– Женёк, а может, в магазин за продуктами заедем? – резво повернулся он к ней, плюхаясь на свое водительское сиденье. – Давай теста купим, Женёк? Пирог испечем… Я один рецепт начинки знаю – просто ум отъешь, как вкусно! И ребятам понравится…

Женя на секунду закрыла глаза, представила сразу, как суетится по ее кухне Юрик с повязанным на пузе фартучком в розовых оборочках, как мелькает там и сям его шишечка-проплешинка, потом вдохнула в себя побольше воздуху и на выдохе сурово произнесла:

– Нет, Юрик. Никуда мы с тобой больше не поедем. И никогда не поедем. Мы сейчас поговорим, потом я выйду из машины и поеду домой на автобусе. И все. А завтра… С завтрашнего дня мы будем просто хорошими знакомыми. Как раньше. Ты прости меня, Юрик. Виновата, каюсь, я не должна была…

– Женя! Женечка, что ты! Не надо, Женечка! – вдруг кинулся он к ней, впился цепкими руками ей в плечи, даже встряхнул чуть-чуть, будто из последних, отчаянных сил. – Ради бога, молчи, Женечка! Не говори ничего такого! Я умоляю тебя, Женечка! Молчи, молчи…

Женя подняла руки, с силой попыталась отодрать его ладони от плеч. И вдруг почувствовала, как они дрожат мелко, точно в температурной больной лихорадке. И весь он дрожит. И плечи, и шея, и голова вместе с проплешинкой… Жалость на миг горячо ударила по сердцу, но давешние то ли раздражение, то ли отвращение тут же и напомнили о своем существовании, наплыли быстрой отрезвляющий и холодной волной. Беспощадной и суровой. До чего ж они злые, эти чувства – раздражение да отвращение. Где-то она читала – будто даже и собаки недостойные. А тут вот надо же, довелось к человеку испытать. Как в наказание. Господи, да за что? И вовсе они ей не нужны, эти чувства… Но что, что теперь с ними делать?

– Женечка, молчи, молчи… – продолжал тихо бормотать Юра, пока она безуспешно пыталась отодрать от себя его пальцы, – ты не поняла меня, наверное, Женечка… Я же как раз тебе сегодня все сказать хотел… Я же развестись хочу, Женечка! Я хочу с тобой, навсегда… Чтоб всегда рядом… Я о детях твоих буду заботиться! По-настоящему! Отцом им буду, Женя! Да я для тебя все, все, что могу… Только не говори больше ничего такого, Женечка! Прошу тебя!

– Юра! – сердито проговорила она, еще больше раздражаясь от его жалкого бормотания. – Послушай меня, Юра! Прости, я перед тобой очень виновата, конечно! Нельзя было повод давать! Обругай меня, если хочешь. Но только прошу – оставь меня в покое! И все! Прости, не смогу я. И давай прекратим эту историю!

– Нет! Нет, Женя!

– Что значит – нет?

– Погоди, Женечка, послушай… Я понимаю – ты совсем меня не любишь… Ничего страшного! Я и не претендую ни на какую любовь, что ты… Я же просто хочу быть рядом, и все… Помогать тебе, быть нужным… Ты же сейчас одна живешь, Женя! У тебя же нет никого! Я знаю! И скорее всего, уже не будет никогда! Кому нужны чужие дети, Женечка? Тогда почему не я? Какая тебе разница, кто будет о тебе заботиться? О тебе, о детях твоих? Подумай, Женя, не отказывайся! Все-таки мужское плечо…

– Ну, знаешь! – задохнулась от злости Женя, отпихнув наконец от себя его руки. – Давай уж я как-нибудь сама со своей судьбой разберусь! Не тебе судить… Отстань! Все, Юра, прости…

Выскочив из машины, она бегом ринулась к автобусной остановке, ругая себя последними словами за трусость и малодушие. Надо же – одиночества она испугалась. Идиотка какая! Орхидея нашлась нежная. Ах, разводом ей по сердцу удар нанесли… Вот и расхлебывай теперь эту историю с Юриком, как хочешь! Так и примчалась тогда домой злющая, с красными от стыда и раздражения щеками, напала на Катьку с ходу, придравшись к оставленной в мойке немытой тарелке…

Вся эта история вот уже год как случилась. И весь этот год она прожила как на вулкане, спасаясь от Юриковой навязчиво-тоскливой страсти. И с работы черным ходом уходила, и от каждого звонка в дверь вздрагивала, и в глазок внимательно смотрела – не Юрик ли там под дверью с букетиком цветов мнется. Он поначалу и правда часто под ее дверью с этим дурацким букетиком маялся. А потом перестал. Но из поля его молчаливого и пристально-болезненного внимания Жене выйти все равно никак не удавалось, что раздражало ее до крайности. Повсюду ее тоскливо-пронизывающий взгляд Юрика подстерегал. Внимательный такой взгляд, будто в самое ее нутро проникнуть пытающийся. Противно было – жуть. Иногда шла с работы и на спине его жгучей точкой ощущала. А иногда казалось, что в любой момент кто-то может выскочить ей наперерез, где бы она ни находилась, и заорать дурным голосом: «Внимание, вас только что снимала скрытая камера!» В общем – пытка настоящая, ни дать ни взять. Правда, в последнее время, надо отдать должное, Юрик поутих, и вот опять, здрасте вам, приехали, новый всплеск чувств настиг – шоколадки в столе появились…

– …Женя, можно тебя на минутку? – Они втроем вздрогнули от тихого Юрикова голоса и дружно повернули голову к двери.

– О! Легок на помине… – прошептала Оля, мотнув головой едва заметно и выразительно посмотрев на Женю. – Помяни рогатого, он уж тут как тут…

– Сама ты рогатая… – так же тихо буркнула ей в ответ Женя. – Тоже мне рогатого выискала…

– Иди-иди давай, разворчалась тут! – растянула в улыбке губы Оля. – Раз мужик зовет – иди! И не слишком там привередничай. Не буди униженное мужское самолюбие…

– Да ну вас! Лишь бы шутки им шутить! – притворно-сердито проворчала Женя, направляясь к двери. – Может, у него дело ко мне какое?

– Ага. Дело, конечно. Служебное. Прям срочное. Кто ж спорит? Иди давай, не оглядывайся…

Под дружное хихиканье Оли с Аленой Женя дошла до двери, вышла в коридор, огляделась. Юра стоял у окна, повернувшись к ней спиной и втянув свою продолговато-дынную голову в плечи. В новый костюм вырядился, неприязненно отметила про себя Женя и тут же поймала себя на мысли – ну и что? Чего она так злится-то? Ну, купил человек новый костюм… Молодец, значит. Он вообще очень аккуратный во всем и за собой следит. И воспитанный, и матом не ругается. И добрый. Чего она на него так взъелась вдруг? Другая б на ее месте радовалась такому мужскому вниманию…

Развернувшись навстречу ее шагам, Юрик полоснул затравленным взглядом по ее лицу так, что вновь зашлось сердце от прежнего противного в своей несуразности раздражения – ну за что ей все это, господи… Чего ж он никак не отстанет-то от нее? Ну да, сама виновата, не надо было повода давать… Но сколько ж можно трясти саму себя за этот повод, биться в виноватых конвульсиях? Она что, на бабскую ошибку уж и права не имеет? Тоже застыл тут жалким зайчиком, как живой укор ее совести…

– Ну? Чего тебе, Юр? – спросила она грубовато, подходя. – Только быстрее говори, у меня работы много…

– Пойдем ко мне в кабинет, Женя. Там поговорим. Чего мы – в коридоре…

– Ну, пойдем… – обреченно шагнула к двери его кабинета Женя. Юрик шустро забежал вперед, открыл перед ней дверь. Женя вошла, встала в оборонительно-выжидательной позе, взглянула на него исподлобья. – Чего тебе?

– Чаю хочешь?

– Нет! Пила уже. С твоей шоколадкой… Говори, Юр, у меня времени мало! Чего ты от меня хочешь?

– Да ничего, собственно… – пожал плечами Юра, доставая руку из кармана брюк. – Я только хотел… Вот тут, возьми, пожалуйста… Тут десять тысяч…

– Чего десять тысяч? – удивленно моргнула Женя, рассматривая протянутую к ней жалкую пачечку свернутых вдвое бумажек. – Что это? Зачем?

– Ну как – зачем… Слышала же – зарплаты к Новому году не будет… А детям как ты все это объяснишь? Так что возьми… Больше бы дал, но у меня нет больше…

– Прекрати, Юр. Не надо мне ничего. Ну что ты, в самом деле… И не смотри на меня так жалобно, ради бога! Я же ни о чем таком тебя не просила! Не надо, понял?

– Женя, не отказывайся, прошу тебя… Я же… Я же от души, Женя! И это… Отдавать ничего не надо…

– Здрасте пожалуйста! Еще и отдавать не надо! А с чего это вдруг я от тебя такие подарки должна брать? Ты не подумал, что, может, это несколько для меня унизительно? А? Не подумал? – вдруг неожиданно для самой себя рассердилась Женя. Даже задохнулась слегка от злости – что же это такое происходит, в самом деле? Сколько можно-то? Дурдом какой-то, чистое сумасшествие с этим навязчиво-раздражающим фактором по имени Юрик… И впрямь какой-то Карандышев Юлий Капитонович, Аленка-то права оказалась!

– Ну, не хочешь деньги брать, давай по магазинам проедем, подарки детям купим… Пусть это от меня будет… Потом заедем к тебе, я их сам вручу…

– А ты кто такой, чтоб моим детям подарки вручать?

– Как это – кто такой? Они же меня знают! Они меня знают как… как твоего мужчину! Этого что, мало?

– О господи… Юра, ты когда-нибудь угомонишься или нет? Ну что ты мне все время напоминаешь о том, что я забыть хочу?

– Я не напоминаю. Я просто люблю тебя, Женя. Очень люблю.

– И потому даешь мне десять тысяч, да? Не дешево ли? Если уж решил купить, так плати больше! Или думаешь, что и такой суммы для меня достаточно?

– Ну зачем ты так со мной, Женя? Не надо…

– А как с тобой надо, если ты не понимаешь?

– Да все я понимаю! Не сердись, пожалуйста! Я и впрямь дал бы больше, но у меня нет! Возьми… Конечно, это мало… Но кто тебе еще поможет, если не я? Тебе что, есть еще от кого-то помощи ждать? Я же знаю, у тебя нет никого! А я от души…

– А мне не надо от души, понял? Ничего мне от тебя не надо и от души твоей тоже ничего не надо! – все больше распаляясь, сердито шипела Женя. – Отстань, отстань от меня, ради бога! Понял? Добром прошу – отстань!

– Возьми деньги, Женя! – упорно тянул к ней свою пачечку Юрик, одновременно наливаясь сердитым кирпичным румянцем. – Возьми, я сказал!

– О! Вы посмотрите-ка на него – сказал он! Да кто ты такой, чтоб мне приказывать? Все, хватит! Пошла я. Спасибо за внимание…

Она совсем было хотела развернуться и выйти из его кабинета, но Юрик ей не дал. Схватив за руку, шагнул к ней быстро и с силой стал засовывать деньги в маленький кармашек ее пиджака, раздув сердито ноздри и стянув губы решительной скобочкой. Женя дернулась изо всех сил, вырвала руку, толкнув при этом своего незадачливого кавалера так, что он посмотрел на нее странно уж очень – впервые в его взгляде настоящая искра злобы метнулась и тут же погасла, так до нее и не долетев. Но мелькнула же… От ее неловкого рывка деньги выскользнули из Юриковых рук на пол, рассыпались у ног жалким веером. Перешагнув через него старательно, чтоб не потоптать радужных бумажек, Женя выскочила за дверь, пошла очень быстро в сторону своего кабинета, будто спасаясь, что Юрик помчится за ней следом. А что, запросто может! Фу, как неловко опять получилось… Ну за что, за что ей такое? Вот же наказание! И зачем все это снова…