— Боже, я тебя точно придушу.

— Перестань, Антон. Увидев, куда попала, я почти ушла. Я же не совсем сумасшедшая, чтобы бродить в одиночку в таком месте.

— Без комментариев, учитывая, что мы сейчас сидим здесь, а Гудвин — с проломленной башкой в операционной. Дальше.

— Да особо рассказывать нечего, — виновато опустив голову, Влада стала монотонно перечислять: — Услышала шум, выстрел и поймала ауру убийцы, испугалась… Потом перестала толком соображать… Быстро потеряла след… Ну, ты знаешь, как это со мной…

— Вот именно, что знаю, Влада, — Не хотелось упрекать, ведь я на самом деле уже понял, что в определенные моменты она сама себе не принадлежит, но, блин, что-то надо с этим делать. — Ты хоть понимаешь, насколько уязвима, когда тебя накрывает?

Она кивнула.

— Ладно, я тебе потом этим еще мозг вынесу, — смиряясь, выдохнул я. — Как ты Гудвина нашла?

— Когда отпустило, стала набирать его телефон. По звуку шла. Вызвала скорую и по его телефону — парней, — она мотнула головой в сторону типа телохранителей Гудвина. — Просто подумала, что ему охрана понадобится, мало ли что.

— То есть о его безопасности ты, умница такая, подумала, а о своей вообще ни разу? — Стоп, я не завожусь.

В ответ Влада только вздохнула. Ну нет уж, меня этим виновато-покорным личиком не проймешь. Однозначно накажу, как только придумаю как. А пока… В мозгу словно загорелась красная лампочка.

— Так, секундочку. Ты сказала, что выстрел слышала?

— Да, или что-то очень похожее, по крайней мере, — согласилась Влада.

— А у Гудвина кроме черепно-мозговой еще и огнестрел есть? — насторожился я.

— Нет. Я не заметила.

— А оружия там, где его нашла, не было?

— Нет.

— А тебя уже опрашивали?

— А должны были?

— Естественно.

— При таких обстоятельствах скорая должна была и полицию привлечь.

Влада только растеряно пожала плечами. Вечно у нас такое разгильдяйство. Сто процентов решили, что, если жертву нашли в таком месте, он или нарик конченный, или бомж, и можно тупо отписаться и забить на разбирательство и выезд на место.

— Ладно, это все мы позже выясним, — отмахнулся, ставя себе, однако, заметку проявить в этом случае реальную сучность и добиться наказания виновных в случае, если правда решили спустить на тормозах. — Сейчас другое важно. Кто стрелял? Если наш маньяк, то почему только один раз, и вместо того, чтобы попытаться снова, долбанул Гудвина по башке? Значит, все же не он. Но тогда — если стрелял Глазов, то сумел он ранить ублюдка, или нет? Ты не видела поблизости кровь?

— Ты же знаешь, я не очень хорошо вижу в такие моменты, — смущенно замялась Влада. — А потом, когда Тимура нашла, уже не до того было.

— Понятно. Значит, мы сейчас едем на место, обшарим там все до темноты, или пока дождь не случился. Если мы везучие, то найдем и оружие, и следы крови нашего маньяка. Если нет, то констатируем весьма дерьмовый факт, что теперь у него есть еще и пистолет.

Влада, покусывая губу, пристально уставилась на меня.

— Что? — поднял я брови, борясь с невесть откуда взявшейся неловкостью от такого ее взгляда.

— Ты сказал — "наш маньяк".

— Да неужели?

— Дважды. Хотя еще совсем недавно заявил, что не веришь в существование коллективно действующих убийц.

— Во-первых, я способен быстро и качественно эволюционировать, и прошу тебя это все время держать в голове. А во-вторых, я, опять же, не утверждаю, что верю, просто мы должны изучить каждую версию. Может, этот случай с Гудвином вообще никак с маньяком не связан. Мало ли, кого он мог достать с его-то бизнесом.

— Все равно ты удивительный, Антон, — покачала головой Влада, открыто улыбаясь, и стало внезапно так хорошо, будто она как минимум признала меня божественным и всемогущим.

Из дверей появилась мадам поборница нравов, прерывая краткий момент моего самодовольства. Сопровождал ее долговязый мужчина, в светло-голубом халате и шапочке, выглядящий, на мой взгляд, слишком юно, чтобы быть опытным врачом.

— Вот, товарищ из органов, — важно представила меня ему тетка. — Он по поводу Глазова.

Я еще раз для порядка продемонстрировал удостоверение и просветил так и не представившегося доктора, странно поглядывающего на Владу, что Гудвин — особо важный свидетель по делу. Не думаю, что это заставило бы подойти к процессу лечения как-то более тщательно, но если Владе от этого спокойнее, то мне не трудно.

— Внутричерепное кровотечение мы остановили, но дальше все будет зависеть от того, как хорошо будет рассасываться отек, — проинформировал меня безымянный доктор, и я поманил ближе Гудвиновских громил.

— Это наши работники под прикрытием, — с нарочито серьезным видом тихо сказал я врачу. — Вы должны обеспечить возможность постоянного дежурства одного из них под дверями палаты Глазова. Мы понимаем друг друга?

Парень начал что-то мямлить про то, что не положено и против правил, но мой пристальный взгляд с легкостью переубедил его, и, смирившись, он кивнул.

— И само собой, как только гражданин Глазов придет в сознание, я должен тут же об этом узнать, — сунул я ему в руку визитку, не теряя времени понапрасну, сухо попрощался и, схватив Владу за руку, пошел на выход.

Вот и замечательно. Пусть Гудвина стерегут его же цепные псы, а мне не придется преодолевать кучу бюрократической волокиты, организовывая ему охрану в официальном порядке. И без этого у меня забот хватает, особенно учитывая, что может от этого крысеныша и толку-то никакого не окажется.

На больничной парковке Влада неожиданно остановилась, вырывая у меня свою руку, и стала встревоженно озираться.

— В чем дело? — невольно и сам стал прочесывать взглядом окрестности.

— Не знаю, — растеряно пожала она плечами. — Странное какое-то ощущение.

— На что похоже? — Ничего необычного вокруг я не засек. Приезжали и уезжали машины, люди спешили по своим делам. Никто даже не смотрел в нашу сторону.

— Не могу сказать, — пробормотала девушка. — Возможно, это просто нервы.

— Твоя ключица, как понимаю, в порядке, — констатировала она уже в машине, все еще поглядывая по сторонам настороженно.

— Ага, так и есть. Имел счастье получить сеанс чудесного исцеления от твоего наставника, вкупе с беседой по душам, — небрежно ответил, выруливая с парковки под пристальным взглядом Влады, неизвестно что выискивавшей на моем лице.

— Могу я узнать, что он сказал тебе, или это какая-то тайна?

— Не-а. Никаких тайн, ибо я молчать не клялся и не собираюсь. Он меня заботливо предупредил, чтобы я сильно губы на длительные отношения с тобой не раскатывал. — Я покосился на девушку, не желая пропустить ее реакцию, но Влада быстро отвернулась к окну, прячась от меня.

— Надеюсь, ты сказал ему, что его беспокойства не обоснованы?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это ни черта не его дело, Влада. Ты вправе сама распоряжаться своей судьбой и выбирать, как и с кем тебе жить.

— В самом деле? — Влада повернулась ко мне порывисто, сразу всем телом, будто хотела напугать этой стремительностью. — А если я вдруг выберу быть с тобой?

Зажегся красный, и я, повторяя ее движение, развернулся к Владе и посмотрел прямо в темные ищущие глаза с нервно мерцающими расширенными зрачками.

— А выбери.

— Я серьезно, Антон. — Густые ресницы стали опускаться, но я аккуратно обхватил ее подбородок, настаивая на продолжении нашего визуального контакта.

— Я тоже не шучу. Я готов попытаться. С тобой. Но только если и ты тоже готова.

— Ты только сегодня утром собирался прекратить между нами вообще все, кроме работы.

Все же поражает меня в этой женщине способность говорить обо всем, не вызывая у меня чувства неловкости за собственное поведение. Там, где другая женщина заставила бы меня извиняться, даже нашла бы повод для целой драмы на тему доверия к моим словам, Влада просто хотела знать. Вот поэтому мне так легко говорить с ней честно, а не выискивать вариант ответа, который должен ее устроить.

— Потому что наивно полагал, что мне нечего привнести в твою жизнь, кроме неприятностей и разочарований.

— И что же изменилось? Ты уверен, что это больше не так? — И снова ни малейшей тени сарказма или оттенка неверия. Просто вопрос, нуждающийся в ответе.

— Вовсе нет. Я же, хотелось бы верить, не полный идиот, чтобы пребывать в уверенности, что никогда не стану причиной твоего разочарования. Просто понял, что это не повод полностью отказываться от возможности попытаться… сделать что-то по-настоящему стоящее усилий.

— И что же это?

Ну, давай, Антоха. Внеси полную ясность.

— Ты и я. Вместе. Уж какие есть.

Внутри ничего не дрогнуло в панике от собственных слов, не включилась гребаная система оповещения о катастрофе, небо тоже вроде кусками на землю валиться не собиралось.

Сзади просигналили, намекая на то, что давно уже зеленый, и я тронулся.

— Думаешь, правильно… говорить об этом вот так? — задумчиво глядя на дорогу, тихо спросила Влада.

Я понимал, она предполагала, что все сказанное — очередной мой импульс, который быстро себя исчерпает, вот только я знал, что это не так. Импульс — это когда возбуждение, ощущение некоей срочной безотлагательности в душе, смута и беспокойство. А от того, что я хотел между мной и Владой, внутри чувство покоя. Мне от этого хорошо. Комфортно.

— Как? — усмехнулся я.

— Посреди дороги.

— Это ощущается неправильным?

— Для меня? — почему-то удивилась Влада. — Нет.

— Ну, а для меня тем более.

Минут пять я лавировал между машинами, пока она хранила молчание, но оно не нервировало меня, хотя я и понимал, что сейчас за Владой решение о том, изменится ли моя жизнь. В смысле окончательно, потому как с ее появлением я и так уже вроде как был не прежним Антохой Чудиновым. Всегда бесило, когда женщины прямо или исподволь старались что-то поменять во мне. Влада ни о чем не просила, не настаивала, не намекала и даже не позволяла почувствовать, что ждет от меня хоть каких-то усилий над собой. Но вот посмотрите-ка на меня — я и сам внезапно рад взглянуть на все и на себя, в частности, по-другому. И никто мне яйца для этого, давайте заметим, в тиски не зажимал.