Киселева захлебнулась на середине рыдания и выпрямилась на стуле, уставившись на Владу мгновенно загоревшимися откровенной ненавистью глазами.

— Пошла ты, сучка столичная, — буквально выплюнула она, сжимая кулаки так, будто собиралась кинуться. — Нормальная Катька была. Нормальная, как все. Ясно.

ГЛАВА 20

— Гражданка Киселева, следите за речью, а то я не посмотрю ни на что и моментально организую вам административный арест за оскорбление лиц при исполнении, — загрохотал грозным голосом Варавин и был в этот момент весьма убедителен. Не знал бы его, сам бы испугался.

— А чего она, — и не подумала понизить тон нерадивая мамаша и только добавила визгливых истеричных ноток. — И у вас права такого нету. Это я тут пострадавшая. Я на вас жалобу. Прокурору.

— Ну-ка унялась, грамотная, — уже откровенно рявкнул Никита. — Села и на вопрос эксперта отвечай.

Я уже подумал вмешаться, но как-то расстановка сил — два прессующих мужика на одну, пусть и неприятную особу женского пола, это не по мне. Как ни крути, все же она мать жертв и имеет право на любые реакции. А вот Варавин тут — хозяин тайги, земля его, сам пусть и злобствует. Тем более Владу все агрессивные выпады Киселевой, похоже, нисколько не задели. Она стояла с видом человека, который невозмутимо пережидает временное неудобство, пока женщина напротив орала, ругалась и брызгала слюной. Эти метаморфозы в ней, резкие перемены от возбужденности и предельной восприимчивости и ранимости к полной глухой закрытости и непробиваемому внешнему равнодушию завораживали и даже слегка пугали меня. Киселева же как-то быстро угомонилась, как будто пенная и шумная волна ее стихийной агрессии разбилась о сплошную стену Владиной ментальной обороны и стремительно утратила силу. Уже через пару минут женщина сдулась и опять разрыдалась. И вот в этот раз это уже были слезы совсем другого порядка. Настоящего горя, потери, а не эгоистичного самосожаления, как ранее. От этого в комнате как будто резко упала температура, и меня пробирало до костей каждым тихим всхлипом. Влада тоже тут же изменилась, неуловимо открываясь и снова обращаясь в живой радар, ловящий исходящие вибрации человеческих душ. Она подошла к Киселевой и положила руку на ее плечо в жесте извечного, абсолютно искреннего сочувствия, которое, впрочем, никогда не приносит облегчения, разве что делает все хоть немного терпимей. Или так только со мной?

— Катька… она… да… особенная была, — наконец сквозь всхлипы заговорила Киселева, не оттолкнув, а наоборот, накрыв, почти вцепившись в ладонь Влады своей. — Но не плохая. Нет. Нет. А они все… Ведьма-а-а-чка. Черный глаз. А она добрая. Любила меня… Я как совсем плохая приходила… падала бывало. Ирка — та на меня кричать, стыдить. Мол, не мать ты, а позорище. А Катька молча до кровати тащила, мыла, укладывала… — Брови женщины резко сошлись, выражение лица стало непримиримым, а кулаки снова сжались. — А они все сами виноваты. Так и надо им.

— Гражданка Киселева, давайте уточним, кого вы подразумеваете под "всеми"? — Никита хмурился и старался произносить сухие формальные слова как можно мягче.

— Да наши, немовцы же. Они ее с мальства невзлюбили. А все соседка покойная, баба Лена. Вечно ходила по селу, сплетни обо мне носила, девчонкам, как подросли, болтать всякое обо мне стала. Дура проклятущая, чтоб ей покоя и на том свете не видать, — выкрикнула Киселева куда-то в потолок, потрясая кулаками. — А я им какая-никакая, а мать. Ирка — та всегда в слезы. Катька никогда не плакала, а как зыркнет исподлобья, и у старой змеюки то сердце тут же прихватит, то ноги отнимутся. А по мне так поделом, за язык ее злой. Вот и начала баба Лена всем талдычить, мол, Катька Киселева — ведьма самая настоящая растет, и таких топили раньше в деревнях. И прилипло. Да так, что от нее на улицах шарахались и крестились. В школе кто не общался, а кто и насмехался. Один раз пацаны даже камнями кидались. А когда пара случаев… разных… с такими вышло, так и поутихли. Только кто доказал, что это Катюха моя виновата? Никто. Нету никаких доказательств.

Женщина прекратила всхлипывать, но слезы не переставая текли по ее щекам.

— А она ведь лечить могла. Катюха-то моя. Мне на голову больную руку положит — две минуты и хвори как не бывало. Ушибы и ранки младшим заговаривала… — взгляд Киселевой стал отстраненным, будто она ушла в себя, а на лице появилось бледное подобие горькой улыбки. — Говорила мне: "Мам, я тебя от водки-то вылечу. Обязательно. Только старше стану и научусь это делать". Вот и стала-а-а.

Женщина закрыла лицо руками и снова сорвалась в рыдания. Я же, кивнув Никите, чтобы он продолжал без нас, указал Владе взглядом на дверь.

В коридоре мы столкнулись с мнущимся под дверью Агафоновым, и парень прижался к стене, пропуская нас и явно не сильно стремясь вернуться в кабинет. Не могу сказать, что не понимаю его. Но если уж впрягаешься в эту работу, нужно быть готовым ко всему. Особенно к тому, что не должно быть никаких личностных симпатий-антипатий.

Мы с Владой вышли на крыльцо, где еще ощущался терпкий запах сигаретного дыма.

— Итак, говори, — предложил я женщине.

Сам, в принципе, уже понимал, что за догадка родилась в ее голове, но хотел выслушать от нее. В конце концов, это больше ее территория.

— Я уверена, что у одной из девочек, у Кати, были определенные способности, и именно они-то и явились причиной разных способов их убийства, — покручивая пуговицу на куртке своими тонкими полупрозрачными пальцами, сказала Влада. — И, исходя из этого, думаю, что у прежних жертв тоже эти способности были, или, по крайней мере, наш маньяк был в этом убежден. Именно наличие особого дара и является основополагающим в вопросе выбора убийцей очередной жертвы.

— Так, погоди, не беги впереди паровоза. Нам до сих пор и личности убитых выяснить не удалось, а ты говоришь способности, — поднял я ладони, моментально представив себя на отчете у шефа с этой версией, и скривился. Ладно, пока даже думать об этом не стоит.

— Извини, Антон, — тут же смутилась Влада. — Я не имела права…

— Простите-е-е-извините-е-е, — поддразнил я, напоминая о договоре, и она улыбнулась, смущаясь еще больше, но тут же стала серьезной. — Я не говорю, что твоя версия — чушь, как раз наоборот, Влада. Просто давай-ка прикинем. Первое, в чем нам нужно определиться, исходя из твоих предположений, это в чем смысл убийств? Он, или фиг с ним, сделаем допуск — она явно не испытывает ненависти к жертвам. Слишком уж аккуратно и по-своему бережно с ними обращается. За исключением только этой последней девочки, Иры Киселевой.

— Нет, он точно не возомнивший себя инквизитором или охотником на ведьм псих.

— Ну да, он псих совершенно другой формации, — пробубнел себе под нос.

— Здесь что-то совсем другое, — задумчиво продолжила Влада, пропуская мимо ушей мое замечание. — У меня почему-то такое чувство, что он чего-то пытается добиться от этих женщин, какого-то результата, а пока не выходит. Поэтому и такое обращение. Они для него типа неудавшиеся творения, что ли. А с Ирой… возможно, такая жестокость потому, что он надеялся, что она такая же, как сестра, а это оказалось не так. И на ней он сорвал свой гнев и досаду от очередной неудачной попытки.

— Ладно, если и так. Чего он может хотеть добиться, кромсая им кожу?

— Если бы я это знала, — тут же погрустнела Влада. — Если бы знала.

— Так, хорошо, пусть так. Чего и почему, это пока только в его долбаной больной башке, — заходил я по крыльцу туда-сюда, чтобы облегчить процесс соображения. — Давай о другом подумаем. Как он их находит?

— Если честно, даже боюсь произносить, но что, если он тоже особенный и может видеть или как-то ощущать таких, как я? — женщина сглотнула, как будто от этих слов у нее ком застрял в горле.

— Так, ты мне не якай тут, — ткнул в нее пальцем. — Никаких ассоциаций с собой или близкими.

— Еще одно правило? — чуть улыбнулась Влада.

— Точно. К делу, госпожа экстрасенс. Первые тела мы находили в городе, где есть огромное количество возможностей пересечься случайно, а значит, для убийцы выбрать свой объект. Но здесь-то глухая деревня и населения полторы калеки. Как и где он мог узнать о девочке с нужными ему способностями? Он местный? — Влада молча следила за моими ходилками-рассуждалками, кусая краешек губы, чем надо заметить слегка отвлекала. — Не делай так, — указал я на ее рот и, игнорируя удивленный взгляд, продолжил: — Но если так, то это реально палевно так гадить там, где живешь. Если только его совсем в собственном психозе не прикрутило. Бывает наездами? Опять же, любой приезжий тут на виду и на слуху. Не может же такого быть, что он, сука, за грибами поехал, а девчонок просто на дороге увидел и тут же понял, что одна из них нужная?

Хотя, исходя из моей практики, нужно признать, что чего только не бывает. И иногда просто уму непостижимо, как незначительная случайность или совершенно ничтожная хрень может стать причиной чьей-то гибели. Не там свернул, не тому в автобусе на ногу наступил, не на том, на ком стоило, взгляд задержал… И все — цепь событий запущена. А иногда и этого не нужно.

— А интернет, Антон? — прервала мое сползание в философствование Влада. — Дети сейчас большую часть своей жизни переносят в сеть. Там дружат, там влюбляются и общаются. Даже жизнь самоубийством могут покончить из-за негативного комментария.

— Да ты на мать их посмотри, — затряс я головой. — Если бы у них в доме компьютер завелся, она бы его скоренько на водку сменяла, вот тебе и весь интернет. Кто за него платил бы?

— Телефон? — пожала плечами Влада. — Его легко спрятать от матери.

— Возможно, но что-то я дико сомневаюсь. Откуда деньги на более-менее новую модель, что соцсети потянет? Но проверить надо, и поэтому вызову-ка я на завтра нашего повелителя клавы — Василия.