При этом известии у Экфрида вырвался душераздирающий крик, и он, не позволяя удержать себя, бросился прочь. Казалось, он на каждом шагу готов упасть, но смертельный страх гнал его вперед, пока он не добрался до того места, где собрались крестьяне. Здесь силы оставили его, и он упал у самых ног пастора.

— Мой Тони! — закричал он. — Рыбаки на Грундзее! Они утонут и Тони вместе с ними!

Вильмут вздрогнул, барон и все окружающие стояли, как громом пораженные. В лихорадочной тревоге никто не вспомнил, что на берегу уединенного озера стояла единственная во всей низине рыбачья хижина, которой должна была грозить неминуемая гибель.

— Мой бедный мальчик, мой бедный мальчик! — повторял Экфрид, все помыслы которого сосредоточились на одном этом пункте. — Вы взяли его от меня, ваше преподобие, вы отдали его туда, а теперь он должен погибнуть в водовороте! Отдайте мне моего Тони!

Лицо Вильмута покрылось смертельной бледностью; он прижал руки ко лбу, на котором выступил холодный пот. Молча, не в силах вымолвить ни слова, смотрел он на старика, требовавшего от него жизнь своего внука; ужасным испытанием этого дня еще не суждено было кончиться!

— Не надо так отчаиваться, Экфрид! — сказал барон Раймонд, раньше других пришедший в себя. — Без сомнения, можно будет помочь им, если вообще помощь окажется необходимой. В худшем случае у рыбака ведь есть лодка, в которой он может спастись со своей семьей.

— Если успеет, — заметил Пауль. — Вода вихрем понеслась в долину, а люди ведь совсем не ждали и не подозревали опасности.

Теперь и Грегор оправился, к нему вернулась прежняя энергия. Беззвучным, но твердым голосом обратился он к барону:

— Надо убедиться: со Шлоссберга видна вся низина, а лодка направится или сюда, или к бухдорфской возвышенности.

— Совершенно верно! — согласился Раймонд. — У нас не было выбора: для спасения деревни необходимо было разрушить стены, но три человеческие жизни — слишком дорогая за это цена! Останьтесь здесь, Экфрид, и отдохните! Будет сделано все, что только можно!

Он поспешно удалился вместе с Вильмутом и Паулем, за ними последовала большая часть крестьян.

Анна осталась с Экфридом, тщетно пытаясь успокоить его. Старик не выдержал, он хотел видеть и слышать все, что делалось, и, поддерживаемый сострадательными руками, тоже добрался до Шлоссберга.

Открывавшийся оттуда вид не внушал надежды. Уже почти вся низменность была под водой, ежеминутно поднимавшейся, так как через парк все еще катились бурные волны, хотя и не с первоначальной яростью, и направлялись прямо к маленькому озеру Грундзее.

На берегу его можно было различить рыбачью хижину, уже со всех сторон окруженную водой, которая, вероятно, уже давно начала проникать в дом через двери и низкие окна. О судьбе обитателей хижины в эту минуту невозможно было догадаться, так как на пустынной поверхности воды не было видно лодки. Не больше третьей части всех жителей осталось у деревни на случай нового подъема воды, остальные, так же, как и прислуга из замка, собрались здесь. Все были в страшном волнении и обменивались тревожными замечаниями. Пауль стоял с Анной и пришедшей Лили, стараясь убедить их, что рыбаки могли своевременно укрыться в безопасном месте. Лили верила ему безусловно, но Анна, ни слова не возражая на его утешения, не сводила взора с лица Раймонда, стоявшего на выступе холма рядом с Вильмутом.

— Боюсь, что наводнение застало их врасплох, — сказал барон, пристально глядя в принесенную из замка подзорную трубу. — Похоже, они не успели отвязать лодку и спаслись на крыше. Там что-то виднеется, но трудно что-нибудь различить сквозь туман.

Он передал трубу пастору, и тот направил ее в ту же сторону. Эти двое мужчин, до последней минуты остававшиеся врагами, теперь стояли рядом, обмениваясь замечаниями, словно это само собой разумелось.

— Люди на крыше, — решительно сказал Вильмут после короткой паузы. — Они подают сигналы об опасности... лодку угнало... им до нее не добраться.

И он указал на темный предмет вдали, который можно было принять за плывущее бревно. В трубу он разглядел, что на самом деле это была маленькая рыбачья лодка. Видимо, в первую минуту ее оторвало от привязи, а поток отнес ее в противоположную сторону. А ведь только в ней одной было спасение, больше негде было достать лодку в горной деревне: для диких горных речек не годились даже самые легкие челноки.

— Остается только быстро сколотить плот, — сказал Райнер. — Если мы все примемся за работу, он живо поспеет, и на рассвете можно уже будет отправиться туда. До тех пор они, может быть, выдержат.

— До тех пор они не выдержат, — объявил Вильмут. — Я знаю этот домишко: в несколько часов течение разрушит его ветхие стены, и дом погибнет еще до наступления ночи. Необходимо помочь им немедленно. Мы должны туда добраться, все равно каким образом!

— Постойте! — крикнул Верденфельс, осененный счастливой мыслью. — На пруде замка есть маленькая лодка, которую на зиму убирают. Фельдберг, где она?

— Не знаю... вероятно, где-нибудь на ферме, — нерешительно произнес управляющий.

— Так посмотрите сейчас же и прикажите немедленно принести ее сюда. Торопитесь!

Фельдберг поспешил к ферме, до которой вода не дошла, так как она стояла на возвышенности.

— Это делу не поможет, пока течение будет так стремительно, — е сомнением проговорил Райнер. — Посмотрите только, как крутится вода! Хотел бы я посмотреть на смельчака, который решится отправиться туда! Назад он уже не вернется!

Раймонд Верденфельс не возразил ни слова, но его взгляд невольно встретился со взглядом священника. На немой вопрос последовал немой ответ, но мужчины поняли друг друга. Барон отвернулся и спокойно произнес:

— Люди найдутся, была бы лодка!

Анна также заметила и поняла этот обмен взглядами. Как только Раймонд подошел к ней, она судорожно схватила его за руку и, отведя в сторону, спросила, едва переводя дыхание:

— Что ты хочешь делать? Подвергнуться смертельной опасности, оставив меня в неописуемом страхе? Разве ты не принес уже достаточно жертв? Вот стоят сотни спасенных тобой людей, пусть они и помогут рыбакам!

— Из них ни один не отважится, кроме, может быть...

— Грегора! Я знаю, я видела это по его глазам. Так пусть он попытается спасти их один, он должен искупить свою вину, и он это сделает!

— А мне разве не надо ничего искупить? — спросил Раймонд так тихо, что его слышала одна Анна. — Вспомни тот час в Фельзенеке, когда я открыл тебе свое прошлое. Первой жертвой огня сделался дом Экфрида, а его единственного сына вытащили мертвым из-под развалин. Теперь там, у рыбаков, его внук, единственное, что осталось у старика, чем он дорожит. Я в долгу у него за человеческую жизнь. Дай мне прогнать последнюю тень, которая еще грозит мне из далекого прошлого!

Ты ведь знаешь, как часто в Венеции я один отправлялся на Лидо при сильном волнении и как хорошо умею справляться с волнами.

— Море не так опасно, как этот стремительный водоворот и те обломки, которые он несет с собой! Неужели мне суждено увидеть, как ты погибнешь в нем? Останься, Раймонд! Ты не можешь ехать, если я тебя прошу, умоляю остаться!

— Если ты потребуешь — я останусь, но, я знаю, ты не потребуешь этого от меня.

— А я все-таки требую! — сказала молодая женщина с энергией отчаяния. — Я имею право на твою жизнь, теперь она принадлежит мне, и я не хочу потерять ее!

Их разговор был прерван приходом Фельдберга, сообщившего, что лодка оказалась в сарае на ферме; тут же вслед за ним принесли маленькую, хорошенькую лодочку, предназначавшуюся для плавания по тихому, спокойному пруду и совершенно не приспособленную для крайне опасной поездки.

— Это не годится! — сказал Пауль. — Такая хрупкая вещь не выдержит напора волн: первое же бревно, на которое она натолкнется, пустит ее ко дну. Брось эту мысль, Раймонд! Было бы просто безумием отправиться на таком утлом суденышке, а уже назад на нем вернуться совсем невозможно!

Теснившиеся вокруг лодки крестьяне вполне разделяли мнение молодого барона. Оставалось только делать плот и дожидаться утра. Может быть, рыбачья хижина еще и устоит до тех пор, может быть, Господь смилостивится над ними.

В это время Экфрид, едва удерживаясь на ногах, протеснился сквозь толпу и с трудом проговорил:

— Если никто не решается — поеду я! Пустите меня, я хочу попробовать!

— С ума ты сошел, старик? — со своей обычной грубостью крикнул Райнер, отталкивая его. — Ты еле на ногах стоишь, где же тебе поднять весло и править лодкой? На это нужны не такие силы!

Экфрид сам сознавал свою слабость, и сила, которую ему придало отчаяние, так же скоро погасла, как и вспыхнула. Ломая руки, он обводил глазами присутствующих, ища помощи и нигде не видя утешения.

Вильмут подошел к лодочке и стал внимательно осматривать ее, затем поднялся и прежним повелительным тоном произнес:

— Кто из вас умеет обращаться с рулем? Грести берусь я.

— Вы, ваше преподобие? — воскликнул Райнер, в изумлении отступая от него. — Вы хотите сами? Нет, это невозможно!

— Так будет! — последовал холодный, решительный ответ. — Когда я был еще мальчиком, мне иногда приходилось грести, и уменья у меня, вероятно, хватит. Но теперь дело за рулевым. Нет ли между вами кого-нибудь, кто может и хочет взяться за это?

Общее молчание было ответом на его вопрос. Жители горных стран умели хорошо обращаться с ружьем, но править лодкой их не учили. Они с ужасом глядели на своего пастора, отважившегося довериться коварной стихии, только что грозившей им гибелью, и никто не выражал желания последовать его примеру.

— Ты видишь, Анна, никто не решается! — вполголоса сказал Раймонд. — Ты и теперь хочешь удержать меня?

— Ради Бога, что ты вздумал? — вмешался Пауль, услышав эти слова. — Неужели ты хочешь отправиться в лодке? Не позволяйте этого, дорогая Анна, удержите его! Он ведь только что выздоровел!