– А вы что теперь, Юру… ну, Юрия Григорьевича Караваева то есть, арестуете, да?

– Не знаю. Одно могу гарантировать – следствие по делу пойдет обычным порядком, то есть в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом. Вот оформим показания старушки мамы, а дальше – все своим чередом.

– А пока что, не оформили? Показания эти?

– Нет. Я как поговорил с ней в коридоре, так сразу рванул к вам. Для выяснения, так сказать, особенностей личности заказчика преступного нападения. Вот и выяснил. Сослуживец, значит. Сослуживец-ревнивец. Так что у вас с ним было, Женя? Служебный роман?

– Да не было у нас никакого романа… – опустив взгляд в ладони, убито проговорила Женя. – Просто… Ну, как бы вам это объяснить…

– Да не надо ничего объяснять! Вы не объясняйте, вы рассказывайте. Говорите все как есть. И не бойтесь ничего. Мы обязательно привлечем его к ответственности за такие дела!

– Так я как раз хочу наоборот… Дима, не надо его привлекать…

– Как это? Вы что, Женя? Вы это серьезно?

– Вполне…

– Погодите… Я вас что-то не понимаю совсем! Человек преднамеренно нанимает другого человека, чтоб он на вас с ножом напал… В лифте… Продумывает все, денег обещает за нападение… А может, и за убийство даже! Вот скажите мне честно – вы газовый баллончик с собой в кармане носите?

– Нет. Нет, конечно.

– То есть если бы вы ему попались, представляете, чем все закончилось?

– Нет-нет… Он не хотел меня убивать… Что вы… Нет, точно не хотел!

– Да откуда вы знаете?!

Дима пружиной подскочил с дивана, нервно заходил по комнате у Жени за спиной. Женя сидела и молчала, виновато опустив голову. И правда – откуда она знает, хотел, не хотел… Никогда нельзя поручиться за другого человека. И тем не менее…

– Понимаете ли, Дима… Я сейчас вам все объясню. Я расскажу все самого начала, как было, ладно? Сейчас соберусь с мыслями и расскажу… Только вы сядьте, пожалуйста. Не ходите у меня за спиной. Я так сосредоточиться не смогу.

– Хорошо. Я сяду. Рассказывайте.

– Я издалека начну, ладно?

Женя снова замолчала, пристально вглядываясь в свои лежащие на коленках тыльной стороной вверх ладони, будто пыталась прочесть на них важную для себя информацию. Потом заговорила тихо:

– Так вот, если издалека… Мне тогда с себя начать надо. Ну, чтоб вы поняли…

– Я пойму, Женя. Рассказывайте.

– Вы знаете, я очень рано замуж вышла – только-только восемнадцать исполнилось. В тот год как раз бабушка умерла, я осталась одна. А муж мой… он вообще-то очень хороший человек. Добрый. Я думаю, он просто тогда пожалел меня. Под крыло свое взял. Мы уже через месяц и поженились… Ну, сами понимаете… А дальше все пошло как-то уж очень гладко. И дети родились, и в материальном плане все было хорошо…

В общем, в этом вся моя жизнь заключалась – дом, дети, муж… Не в том смысле, что любила я его безумно. Нет. Сейчас вот думаю, что и не любила даже. Я просто жила, и все. И не задумывалась – люблю, не люблю… Как вот это растение искусственное – аукуба японская… Ему тоже в этом доме комфортно. Можно не цвести, и не пахнуть, и в поливке не нуждаться, как моя дочь говорит… А потом муж от меня ушел. В один вечер собрал вещи и ушел. К совсем молоденькой девчонке. У них, как потом оказалось, давно уже отношения были, только я не знала ничего. Да и знать не хотела. Не ревновала совсем! Куда пошел, в котором часу вернулся – сроду не отслеживала. Как-то неинтересно мне это было. Я так верила ему и мысли даже не допускала, что он вот так может… А он ушел, как будто враз все отрубил. Я даже не представляла, что такое произошло… Ходила неделю по квартире, как душевнобольная. Или как пьяная. Звоню ему на мобильник, а он рычит только. Дальше, говорит, сама давай. Живи как хочешь. Я растерялась так… Вы простите, что я вам это все в таких подробностях выкладываю! Просто хочу, чтоб вам понятно было, почему я потом…

– Да вы не извиняйтесь, Женя. Вы нормально все рассказываете. Я понимаю. Я вас очень внимательно слушаю, Женя… – тихо проговорил Дима, слегка дотронувшись пальцами до ее сжатой в кулачок руки. – Не волнуйтесь, продолжайте…

– Да. Хорошо. Конечно. В общем, осталась я одна – совершенно потерянная. Не женщина, а ноль полнейший. А потом будто автопилот внутри себя включила. И летела, сама не зная куда. Надо ж было жить, детей кормить как-то… Правда, работу я очень быстро нашла. Там с Юрой… то есть с Юрием Григорьевичем Караваевым и познакомилась. Он вообще сначала не знал, что я одна живу… И никто не знал…

– В смысле – не знал? – тихо спросил Юра.

– Ну, сказала всем, что я женщина замужняя. Наврала, в общем. А он, знаете ли, в меня сразу влюбился. Я это почувствовала… Женщины всегда это сразу чувствуют. А может, и не влюбился. Теперь уж и не знаю, как все это назвать… Может, пустоту мою внутреннюю учуял… Когда внутри у человека пусто и больно, он всегда к себе какую-нибудь гадость сумасшедшую притягивает…

– Он приставал к вам?

– Нет, что вы! Он и подойти-то близко поначалу боялся. Только глазами так отслеживал… Как бы это сказать… Навязчиво-страдальчески очень. Такое было чувство, что я постоянно под прицелом телекамеры нахожусь. Или мухой под микроскопом ползаю. А потом муж мой официальный развод затеял, и все мое вранье вышло наружу. Вот тогда Юра и осмелел. Приободрился как-то, в открытую ухаживать стал… И не ухаживать даже, а… жизнь мою облегчать. В бытовом, можно сказать, плане. И до дому довезет, и на рынок за картошкой заедет, и зонтик надо мной откроет, и обедом накормит – прямо отец родной! Ну, я в какой-то момент и подумала – почему нет? Жила же я с мужем так вот… аукубой японской…

Женя вздохнула и замолчала, будто ушла вся в прошлую свою жизнь. Дима тоже молчал – деликатно ждал продолжения ее рассказа. Потом все-таки спросил тихо:

– И что? Что вы тогда все-таки решили, Женя?

– Да уж, решила… Собственно, я даже и не решала ничего – просто сопротивляться перестала. Пусть, думала, будет как будет. А потом и опомниться не успела, как Юра стал и в дом вхож, и сориентировался здесь быстро, где что лежит, и детям подарки дорогие стал делать, ну и… все остальное, конечно… Хотя, наверное, это так и должно быть с теми, у кого отношения случаются. Наверное, этому даже и радоваться надо…

– А вы, стало быть, не очень этому радовались?

– Ой, да не то слово! Не то чтобы не рада, а… будто омерзение какое-то во мне поселилось. Сначала думала: показалось мне просто, все уговаривать себя принималась… Вроде того – чего мне еще надо-то? Меня любят, обо мне заботятся! Все как раньше… И вот парадокс – чем больше я себя уговаривала, тем больше это омерзение разрасталось. Ничего с этим поделать не могла! Прям за саму себя стыдно было. Знаете, как стыдно? Человек перед тобой кренделя выплясывает, а у тебя внутри – омерзение… Нечеловеческое такое чувство… Очень, очень мне за саму себя стыдно было! В общем, хватило мне такой жизни на неделю всего. А потом я собралась с духом и заявила Юре: не могу, прости! Он даже и не поверил мне сначала. Все выяснить пытался, на что я такое обиделась. Ходил за мной хвостом, подкарауливал везде, требовал объяснений… А что я ему объясню, что? Про омерзение свое объясню?

– Ну почему – про омерзение? Можно же было просто сказать: не люблю, и все… – пожав плечами, тихо сказал Дима.

– Ой, да говорила я! И про «не люблю» говорила! А он твердит свое: «Зато я тебя люблю…»

– Да уж, зануда порядочный.

– Нет, Дима, он не зануда. Он знаете кто? Как сказала одна моя сотрудница – он Карандышев… Помните, у Островского герой такой есть? Юлий Капитонович Карандышев? Собирательный образ маленького человека? Маленького, но самолюбивого очень и потому жутко страдающего. И он совсем в том не виноват, что судьбой назначен в эти… в Карандышевы… И не виноват в том, что я его больное самолюбие так спровоцировала бездарно… Не надо его привлекать, Дима. Он не виноват…

– Да при чем тут вы, Женя? Эдак теперь каждый, кому женщина во внимании откажет, будет к ней убийцу посылать? Вы что? Давайте уж тогда всех обиженных мужиков будем жалеть! Породим себе армию потенциальных маньяков…

– Ох, как у вас все просто да правильно получается, прямо пятерку поставить можно! – подняла к нему хмурое лицо Женя. – А и правда – чего тут рассуждать? Факт нападения был? Был! Вот и вдарим правосудием прямиком по факту! А что за этим фактом стоит, какие такие причины, мы замечать не будем. Глаза на них закроем! Какое нам до этих причин дело? У нас же факт есть…

– Да, Женя, есть. А причины нас и правда не волнуют. Пусть ими психоаналитики занимаются, причинами этими. Труды свои научные пишут.

– Да кому они нужны, эти ваши труды? Кому от них польза? Кулаками после драки махать… Вот вы не замечали, например, каким тоном человек – не преступник рассказывает о человеке-преступнике? Как он анализирует причины его поведения: и как его мама в детстве плохо любила иль шибко неправильно наказывала, и как девушка в нежном возрасте унизила, и как общаться он со своими сверстниками нормально не умел… Вы замечали вообще, как мы все это говорим?

– И как?

– Холодно и зло, вот как. И цинично очень. А часто и гордимся этой своей циничностью, и даже за крайнюю остроту ума ее держим! Нам и в голову не приходит, что все как раз наоборот…

Злым и циничным очень ведь легко быть! Очень легко и просто сшивать причину и следствие одной черной казенной ниткой. То есть говорить о причинах так же жестоко, как о самих криминальных последствиях. А еще мы язвим от души, потешаемся над этими причинами, пригвождаем их к стенке, в общем, изгаляемся, как только можем. А над чем тут изгаляться-то? Ведь и правда – мама недолюбила! И правда – девушка посмеялась! И подростковая жестокость у нас имеет место быть! А ведь не каждый человек по природе сильным рождается, это уж кому как повезет… Мимо сильного все эти обстоятельства проходят, никак психику не задев, а слабый в них по самую маковку погружается… А мы все как звериная стая, живем по принципам естественного отбора… Но мы ж не звери, мы ж люди! Почему мы никак не научимся жалеть и понимать другого человека? Тем более если он – человек маленький? Если он Карандышев по сути своей? Почему мы даже причинами уже обвиняем? Мы все такие… Мы жестокие, равнодушные и напуганные друг другом люди…