Робин Хэтчер - Приют любви

— Ради любви Святого Кристофера, парень! Неужели в тебе нет никаких чувств? — закричал Гарви и рухнул в глубоком обмороке.

Рори подхватил его и перетащил на кровать. Он смотрел на отца, на его рыжие волосы и такую же бороду, припухшее бессмысленное лицо, и чувствовал, как появляется в груди знакомая боль.

— Да, отец, у меня есть чувства, — прошептал он, потом повернулся и вышел из пропахшего дерьмом домика.

Рори стремительно подошел к своей привязанной лошади. Он расстегнул подпругу и стащил седло. Схватившись за гриву, Рори вскочил на лошадь и повернул к горам. Будь кто-либо поблизости в этот момент, застывшее, как гранит, лицо юноши пресекло бы любые расспросы.

Путь к вершине был не из лёгких, особенно без седла, но усилия и напряжение снимали, казалось, тяжесть с плеч. К тому времени, как он достиг вершины, в голове Рори прояснилось, хотя на сердце все еще было тяжело.

Он сел, скрестив ноги, на скалистом выступе, закрыл глаза и слушал, как лошадь щиплет траву, как ветер свистит среди острых вершин, как раскачиваются деревья. Далеко внизу, в долине, он различал приглушенное мычание коров.

— О мама, — шептал он, — я так одинок. Мое сердце все выжато.

Брент расслабился в седле. Для столь раннего времени года день был необыкновенно теплым, и он наслаждался легким ветром и солнечными лучами, осматривая стадо. Животные возвращались с зимнего пастбища. Брент с удовольствием заметил, что выглядели они хорошо.

Он слегка выпрямился в седле, увидев скачущего к нему Тобиаса и мужчину, незнакомого ему. Они пробивались через середину стада, разделяя его, как расходящиеся потоки воды. Пока они приближались, Брент внимательно изучал незнакомца. Это был большой мужчина, как по росту, так и по весу. Длинные темно-русые лохматые волосы окаймляли чисто выбритое — не считая густых усов над тонкими губами — рябое лицо. Лошадь под ним вполне соответствовала ему по размерам, взмыленные бока ее прикрывала накидка из оленьей кожи.

Тобиас перешел на шаг и остановился возле Брента.

— Мистер Латтимер, это — Джеймс Хансон. Он говорит, что купил недавно земли Боуманов. Он поехал этим путем, чтобы встретиться с вами и посмотреть место.

— Рад познакомиться с вами, мистер Латтимер, — сказал незнакомец, протягивая руку.

Брент неохотно пожал ее. У него появилось странное ощущение неприязни и недоверия к новому соседу. Причин для этого не было; просто что-то в нем самом…

— Когда вы выкупили имение Боуманов, мистер Хансон? — спросил он.

— Зовите меня Джейк. Сделку завершили на прошлой неделе. Старик и его жена уедут к концу месяца. Тем временем я и моя дочь Ингрид подыщем чуть больше скотины вдобавок к тому, что продали нам Боуманы. — Он замолчал и оглядел стадо. — А как вы называете этих? Это явно не Лонхорнсы, — добавил он со смешком.

— Эта порода — Херефорды, мистер Хансон. Их привезли сюда из Англии в начале столетия. Я пытаюсь доказать, что они смогут с успехом существовать и на Западе. До сих пор мне это удается неплохо, как вы сами можете видеть.

— Наверное, им тут нравится. А как насчет лошадей? Слышал, что они у вас тоже особенные.

Брент похлопал свою лошадь по шее.

— Да, тешу себя мыслью, что в них течет хорошая кровь, — только и сказал он.

— Есть какие-нибудь на продажу? — настаивал Джейк, его близко посаженные глаза с жадностью бегали по жеребцу под Брентом.

— В данный момент, нет, — ответил Брент, — особенно для тебя, — мысленно добавил он. — Нам самим хотелось бы иметь больше.

— Ну что ж, мистер Латти… то есть Брент, не так ли? Полагаю, что скоро перееду. И так как теперь мы близкие соседи, уверен, что будем видеться часто. — Он повернулся к Тобиасу. — Спасибо, что проводили меня сюда. Да, вы не назвали мне своего имени, чтобы я должным образом отблагодарил вас.

— Тобиас Леви.

Брови Хансона поползли вверх; дружеская улыбка исчезла.

— Звучит по-еврейски, не так ли?

— Возможно, потому что мои родители были евреи.

Их глаза встретились и задержались в безмолвном поединке. Брент заметил неприкрытое презрение Джейка и негодование Тобиаса перед лицом предрассудков. Наконец, он ударом ноги направил лошадь вперед и встал между двумя противниками.

— Тобиас, проверьте с Сэмом телят; видишь, он уже подъезжает.

Брент почти физически ощущал, что воздух заполнен ненавистью, но Тобиас, в конце концов, прервал битву взглядов и поехал выполнять поручение.

— Вы явно наняли управляющим довольно странную личность, Латтимер, — с презрительной усмешкой сказал Джейк.

— Мистер Хансон, боюсь, что мне тоже надо ехать. Желаю Вам всего наилучшего на новом месте.

Джейк понял, что пора прощаться. С потемневшим лицом он буркнул отрывистое «до свидания» и поскакал прочь.

У Брента возникло чувство, что он съел какую-то гадость, настолько сильным был ужасный привкус во рту. Он точно знал, что Хансон кое для кого представлял угрозу и неприятности. Он относился именно к такому типу людей.

— Мама, можно поговорить с тобой?

Тейлор повернулась от окна, на которое вешала новые занавески.

— Конечно, милочка. Дай только я положу их вниз.

Она повесила шторы на высокую спинку стула у обеденного стола, потом сделала знак Бренетте сесть за длинный, окрашенный под ореховое дерево стол.

— Я только что заварила чай, ты выпьешь немного со мной? — спросила она Бренетту.

— Да, спасибо.

Обе хранили молчание, пока Тейлор доставала чашки и разливала чай. Она с мягким шелестом юбок устроилась на стуле и взглянула на Бренетту в пыльной рубашке и холщовых штанах, но подавила желание отослать ее в комнату вымыться и переодеться.

Бренетта слегка покусывала нижнюю губу, нахмурив брови, и двигала чашку по блюдцу. Тейлор терпеливо ждала, пока она заговорит, совершенно точно зная — в чем проблема.

— Мама, — начала, наконец, Бренетта, — почему ты хочешь ребенка?

Тейлор улыбнулась; ее синие глаза смягчились.

— Нетта, малыш — это всего лишь часть выражения любви между мужчиной и женщиной. Именно потому, что твой отец и я любим друг друга, мы будем так счастливы иметь еще одного ребенка. Так же сильно хотели и тебя. — Она наклонилась вперед и взяла руку Бренетты. — Дорогая, мы с папой любим тебя очень, очень сильно. Ты была сокровищем и радостью в нашей жизни; вот почему мы с таким волнением ожидаем еще одного малыша. Вот увидишь, вчетвером мы станем вдвое счастливее.

Пока она говорила, Бренетта внимательно наблюдала за ней, в ее хмуром взгляде явно читалась неуверенность.

— Вы по-прежнему будете любить меня?

— Любить тебя! Конечно, будем!

— И вы не отошлете меня куда-нибудь, когда оно появится?

Тейлор нежно провела руками по волосам Бренетты.

— Нет, моя самая дорогая дочь. Тебя всегда будут любить, и ты будешь нужна нам точно так же, как и сейчас.

Темные брови девочки почти сошлись на переносице, пока она боролась со своими противоречивыми чувствами. Наконец она вздохнула и подняла взгляд на маму.

— Хорошо, — сказала она. — Думаю, со мной теперь все в порядке, вы с папой любите меня по-прежнему.

Тейлор подавила смех над чрезмерной серьезностью девочки и поблагодарила ее поцелуем в лоб. Ее сердце пело от радости — мир был совершенным.

Апрель 1874 — «Хартс Лэндинг».

Бренетта встала, едва забрезжила заря. Сегодня — ее одиннадцатый день рождения. Как обычно, частью ее праздника было посещение на несколько дней столицы Бойсе. Бренетта не могла дождаться этого момента. Она любила поездки за припасами раз в полгода. Шумная столица их молодой территории всегда возбуждала ее.

— Я даже не имею ничего против того, что всю неделю придется носить платья, — подумала она, просовывая голову в одно из них. Хорошенькое бело-голубое платье из набивного ситца доходило до середины икры, что вполне устраивало ее. Бренетта, в отличие от некоторых девочек, совершенно не торопилась вылезать из коротких платьев. С длинными юбками просто намного больше хлопот.

Она радостно напевала вполголоса, ополаскивая лицо, потом приступила к расчесыванию волос. Скоро придет мама заплетать ей косы, и Бренетте не хотелось, чтобы хоть какая-то мелочь замедлила отъезд. Она была полна решимости расчесать все спутанные клубки к тому времени, когда появится Тейлор.

Покончив с расчесыванием, но все еще в одиночестве, Бренетта подобрала туфли и принялась зашнуровывать их. Пальцы казались неуклюжими, и дело продвигалось медленно. Ей хотелось бы надеть свои свободные, черные кожаные сапоги, но она знала, что мама не одобрит такой выбор. Тейлор с трудом терпела ее холщовые штаны и рубашки даже здесь, на ранчо. А в городе одежда — совершенно иное.

Легкий стук каблучков возвестил о прибытии Тейлор еще до того, как распахнулась дверь.

— Доброе утро, Нетта. Поздравляю с днем рождения.

Она прильнула к Бренетте и крепко сжала ее в объятиях. Отступив назад, Тейлор сказала:

— Бог мой, ты выглядишь очаровательно в этом платье. Мне так хочется, чтобы ты почаще одевала юбки. — Она вздохнула. — Что же это произошло с моей маленькой деткой — всегда одетой в розовые воздушные платьица, с волосами в кудряшках?

Бренетта с отвращением сморщила нос.

— Ну хорошо, я знаю, о чем ты думаешь, юная леди. Подойди сюда, и давай заплетать косы.

Бренетте очень нравилось, когда мама возилась с ее волосами. Пальцы двигались ловко и проворно, соединяя пряди в толстые косы. Мягкое подергивание кожи на голове каким-то образом успокаивало ее. Она изучала в зеркале лицо Тейлор, пока та работала. Потом перевела взгляд на собственное отражение. Все говорили, что она — копия мамы, и сейчас она попыталась сама это увидеть. У них обеих — небольшой нос и полные губы, высокие скулы, глубоко посаженные глаза и изогнутые брови. У Бренетты точно такие же непокорно вьющиеся черные волосы. Но в глазах Тейлор плескалась темная синева, а у Бренетты на рыжевато-коричневом фоне вспыхивали золотистые искорки. Ее глаза были потрясающим явлением, казалось, что они живут сами по себе, независимо от остальных черт лица. К тому же, кожа Тейлор по-прежнему оставалась нежной и розовато-белой, в то время как дни, проведенные на солнце, заканчивались для Бренетты появлением веснушек на носу. Нет, подумала она, я никогда не буду такой красивой, как моя мама.