Анна не отвечала. Еще недавно она сама побуждала Раймонда идти спасать крестьян, а теперь обеими руками держала его за руку и не хотела отпускать от себя. Она тогда не думала, что дело будет идти о жизни и смерти.

— Я этого не допущу, — продолжал Пауль. — Лучше я сяду в лодку и попытаюсь...

Он не мог продолжать, так как Лили с криком ужаса бросилась ему на шею, громко уверяя, что умрет от страха, если он покинет ее.

— Ты должен остаться, Пауль, — сказал Раймонд с присущей ему спокойной решимостью. — Посмотри на свою невесту! Прежде всего ты должен думать о ней.

— А ты? Разве ты не в таком же положении?

— Я? — В глазах Раймонда опять, как молния, сверкнул ясный луч. — Этой поездкой я должен заслужить невесту и счастье. Анна, ты по-прежнему требуешь, чтобы я остался?

Взоры молодой женщины устремились к тому месту, где трое людей в смертельном страхе ожидали спа-сения. Медленно выпустила она руку Раймонда и проговорила дрожащими губами:

— Ступай! Господь сжалится над нами!

— Спасибо! — тихо, но искренне и Горячо произнес Раймонд и быстро подойдя к крестьянам, приказал: — Спускайте лодку! Я буду править.

Со всех сторон послышались бурные возражения. Люди не хотели отпускать в опасный путь ни своего помещика, ни пастора, все стали громко просить и отговаривать, но Вильмут сразу положил этому конец:

— Нельзя терять ни минуты. Спускайте лодку! Вы готовы, господин Верденфельс? Я готов!

Крестьяне поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Дюжина здоровых рук схватила лодку, и через минуту она уже качалась на воде. Вильмут уже собирался занять свое место, как вдруг в последнюю минуту к нему подошел Райнер.

— Возьмите меня с собой, ваше преподобие! — решительно сказал он. — У меня пара здоровых рук, которые могут пригодиться вам. Вы с бароном одни не справитесь.

— Садись! — также коротко ответил Вильмут.

Раймонд протянул руку провожавшему его племяннику.

— Прощай, Пауль! Если я не вернусь — позаботься об Анне. Теперь она найдет брата в муже своей сестры.

В ответ молодой человек крепко пожал ему руку. У него достало бы мужества пуститься навстречу опасности, но он не в силах был перенести отчаянные рыдания маленькой Лили. Ему было непонятно, как мог Раймонд ставить на карту свое с таким трудом завоеванное счастье ради спасения чужих ему людей, не понимал он и его невесты, которая могла отпустить его.

Раймонд занял место у руля. Первые удары весел далеко вынесли лодку, и вскоре она достигла подхватившей ее быстрины. Утлое суденышко качалось и вертелось в водовороте, выбраться из которого было в высшей степени трудно и опасно. Но оба гребца прилагали все свои силы, а руль был в надежных руках Раймонда. Эти белые, почти прозрачные, с виду слабые руки умели подчинять себе дикого Эмира, заставляя его делать безумно смелые прыжки через пропасти, они и здесь доказали свое умение и силу. После минутной борьбы с волнами лодка выбралась на настоящий путь и быстро понеслась вперед, лавируя среди плавающих стволов и обломков плотин, которые при первом столкновении могли раздавить ее.

Воздух между тем стал заметно чище. Горы начали выступать из тумана, но зато последний стал спускаться в долину, сгущаясь над поверхностью воды. Рыбачья хижина совершенно скрылась из глаз, даже лодку можно было видеть лишь очень недолгое время, затем и она исчезла в тяжелом, мутном тумане.

Из деревни стали поступать хорошие известия. Выше сделанной в стене бреши вода больше не поднималась, достигнув, по-видимому, высшей точки; она уже не так бешено, как сначала, врывалась в приготовленное для нее отверстие. Волнение стало утихать, и теперь можно было вернуться в лодке, если бы удалось избегнуть главного течения, хотя опасность все еще не миновала.

Прошло почтя два часа, уже спускались сумерки. Вся низменность была окутана сероватым паром, из которого доносились шум и плеск почти невидимой воды. Быть может, за этой туманной завесой те, кому грозила опасность, вместе со своими спасителями боролись за свою жизнь, и никто не мог прийти им на помощь, никакой призыв не мог достичь до них!

Анна стояла на том же самом месте, где ее оставил Раймонд. Она не слышала утешений Пауля и Лили, не видела ничего вокруг себя. Бледная, безмолвная, она вглядывалась в туман, в котором исчез Раймонд, в волны, уже сомкнувшиеся, может быть, над его трупом. Возле нее стоял на коленях Экфрид и молился, прочие молча стояли вокруг них, бессильные чем-нибудь помочь.

Вдруг молодая женщина вздрогнула. Она заметила то, чего еще никто не видел. В тумане что-то двигалось и по мере приближения становилось все яснее. Уже можно было различить очертания лодки и наконец — фигуры сидевших в ней людей.

Медленно, с невыразимым трудом подвигалось вперед маленькое суденышко. Как ни старались плывшие в нем удаляться от середины, им все же приходилось бороться с сильным течением. На дне лодки, между двумя напряженно работавшими гребцами, сидели скорчившись двое людей, окоченевшие от холода и сырости, обезумевшие от перенесенного смертельного страха; а у ног барона, обеими руками державшего руль, сидел ребенок, в страхе обнимавший его колени и прятавший в них свое личико, чтобы не видеть пенящейся воды.

Все бросились навстречу прибывшим. Мужчины прыгали в воду, со всех сторон на помощь протягивались руки, громкие голоса радостно приветствовали лодку.

— Мы привезли всех троих! — закричал Райнер, первый выпрыгивая на берег. — Мы приехали как раз вовремя — дом уже шатался, когда мы приставали, и рухнул вслед за нами. Ну, и пришлось же поработать на обратном пути! Я думал, что не справимся с течением, но господин барон и наш пастор выдержали, точно они из железа!

Вильмут поддерживал рыбака и его жену, с трудом державшихся на ногах, а Раймонд Верденфельс, вышедший из лодки последним, держал на руках маленького Тони. Мальчик уже не боялся «фельзенекского барона», рука которого вытащила его из погибавшего дома и провела лодку сквозь туман, через страшные волны. Ребенок обеими руками обнимал барона за шею и не хотел расставаться с ним.

Взглядом и улыбкой послав привет Анне, встретившей его на берегу, Раймонд повернулся к стоявшему рядом с ней Экфриду и сказал:

— Экфрид, вот ваш Тони! Передаю его в ваши руки здоровым и невредимым. Получайте его!

Это был ответ на те самые слова, которые Экфрид, издеваясь, бросил ему в порыве бешенства, когда его поймали на поджоге. Лицо старика странно передернулось, он молча, пристально посмотрел на барона, потом протянул руки к внуку. Когда белокурая кудрявая головка ребенка прижалась к его груди и с заплаканного личика на него глянули голубые глазки, лишь тогда старик полностью осознал, что ребенок спасен. Лишь тогда к нему вернулись жизнь и способность двигаться. Он прижал к себе мальчика и с криком, в котором слышалось рыдание, упал на колени перед человеком, которого так долго и так страстно ненавидел.

Не стесняясь присутствием многочисленных свидетелей, Анна бросилась на шею к Раймонду, а он не выпускал ее из объятий, словно они были одни в целом свете. К ним подошел Грегор Вильмут, и во взгляде, которым он окинул их, не было больше ненависти. Теперь, когда он сам помог спасти людей, у гордого священника нашлись наконец слова, которые раньше он не мог выговорить, и он произнес их так громко, что все присутствовавшие слышали:

— Благодарю вас, господин Верденфельс, от имени деревни, которую вы спасли. Без вашей великодушной жертвы она погибла бы, а ее жители стали бы нищими.

— Вы также, ваше преподобие, спасали то, чем я должен был пожертвовать под давлением опасности, — с глубокой серьезностью ответил Раймонд. — Два часа мы рядом боролись за три человеческие жизни и спаслись только чудом. Я думаю, мы можем не возвращаться к прежней вражде.

Он протянул руку, но, когда Вильмут положил в нее свою, Анна испуганно воскликнула:

— Что это, Грегор? Твои руки в крови!

— От работы, — спокойно ответил Грегор.

Его ладони действительно были покрыты кровью от непривычного труда, и этими израненными руками он продолжал грести точно так же, как греб Райнер своими привычными к работе здоровыми кулаками.

— Раймонд, из деревни только что пришли сказать, что и в верхней части течения вода пошла на убыль, — сказал подошедший Пауль. — Больше нечего опасаться, ветер окончательно переменил направление.

Он указал на горы, все более очищавшиеся от тумана. Только что вынырнул из облаков увенчанный снегом Гейстершпиц и бросил взгляд вниз на все причиненное им зло. Давно-давно он послал ту бурю, которая разносила огонь от одного дома к другому, и обратила Верденфельс в груду пепла; на этот раз он согнал вниз горные потоки из глетчеров, грозившие гибелью. Но сейчас деревня осталась целой и невредимой; вода скрыла под собой лишь богатые владения барона Верденфельса, и в этих волнах погас последний отблеск того пожара, погасла последняя искра вместе с прежним отлучением и проклятием.

Из деревни донесся вечерний благовест. Колокола с самого рассвета грозно призывавшие на помощь, теперь снова вернулись к своему прежнему звону, призывая к благодарственной молитве.

И все верденфельсцы увидели, как их помещик, которого они так боялись, отлученный от церкви, проклятый «фельзенекский барон», первый опустился на колени и преклонил голову, как его примеру последовала его невеста, а затем и Пауль с Лили. Тогда и все крестьяне опустились на колени. Полными, могучими звуками разносился в воздухе колокольный звон, присоединяясь к притихшему шуму укрощенной стихии. Больше ничего не было слышно. Даже священник, стоявший посреди коленопреклоненной толпы, не проронил ни слова, когда, поднимая окровавленные руки, призывал благословение Божие на склонившихся перед ним прихожан.


Глава 24