы и черный плащ развевались на ветру. Остановившись, он внимательно осмотрел крестьян. Наступила тишина. Захныкал ребенок, но сейчас же замолчал на руках у матери.

— Барт горит, чтобы исчезло зло, — провозгласил граф. — Я тоже сжигаю Черного Шипа и Лесного Рыцаря. Он давно не дает покоя этим краям. И если он найдет здесь свою смерть, я вознагражу вас. Ведь эта земля моя. И я — ваш господин. Прислушайтесь к моим словам, если хотите жить со мной в мире! — С этими словами он догнал Николаев и воинов и уехал. — Черному Шипу конец, — доверительно обратился граф к Николасу. — Они больше не станут поддерживать его.

Но странно — пение, казалось, не утихало, а становилось все громче. Николас оглянулся. Дым поднимался к солнцу, а крестьяне водили хоровод и пели:

Но внимательным будь меж дубов и лип —

Есть у нас дружок, и зовут его — Шип.

Розу Шип спасет от руки лихой,

Слабых защитит он стеной живой.

Кто ж невзрачного вздумает Торна,

Что растет на ветвях непокорно.

Смять ли руками, железом отсечь,

Должен себя и свой пыл поберечь.

Пусть очень богат он и знатен пусть,

Может в лохмотьях закончить свой путь…

Элрик прибежал откуда-то с полным ведром воды и обрушил целый водопад на то, что должно было символизировать Черного Шипа. Люди смеялись, смеялся и Элрик — гулким, напоминающим звук колокола, смехом. Кто-то заиграл на дудочке, и хоровод закружился с новой силой.

Улыбнувшись, Николас отвернулся.

Лето стремительно катилось к своему концу, увядая, будто садовый цветок. Благодаря усилиям сенешаля Юстаса в Хоуксмуре уже почти покончили со сбором урожая, с заготовками и подготовкой к зиме. Отсутствие хозяина затянулось. Николас приезжал лишь три раза с перерывом в несколько недель, чтобы посовещаться с Юстасом и леди Джулиан. И каждый раз уезжал уже на рассвете, увозя с собой еще кого-то из мужчин.

В первый его приезд Эмилин так и не встретилась с ним. Она упорно пряталась в часовне или в своей комнате. А на заре он исчез. Через несколько недель опять появился — поздно вечером. На следующее утро, проходя по саду, Эмилин услышала его густой смех и легкий голос Элрис. И опять спряталась на весь день.

Тибби уговаривала ее подойти, но Эмилин упорно отказывалась. Смущение и гнев тяжелым грузом лежали на сердце. Она ни за что не подойдет первой. Это его предательство, и он обязан налаживать отношения. Если, конечно, считает это нужным.

В конце сентября Николае появился во второй половине дня и остался на весь следующий день. После завтрака, разыскивая Кристиена, который, как всегда, куда-то запропастился, Эмилин зашла в главный зал. Николас и леди Джулиан стояли около камина, спокойно и серьезно беседуя о чем-то.