— Это правда? — Николас шагнул ближе.

— Конечно! — Эмилин уклонилась и повернулась к нему спиной. — Как ты мог поступить так? Я думала, Черный Шип — мой муж — в долине, защищает ее от Уайтхоука!

— Я вовсе не забыл об этих обязанностях, — просто ответил Николае.

Эмилин взглянула на него, прищурившись.

— Змея! Ты во всем лгал мне? — Схватив со стола серебряный кубок, она швырнула его на пол. С жалобным звоном он покатился, пока не застрял у камина. Она повела рукой вокруг себя.

— А это и есть тот самый «небольшой кусочек земли и домик», о которых ты мне говорил? Подходящая нора для змеи!

Николас поднял руку и медленно подошел к Эмилин.

— Не тебе говорить об обмане! Ты не монахиня, а я здесь барон, причем уже много лет. Я и сам признался бы тебе, кто я на самом деле, — в подходящий момент. — Она отступила от него, а он вытянул руку и выхватил у нее второй кубок, который также готов был оказаться на полу. Поставил его на стол и пристально взглянул Эмилин в глаза.

— Подходящий момент был, например, перед тем, как ты женился на мне!

— А ты вышла бы за меня, зная все это?

— Никогда! — выпалила Эмилин. Неожиданно в глазах ее сверкнула искра, как будто в темноте чиркнули кремнем. — Ax, конечно, милорд! Тайный брак вполне устраивал вас именно потому, что я и понятия не имела, кто вы на самом деле!

— Я не хотел обманывать, — спокойно и веско произнес Николсе. — Я собирался лишь защитить тебя от Уайтхоука и выполнить… — он замолчал, не готовый еще объяснить, почему он имел полное право жениться на ней. Пусть сначала привыкнет к тому, что только что узнала.

Эмилин с минуту холодно разглядывала его.

— Понимаю, почему я так поздно узнала в тебе Черного Шипа. Ты просто избегал меня!

— Я вообще мало времени проводил в Хоуксмуре этим летом, — осторожно попытался оправдаться Николас.

— Именно так. А когда и был здесь, старался держаться от меня подальше. Стоило мне войти в комнату, как ты удалялся или разговаривал со мной из-за моей спины, в крайнем случае — при свечах.

— Чтобы обезопасить нас обоих, леди. А, кроме того, не забывай, что едва я подходил ближе, ты сию же минуту отворачивалась, чтобы я не понял, кто ты на самом деле. У меня не было выбора — только общаться с этим чепцом. — Николас подошел и снял монашеское покрывало.

— Мы оба вели себя глупо, — признала Эмилин. Она отступила в сторону. Но в эту самую минуту он схватил ее за руку, притянул к себе, будто она ничего не весила, и прижал к груди. Сквозь шерстяное платье ее тело казалось теплым и послушным, а сердце билось совсем рядом.

— Глупо то, что я люблю тебя? — Николас понимал, что то, что он сейчас шепчет, — самая глубокая на свете правда. Эмилин молча смотрела на него, потом, вздохнув, отвела взор. Николасу показалось, что в этом вздохе он чувствует тающий и улетучивающийся гнев.

Хотя Эмилин и сопротивлялась объятию, она невольно ответила на близость и движением рук, и движением тела. Выгнув шею, она заглянула в глаза любимому своими сияющими, словно голубые озера на солнце, глазами.

— Так кто же ты — Черный Шип или барон Николас?

— Оба, леди, и в обоих случаях твой муж, — тихонько ответил он.

— Оба, сэр, и неизвестно, где правда, — не могла успокоиться Эмилин.

— У меня много причин для обмана, милая, а у тебя лишь одна — украсть отсюда детей.

Она попыталась освободиться из объятий.

— Украсть? Да это моя семья! Скажите-ка лучше, сэр, что вы сделали в Эшборне, как не похитили моих детей!

— Я выполнял приказ короля! — резко ответил Николас.

— Ну конечно! Выполнял приказ короля, и тут же наставил собственному папочке рога — при первой же возможности! — Оскорбление повисло в воздухе — яростное и тяжелое.

Николас едва сдержался.

«Да, — подумал он, — я люблю ее, но иногда она способна высечь гнев и из камня!»

Эмилин обиженно смотрела на него и порывисто, неровно дышала. На щеках ее расцвели яркие пятна — словно розы, глаза горели под густыми нахмуренными бровями. Николасу невольно вспомнилась раскрашенная скульптура гневного ангела, созерцающего жалкого грешника.

— Ты не человек чести! — обвиняющим тоном заявила Эмилин.

— И тем не менее ты моя жена! — парировал Николае. — Тебе бы больше понравилось быть моей мачехой?

— Ни той, ни другой! Я доверилась тебе, а ты меня обманул!

Какой-то мускул едва заметно дрогнул на лице рыцаря.

— Я женился на тебе ради твоей же безопасности. Просто тогда я не мог открыто говорить об этом.

— Лучше бы я не встретила тебя в том лесу и сама бы заботилась о своей безопасности! — сквозь зубы процедила Эмилин.

Крепко сжав ее руку, он прижал ее еще ближе к себе — прижимал до тех пор, пока носками туфель она не наступила ему на сапоги.

— Видит Бог, — прошептал он, — ты сама сказала, что хочешь освободиться от помолвки, а я просто помог тебе сделать это. Ты моя жена, и вся эта комедия с переодеваниями закончена!

Голубой огонь в глазах девушки зажег ответную искру в его глазах — то пламя, которое он так упор подавлял в себе все это время. Прижимая к себе любимую, Николас не мог больше бороться с желанием и болью: так долго без нее, так часто рядом с ней. Он склонил голову и нашел губами ее губы.

Эмилин мгновение сопротивлялась, а потом со страстью отдалась поцелую. Губы ее дрожали. Николас слегка ослабил железную хватку, которой держал ее за руку.

Внезапно девушка прервала поцелуй и снова попыталась вырваться из объятий.

— Пожалуйста, не путай больше мои мысли. Я совсем не могу думать, когда ты обнимаешь меня.-Голос ее утратил свойственные ему теплые нотки и звучал холодно и резко. — Как мы могли пожениться честно, если с твоей стороны все было обманом? Ты женился на мне вопреки своему отцу, используя против него нашу клятву.

— Нет, — горячо возразил он. — Нет! — Он взял ее за подбородок, мягкий и теплый, словно лепесток розы на солнце. Его ум тоже затуманился — от прикосновения ее тела, от гнева и обиды. — Мое предложение — не обман, Эмилин. Тайные клятвы — священный акт. Я не в силах нарушить его.

Закрыв глаза от его прикосновения, она отвернулась.

— Было бы честно освободить меня от клятвы, которую я дала по незнанию.

Николас едва сохранял спокойствие.

— Я не освобожу тебя, — мрачно произнес он.

— Ты не имеешь права, — прошептала Эмилин. — Я выходила замуж не за тебя, а за Черного Шипа.

— Всем моим поступкам существуют объяснения, милая. — «Боже, — подумал он про себя, — объяснение займет много времени». А его сейчас не было. Скоро Питер пришлет за ним. Николас удрученно помолчал. — Я все объясню тебе. Только позже.

Со двора раздался звук рога.

— Мои воины уже готовы к походу. — Барон выпустил Эмилин из объятий. Девушка пошла к двери, но на пороге обернулась.

— Тогда уходи, — печально проговорила она. — Можешь ничего не объяснять. Я не могу смириться с обманом. Не считай меня больше своей женой.

Николас вздохнул и провел руками по волосам. Он чувствовал себя так, как будто его высекли каким-то невидимым хлыстом. Вместо того чтобы объясниться и просить прощения, он опять утаил правду, оставаясь верным своей скрытной натуре. Оба они позволили обиде и горечи руководить собой. Разбилось нечто драгоценное — вера Эмилин в Черного Шипа, в него самого. Теперь она будет считать его таким же лживым, как его отец.

Сжав зубы, он стукнул кулаком по ладони. Рог зазвучал снова. Он должен был признаться во всем, как только она появилась в Хоуксмуре. Больше того, нужно было собраться с силами и все рассказать перед их свадьбой. Тогда бы она внимательно выслушала его.

А теперь, когда обман повис между ними, словно огромная глыба льда, наверное, было уже слишком поздно. С усталым вздохом Николас потер лоб. Нужно хорошенько все обдумать — сейчас он не представлял, как вновь завоевать доверие Эмилин. Но он уже не сможет этого сделать: судя по письму аббата, он уезжает на несколько недель.

Когтистые лапы и жадные пасти тянулись к поверженным телам грешников. Над исчадиями ада стоял архангел и на весах взвешивал души умерших. Праведники восходили на небеса, осененные радужными крылами. А грешников тянула вниз тяжесть содеянного, лица их искажал крик — летели они прямо в лапы демонов.

Эмилин слегка отодвинулась, рассматривая роспись. Она едва заметила, что уже наступили сумерки и Годвин, закончив работу, ушел из часовни. Сегодня она не рисовала ангелов. Демоны значительно больше соответствовали ее настроению.

Солнце село, подали ужин, а Эмилин все работала и работала. Ей никого не хотелось видеть, и она так и просидела весь день в часовне, яростно водя кисточкой по стене.

У некоторых из демонов вдруг оказались темные, почти черные волосы и серые, словно сталь, глаза. Довольная свирепым выражением бородатого лица очередного жителя преисподней, художница взялась за следующего — с зелеными, словно мох, глазами и злорадной усмешкой. Она поставила его рядом с покрытым острыми шипами кустом боярышника.

Расправив затекшие плечи, Эмилин критически склонила голову. Но не смогла сосредоточиться на том, что вышло из-под ее кисти. Голова была занята ссорой с Черным Шипом, нет — с Николасом.

Сознание того, что ее предали целиком и полностью, не давало жить. Гнев и слезы, мучившие с утра, к полудню превратились в глубокую и, в то же время, пустую печаль. Глаза распухли от слез. Чуть раньше она всхлипывала вслух, швыряя вокруг себя кисти, — так подействовал на нее стук копыт отряда, покидавшего замок. Годвин, смущенный и измученный ее поведением — она отказывалась объяснить его причину, — в конце концов — не выдержал и ушел.

Было уже почти темно, когда Эмилин спустилась с лесов и пошла к алтарю помолиться Святой Деве, умоляя о наставлении на путь истинный. Около алтаря на деревянной подставке стояли свечи, и знакомый обряд немного успокоил девушку. Она стояла, глядя на чистый огонек, и вдыхала запах воска и дыма.