― Скажу в свою защиту, я был пьян и забыл, что не должен был там находиться.

― Как это может быть в твою защиту?

― Полагаю, что нет.

― Как бы то ни было, я пригрозила ему, чтобы он больше не забывал.

― Я проснулся, а ты выливала на меня ликер, ― объясняет отец. ― Затем достала спички и пригрозила, что подожжешь мою задницу!

― Именно, ― подтверждает мама. ― Я пригрозила.

Смутно помню про торт, но про это вообще ничего.

― Так мама напугала тебя, и с тех пор ты трезвый?

― О, нет, какой бы она ни была устрашающей, это не тот случай, ― говорит. ― После того, как она убрала спички, я извинился перед тобой. Сказал, что сожалею, а ты сказала...

Он замолкает, поэтому мама продолжает:

― Ты сказала ему, что тебе все равно на его извинения, потому что он больше не твой отец. Ты решила, что тебе больше не нужен отец, потому что он всегда делает что-то плохое, за что потом извиняется, поэтому он может уходить.

― Тебе было всего пять, ― говорит папа. ― Ты не злилась. Ты просто отказалась от меня.

― Это стало последней каплей? А не то, что тебя пытались поджечь?

― Твоя мать пыталась меня убить, потому что любила и хотела вернуть своего мужа, ― говорит отец, игнорируя попытку мамы сказать, что она не пыталась. ― Ты решила, что больше меня не хочешь. Я был как сломанная игрушка, которая тебе не нравилась, поэтому ты согласилась со своей матерью, что ее надо выбросить. Я любил тебя, но не давал тебе причин любить меня. Мне нужно было измениться.

― Что должен сделать и Джонатан, ― говорит мама.

― Посмотрим, ― продолжает отец. ― Но, эй, если мы больше не увидим его, разве это не взаимная выгода?

― Клянусь, Майкл, я сейчас возьму спички.

Родители шутят. Приятно видеть, что они счастливы, знать, что преодолели все трудности. Не могу представить жизнь, где мы не семья.

Глажу живот, ощущая легкие толчки, когда малышка перемещается.

Шесть месяцев превращаются в семь, и затем в восемь. Я работаю, ем и сплю. И так по кругу. Не успеваю опомниться, наступает лето. У меня девятый месяц беременности и нежные шевеления превращаются в полноценные удары ногой.

Воды отходят в назначенный срок, но мне все равно кажется, что еще рано. Я еще не готова. У меня есть кроватка, подгузники и все, в чем нуждается малышка, но я еще не разобралась, как быть мамой.

Я в ужасе. Никогда не была так напугана. Мама рядом со мной, а мой отец в комнате ожидания, также пришла твоя сестра, так как она рада стать тетей, но тебя нет, и я знаю, что не будет. Говорила себе это каждый день. Но когда боль разрывает на части, а люди кричат, что я должна тужиться, тужиться, тужиться, я нуждаюсь только в тебе.

Я не могу сделать этого без тебя.

Не могу.

Не могу.

Не могу.

Но затем она с криком появляется на свет, и я плачу; в секунду, когда мне кладут ее на грудь, мир становится на свои места. Вот оно. На сто процентов уверена, что буду любить эту красивую малышку всю жизнь. До последнего вздоха буду делать ее счастливой, защищать от всех невзгод, потому что она самое лучшее в мире создание, и она плод нашей любви.

Наша дочь родилась в 18:07 четвертого июля. Мне рассказали, что на следующее утро, на рассвете, ты приезжал в больницу. Наша малышка была в детской, а я спала, пока была такая возможность. Ты направился прямо к ней, любуясь через стекло, как она спит.

Спросил у сотрудников о том, как тебе официально стать ее отцом, быть записанным в свидетельстве о рождении, но тебе сказали обсудить это со мной. Поэтому ты отправился в мою палату ― или так мне сказали, потому что я тебя не видела. Дверь была открыта, и ты стоял в дверном проеме долгое время, наблюдая, как я сплю, прежде чем ушел.

Ты ушел, не взяв на руки нашу дочь.

Ушел до того, как узнал ее имя.

Ты этого не знаешь, но эту девочку... Эту красивую малышку в розовой пеленке зовут Мэдисон Жаклин Гарфилд, и когда-нибудь ты познакомишься с ней. Когда-нибудь она назовет тебя своим отцом. И когда это случится, она украдет твое сердце, и ты получишь шанс, о котором просил. Но тебе нужно подготовиться, Джонатан, потому что она ждет. Не заставляй ее ждать долго, прежде чем найдешь свой путь домой.


29 глава


Кеннеди


Смотрю на часы в десятый раз за последние пять минут, протяжно выдыхаю и ерзаю на месте. Через три короткие минуты будет три часа дня.

— Он не придет, — заявляет Меган.

Она сидит справа от меня, а между нами пустое сиденье, оставленное для отсутствующего Джонатана. Я звонила ему дюжину раз за последние полчаса, но все, что слышала: вызываемый абонент недоступен.

Оправила ему несколько сообщений, попросила поторопиться, но ничего не получила в ответ.

— Он придет, — говорю. — Джонатан обещал.

— Лучше бы ему прийти, — заявляет папа с места слева от меня. — Если соображает, что хорошо для него.

Позади меня раздается покашливание, и знакомый голос заявляет:

— Если мы посчитаем, сколько раз Каннингем использовал свой мозг, то, вероятно, разочаруемся.

Я разворачиваюсь и вижу миссис Маклески, которая сидит и вяжет... да, вяжет. Я даже не уверена, почему она здесь. Это спектакль детсадовцев. Сканирую взглядом небольшую аудиторию и удивляюсь тому, как много людей пришло посмотреть на представление о погоде маленьких детей.

Снова посмотрев на миссис Маклески, спрашиваю:

— Что вы здесь делаете?

— Твой отец пригласил меня, — отвечает она.

Смотрю на папу, он пожимает плечами.

— Это важный день для моей внучки. Я хотел, чтобы люди знали о нем.

— Сколько людей ты позвал?

— Полгорода, — отвечает за него миссис Маклески.

Покачав головой, смотрю на часы.

14:59.

Снова звоню Джонатану, меня переправляют на голосовую почту.

Учительница выходит на край сцены, перед большим занавесом ровно в три часа.

Вздохнув, я сдаюсь и убираю телефон. Больше ничего не могу сделать. Слышу, как дети перемещаются за занавесом, вставая на свои места, и все о чем думаю, как Мэдди расстроится, осознав, что ее папа не пришел.

Занавес открывается, спектакль начинается.

Мэдди стоит вдоль сцены в своем костюме — весь белый, состоящий из пушистой пачки и вырезанных из картона снежинок, привязанных к спине как крылья.

Она радостно улыбается и машет нам, но очень скоро замечает пустое место. Мой отец снимает на видео, и мне хочется его остановить, потому что не уверена, что ее разбитое сердце — это то, что мы захотим пережить снова, но не могу вымолвить ни слова. Не могу заставить себя сказать это.

Не могу заставить себя в это поверить.

Несмотря ни на что, я все еще верю в Джонатана.

Мэдди стоит на своем месте, больше не улыбаясь, всматривается в каждое лицо в зале. Она переживает и каждый раз, когда смотрит в моем направлении, становится печальнее. Один за другим дети выходят вперед, чтобы рассказать свои реплики. Когда очередь доходит до Мэдди, она не двигается.

Повисает неловкая тишина.

Учительница подталкивает Мэдди, что-то ей шепча. Мэдди делает несколько шагов вперед. Еще одна долгая пауза.

Она смотрит на меня.

Мне хочется забрать ее со сцены и обнять, чтобы она забыла обо всем этом, но вместо этого я улыбаюсь, надеясь, что ей это поможет.

Мэдди улыбается в ответ.

Как только она открывает рот, раздается громкий шум в задней части зала, когда резко распахивается дверь. Мэдди смотрит в том направлении, ее глаза расширяются и она верещит:

— Папочка!

По залу разносится шепот, люди начинают ерзать и оборачиваться на своих местах, в то время как Мэдди сбегает со сцены и бежит по центральному проходу так быстро, как может.

Я оборачиваюсь, обеспокоенная тем, что она убегает, и замираю, когда вижу его. О, боже мой.

Там Джонатан в костюме Бризо. Он делает несколько шагов вперед, сгребая Мэдди в объятия. Она обнимает его в ответ, пока он несет ее по проходу, игнорируя все взгляды. Замешательство. Шок. Неверие. Раздается пару смешков, пару вскриков и даже раздражение из-за того, что пришлось прерваться. А я? Пытаюсь не расплакаться в этот момент.

Джонатан ставит Мэдди на сцену и направляется сесть рядом со мной, шепча:

— Извини, что опоздал.

— Привет, ребята! — объявляет Мэдди, выпрыгивая в переднюю линию. — У чего шесть рук, и оно не похоже ни на что на свете?

Хор детей позади нее кричит:

— Снежинка!

— Это я! — говорит Мэдди. — Я падаю, и падаю, и падаю. Куда я направляюсь?

— На землю, — кричат дети.

Мэдди отступает назад, занимая свое место, и спектакль продолжается, будто ничего не произошло. Мэдди больше не обращает внимания на представление, смотря на своего отца, улыбаясь, как будто просто ждет, когда это закончится.

Учительница подталкивает ее, так как Мэдди пропустила последнюю строчку. Мэдди делает шаг вперед, и вижу, как она хлопает глазами. Она забыла реплику. Проходят секунды, затем еще, прежде чем Мэдди пожимает плечами.

— У меня есть строчка, но я ее забыла, — заявляет Мэдди. — Поэтому я буду импровизировать, как сказал папочка.

Люди смеются.

Джонатан качает головой.

Дети встают в линии и на поклон, но без Мэдди, потому что она снова сбегает со сцены. Джонатан встает, и подхватывает ее, когда она соскакивает сбоку, даже не удосужившись использовать ступеньки.