— Логичнее же будет начать с нераскрытых? — предположила Влада, но я покачал головой.

— Давай будем честными: никто факта насильственного выбивания признаний и фальсификации ради раскрываемости еще не отменял. И сейчас-то такое сплошь и рядом, а тогда столько народу посажали и постреляли невиновного. Так что давай все подряд. Я возьму на себя раскрытые и буду полагаться на свое чутье в надежде рассмотреть, где факты притянуты за уши, а ты штудируй висяки.

На том и порешили. Несколько часов мы пропускали через себя чужие трагедии, тошнотворные подробности чьей-то жестокости, психических отклонений. Периодически зачитывали друг другу вызывающие интерес места и всматривались вдвоем в старые фото не особо хорошего качества. Но время шло, а сказать, что найдено нужное, мы так и не могли.

Звук тихого покашливания заставил нас синхронно повернуть головы к бесшумно подошедшей богине архива.

— Я тут вспомнила кое-что, — стала она перебирать папки перед Владой, до которых еще не дошла очередь. — Как раз про обстоятельство с наличием в библиотеке одного из потерпевших книги "Молот ведьм".

Выудив практически самую нижнюю, она положила ее перед нами и снова величаво удалилась. И почему мне кажется, что дело тут не в неожиданном прояснении памяти, а в чисто женском упрямстве, которое все же победили профессионализм и жажда торжества справедливости. Мы с Владой едва щеками друг к другу не прижались, утыкаясь в текст. Кроме нас и Людмилы Андреевны никого больше не было, поэтому я стал читать вслух:

"Седьмого октября 2005 года трое заплутавших грибников вышли к деревне, считавшейся к тому моменту необитаемой, и первым делом нашли труп мужчины, привязанный к некоему подобию креста во дворе крайнего дома. Прибывшая на место опергруппа обнаружила еще три женских тела. Судя по ранам и гематомам разной степени заживления, над ними длительное время издевались, а потом зарубили топором, но впоследствии тщательно вымыли и с определенной заботой уложили в одном из домов на полу. Сам дом пытались поджечь, но из-за дождливой погоды сгорел лишь внешний угол строения, и тела оказались нетронутыми. Также уцелела целая коллекция всевозможных устрашающих орудий и весьма специфическая библиотека: "Молот ведьм", "Пять книг против ересей", "Строматы", "Точное изложение православной веры", "Поликратика", "Жизнеописание и славные деяния великого инквизитора Т. Торквемады" и прочие подобные творения.

Следствию удалось установить, что около трех лет назад несколько домов в этой деревне за бесценок скупил некто Бергман Павел Сергеевич. Для этого была продана большая квартира в городе, доставшаяся его жене по наследству. Именно тело Павла Бергмана, 1961 года рождения, и было обнаружено на импровизированном распятии. Он был сначала оглушен, задушен и уже мертвым повешен на деревянный крест. Из родственников у него числились: жена, Алиса Бергман, год рождения 1963, и двадцатиоднолетний сын…

— Обратите внимание, кстати, на имя отпрыска — Томас. Между прочим, Торквемаду, одного из самых жесточайших инквизиторов Средневековья, именно так звали — Томас, — перебила меня богиня архива. Вот же… Людмила Андреевна, все-то она помнит, мне бы в ее годы такую память.

— Двадцатиоднолетний сын Томас Бергман, — продолжил я.

Это, выходит, сынка этот предполагаемый Инквизитор назвал именем одного из персонажей гадких книжонок из своей коллекции?

— Местонахождение Алисы Бергман и Томаса Бергмана следствию установить не удалось, как и личности трех погибших женщин. Естественно, именно пропавшие родственники и стали основными кандидатами в подозреваемые. Предполагалось, что Павел Бергман организовал нечто вроде религиозной секты, издевался над своими последовательницами и родней, за что и поплатился жизнью.

— Это все? — удивленно спросила Влада.

— Угу, — вздохнул я, чувствуя стыд за своего коллегу, который тогда с легкостью спустил на тормозах расследование, став одним из невольных пособников нового маньяка. Что, если бы он не был ленивой, безразличной задницей, проявил больше рвения и нашел бы этого Томаса? Возможно ли такое, что из-за этого наш Экзорцист одумался бы во время отсидки и сформировался другим человеком? Или это была бы просто отсрочка перед неизбежной метаморфозой в убийцу? Из бесполезных раздумий о вероятностях бытия меня вырвал звонок мобильного, прозвучавший в местной тишине особенно пронзительно.

— Шеф, я с новостями, — радостный вопль Васька услышала, наверное, даже Людмила Андреевна со своего места, судя по ее осуждающему взгляду.

— Ты чего так орешь-то? — буркнул я недовольно.

— Да я в трамвае, а тут компания какая-то больно веселая поблизости. — Я действительно уловил специфическое лязганье и шум, а также галдеж на заднем плане. — В общем, я кратко. Программа распознавания лиц выдала мне Христова Петра Валерьевича, 33-х лет от роду. — Ага, значит, наш Томас обзавелся новыми документами. — Прям сейчас я мчу по месту его официальной прописки, хотя почти уверен, что не живет он там и, наверное, никогда не жил.

— Васек, отставить резкие движения. А что, если он все же там? Вспугнуть хочешь? — рыкнул я.

— Обижаешь, шеф. Ну не настолько я салага, каким ты меня считаешь. Я потихоньку поспрашаю, справочки наведу. Ты лучше зацени, какое у этого Христова место работы.

— Ну и какое?

— Санитар в краевой психиатрической больнице.

— Ну конечно, — неожиданно рядом сокрушенно простонала Влада и резко согнулась, ощутимо прикладываясь лбом к папкам перед собой. — Ну какая же я бестолочь.

— Что, Влада? — насторожился я, отключаясь от Василия.

— Я такая дура, Антон, прости, — Девушка выпрямилась и посмотрела на меня виновато. — Помнишь, говорила, что место, которое видела в момент прямого контакта с маньяком, мне знакомо? Так и есть. Это был парк при больнице. Он был именно там. Только парк этот я видела обычно из окон или во время прогулок, но лишь днем, потому и не смогла узнать ночью. Единственное, что меня может оправдать это то, что я тогда большую часть времени пребывала не в самом ясном сознании.

Практически в каждом деле наступает рано или поздно такой момент, когда все прежние факты начинают выстраиваться в некую ладную фигуру, где один элемент цепляется и идеально подходит к другому, создавая нечто завершенное. Именно в этот период весь тот азарт и откровенная жажда преследования, которую приходится сдерживать в процессе, будто подступают к коже, превращая тебя в подобие хищника, вставшего на кровавый след, и всего аж потряхивает от предвкушения финала. Ну, у меня-то точно так.

— Прекрати. Как будто тебе и правда есть за что извиняться, — вскочив, я стал торопливо складывать папки.

— Чудинов, — окликнула меня Людмила Андреевна. — Оставьте. Идите уже.

— Спасибо, вы и правда богиня, — ничуть не покривил я душой.

Мы не пошли, а буквально помчались. Я, конечно, понимал, что спешка неуместна, но потребность действовать и как можно быстрее была сильнее меня. Звонить в больницу и наводить справки о том, на смене ли сегодня Бергман-Христов, я не стал. Учитывая, насколько длинным бывает язык у медперсонала, это было бы все равно что дать ему отмашку к бегству. Конечно, логичнее было сначала съездить самим в больницу и навести справки о режиме работы подозреваемого и, только убедившись, что он на месте, вызывать на всякий случай подкрепление. С другой стороны, кто знает, как там дело пойдет, а упускать убийцу из-за собственной нерасторопности я не собирался, посему все же отзвонился и попросил выслать опергруппу. Но оказалось, что заполучить усиление мне не светило еще несколько часов. Спецназ уже был задействован в антитеррористической операции. Но, в конце концов, есть чоповцы из больничной охраны, которые обязаны мне содействовать. На всякий пожарный я все же заехал в управление, вооружился и велел Василию подтянуться, тем более его предположение о том, что Христов никогда и не жил по месту прописки, оказалось верным. Что опять же ни о чем не говорило, учитывая, сколько народу у нас в стране точно так же имеет фиктивную регистрацию.

Уже на подъезде к клинике я вспомнил о реакции Влады.

— Загадка моя, может, ты в машине посидишь и внутрь не пойдешь? — осторожно спросил, хватая ее руку, которая показалась мне в этот раз совсем холодной. — Замерзла?

— Нет на оба вопроса, Антош, — коротко мотнула головой девушка, хмуро глядя прямо перед собой. — Я не буду врать, что в порядке, но выдержу. Не переживай, истерики не будет.

— Просто скажи мне, если станет совсем невмоготу, обещаешь?

— Обещаю.

С парнями из охраны на входе мы на удивление быстро нашли общий язык. Санитар Христов числился сегодня на дежурстве, через проходную, по крайней мере, входил. Один из чоповцев даже взялся провести нас в нужное отделение. Когда пересекали тот самый больничный парк, на пути к одному из дальних корпусов, Влада ежилась, передергивала плечами, но в целом держалась прекрасно для человека, испытывающего откровенный страх перед подобным местом. Но вот когда надо было войти внутрь, она задышала чаще и на лбу у нее выступила испарина. Я схватил ее ладонь, и она впилась в нее двумя руками, словно утопающая, и согнулась, как будто внутри у нее болело.

— Влада, вовремя остановиться — совсем не стыдно, — прошептал я. — Подожди меня снаружи, не издевайся над собой.

— Не хочу больше уступать страху, Антон. Я даже ничего почувствовать не могу в таком состоянии. Совершенно бесполезна, а быть такой я отказываюсь, — упрямо произнесла она и, отпустив мою ладонь, выпрямила спину и пошла вперед.

— Христов? — уточнила дородная, словно мама борца сумо, медсестра на посту. — Да, есть такой и на смене сегодня. Я вот совсем недавно его видела, они с Машкой Смирновой во внутренний двор группу больных гулять выводили.

— Дорогу показывайте, — приказал я, и спорить она не рискнула.