Когда служба подходила к концу, я подождала, пока большинство скорбящих выразят свои соболезнования, и подошла к Гектору. Склонившись, чтобы неловко обнять меня, он, кажется, даже не понял, что это я. Взгляд у него был отсутствующий, и в ответ на мои соболезнования, он пробормотал что‑то невразумительное.

Опечаленная, я повернулась и столкнулась лицом к лицу с Райдером. Я инстинктивно шагнула назад, совершенно растерявшись, и уже собиралась обойти его стороной, но вовремя спохватилась.

Это неправильно и жестоко.

Райдер молчал, когда я снова повернулась к нему. Я поднялась на цыпочки и обвила его руками. Я сжала его крепко, вложив в эти объятия все, что не могла сказать вслух. Он не обнял меня в ответ. Может быть, я слишком быстро отстранилась. Может быть, удивила его своим поступком. А, может, он просто не хотел.

Я выпрямилась и посмотрела на него снизу вверх. Столько всего хотелось сказать ему в этот момент. Не знаю, почему, но я выбрала именно эти слова.

– Джейден сказал мне однажды, после того дня в гараже, что он очень уважает тебя и Гектора. Я… я просто подумала, ты должен знать, что это было  настоящим.

Кожа вокруг его глаз и рта натянулись. Я сделала кое‑что еще, повинуясь внезапному порыву. Я снова встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Я почувствовала его резкий вздох, и, в последний раз взглянув на него, повернулась и ушла.

Эйнсли ждала меня посреди прохода. Она не ходила со мной, но сейчас смотрела в ту сторону, где Гектор стоял с бабушкой.

– Я хочу сказать пару слов Гектору. – Эйнсли коротко обняла меня. – Позвоню тебе позже?

Я обняла ее в ответ.

– Ладно.

Я не увидела в толпе Кейру и Джо, когда вышла из церкви, а еще не могла сказать с уверенностью, помогли или навредили мои слова Райдеру. Одно я знала наверняка, когда шла к своей машине – яркое солнце все еще светит нам, и глубокое синее небо чисто и бесконечно.

Когда я вернулась домой и поднялась в свою комнату, мой взгляд сразу приземлился на бедную бабочку, брошенную на письменном столе. Разглядывая это недоделанное существо, я думала о том, что сказала Райдеру, что говорила мне Пейдж, и уже знала, что еще мне нужно сделать, что еще доказать самой себе.

Я схватила со стола тетрадь и авторучку и подошла к кровати. Пришла пора подготовить доклад, и на этот раз меня не мучили сомнения. Я точно знала, что хочу сказать.


Глава 38


Меня не стошнит.

Я подумала, что, если повторять эту мантру как можно чаще, так и будет. В среду я целый день боролась с дурнотой, но, по крайней мере, не в одиночку. За обедом Кейра тоже не притронулась к еде и, бледная, бормотала себе под нос, раз за разом перечитывая текст своего доклада. Листок бумаги трепыхался в ее дрожащих руках.

Я заняла свое место, хотя и не помню, как оказалась в классе риторики. Словно на другом конце туннеля, в дверях замаячила фигура Пейдж. Вчера ее не было в школе, как и Райдера и, разумеется, Гектора.

Я достала листок со своим докладом и разгладила его руками, пытаясь дышать глубоко и ровно, чтобы не отключиться.

Вероятность обморока оставалась велика.

Как только прозвенел последний звонок, в класс вошел Райдер, и сердце екнуло. Я не ожидала, что он придет.

Честное слово, меньше всего я ожидала, что он появится здесь в момент моего величайшего позора.

Руки дрожали, и я уронила их на колени. Пейдж проследила за ним взглядом, когда он направился в нашу сторону. Она грустно улыбнулась, и я не знаю, ответил ли он на ее улыбку, но парень сел за парту и посмотрел на меня. Он побрился, и его одежда не выглядела мятой. Хотя волосы лежали в беспорядке – впрочем, как всегда.

Я не видела его со дня похорон.

Он не давал о себе знать.

И я не могла думать об этом прямо сейчас.

Его взгляд скользнул по моему лицу.

– Привет.

– Привет, – прошептала я.

Его ресницы опустились, и плечи напряглись.

– Как ты думаешь…

– Внимание, класс. – Мистер Сантос хлопнул в ладоши, прерывая наш едва начавшийся разговор. – У нас запланировано много выступлений, так что не будем терять время. Итак, сегодня мы слушаем доклад номер три – «Самый важный человек в моей жизни» – одна из моих любимых тем. Я надеюсь, что, составляя письменный портрет того, кто оказал на вас большое влияние, вы кое‑что узнали и о самих себе. И я очень надеюсь, что, выступая с сегодняшней речью, вы будете помнить о том, как важно не оставлять вниманием и заботой того человека, о котором вы рассказываете. Потому что, как нам напомнили недавно… – Его взгляд скользнул по пустующей парте Гектора, – жизнь бывает слишком коротка.

Все, что хотел сказать мне Райдер, отошло на задний план, когда мистер Сантос пригласил к доске первого оратора. За ним потянулся следующий. Потом подошла очередь Кейры, которая читала доклад, вцепившись в трибуну. К тому моменту я уже сползла на самый край сиденья, готовая сделать безумный рывок к двери или свалиться со стула.

Возвращаясь на свое место, Кейра посмотрела на меня и подняла вверх большие пальцы. Я попыталась улыбнуться, порадоваться за подругу, но все мои усилия были направлены на то, чтобы удержать себя от бегства из класса. Райдер рядом со мной тоже замер на краешке стула, и его поза казалась зеркальным отражением моей.

– Леон Вашингтон, вам слово, – сказал мистер Сантос. – Уверен, нам всем не терпится узнать, под чьим влиянием формировалась ваша личность.

Я не слышала ничего из того, что сказал Леон. Впрочем все вокруг покатывались от хохота, и мистер Сантос выглядел так, словно подумывал о досрочном уходе на пенсию, так что я даже пожалела, что пропустила самое интересное.

– Мэллори Додж? – объявил мистер Сантос со своего насеста на краю стола, и наши взгляды встретились на короткий миг. Его глаза излучали тепло, как и вчера, когда во время обеда я подошла к нему со своей странной просьбой. – Ваш выход.

Сзади раздался ядовитый смешок Пейдж.

Я не помню, как вставала с места, только ошеломленное лицо Райдера, когда я вышла из‑за парты. Уже на полпути к доске до меня дошло, что я не захватила с собой листок с текстом, и пришлось за ним вернуться. Мои щеки пылали. Какой‑то парень усмехнулся. Он сидел впереди Пейдж.

Пейдж пнула спинку его стула.

Наверное, я грохнулась в обморок и ударилась головой, потому что не могла поверить, что она способна на такое, но больше никто не смеялся – и, даже если смеялся, я все равно не слышала из‑за шума в ушах. Я вышла к доске и повернулась лицом к классу, стоя позади трибуны.

Мой взгляд пробежался по рядам. Половина ребят даже не смотрели в мою сторону. Они сидели, уткнувшись глазами в колени или парты. А то и вовсе дремали. Но оставалась другая половина. Те, кто с интересом смотрел на меня.

Я взглянула на Кейру, и она улыбнулась, снова подняв вверх большой палец.

– Начинайте, как только будете готовы, – сказал мистер Сантос.

Кивнув, я попыталась сглотнуть. Я увидела море лиц, обращенных ко мне. И чувствовала, как ком постепенно закупоривает горло.

Кто‑то кашлянул.

Это было… ужасно. Подступающие слезы душили меня. Я посмотрела на мистера Сантоса… сама не знаю, зачем… но потом опять повернулась к классу.

Из всех лиц мой взгляд выбрал одно и остановился на нем… и Райдер… кивнул . Я как будто услышала его голос, прозвучавший у меня голове. Ты справишься . И вдруг он стал моим голосом. Райдер прав. И я права. Я смогу. Будет больно и, наверное, стыдно – нет, не стыдно, потому что только я управляла собственными ощущениями. И я верила, что сделаю этот шаг. Не испытывая неловкости. Без тени смущения. И, даже если споткнусь, это, по большому счету, неважно. Эта речь – не навсегда. Смущение – не навсегда. Ничто не длится вечно.

Но пытаться надо всегда.

И жить – всегда.

Мой взгляд упал на листок бумаги, и ком проскользнул вниз, распечатывая горло.


У некоторых в жизни есть один человек, который важен для них. Кто повлиял на них больше, чем кто‑либо другой. Нашим заданием было написать о таком человеке, но, когда я приступила к работе, то поняла, что не могу выбрать кого‑то одного. Выслушав меня до конца, вы, надеюсь, поймете, почему. Но, чтобы моя история обрела смысл, мне придется рассказать ее с самого начала.


У меня пересохло во рту, и я не смотрела на класс, когда выдавила из себя три самые трудные предложения из всех, что когда‑либо доверяла бумаге или произносила вслух.


Когда я была маленькой, я обычно пряталась в шкафу. Там было пыльно и темно, и пахло нафталином. Но это было мое убежище, где я скрывалась от монстров, которые были снаружи. Когда я стала старше и мне снова приходилось прятаться, я воображала, что живу в доме, где все монстры заперты в шкафах и я могу спокойно спать в своей постели. Что я живу в доме с родителями, которыми могу гордиться и восхищаться, и которые в один прекрасный день станут героями моего сочинения о том, как они изменили мою жизнь к лучшему. Мне не довелось жить в таком доме. Но чудовища, от которых я пряталась, тоже формировали меня как личность, открывая мне глаза на то, что доброта и любовь – всегда идут от сердца. Они научили меня не быть такой, как они. Вот почему они важны для меня сегодня.

Два человека удочерили меня, когда мне было почти тринадцать. Они не увидели во мне испуганного ребенка, который все время молчит. Они увидели во мне дочь, свою дочь. Они посвящали мне каждую свободную минуту, стараясь стереть плохие воспоминания и оградить от ночных кошмаров. Они открыли передо мной двери, прежде недоступные, и поверили в меня. Они доказали, что любовью и добротой можно делиться щедро, не требуя ничего взамен. Они научили меня доверять людям и ничего не бояться.