— И как вы себе это представляете? — вздохнула Полина.

— Легко, — Илья поставил чашку на стол и, поддергивая на ходу рукава джемпера, пошел к входной двери.

Дверь он не захлопнул. Полина слышала, как он спускается по ступеням, потом шаги затихли. Через некоторое время сосед открыл дверь, и разухабистая тяжелая музыка загремела на лестнице, заглушая все звуки.

Под этот грохот Илья Власов снова появился в квартире. Он прошел на кухню, сел у стола на прежнее место и, взяв свою чашку, принялся невозмутимо допивать.

— Ну и? — уточнила Полина под нестихающее уханье басов.

— Придется немного потерпеть, — отозвался Илья.

— Ну вот… — разочарованно протянула Полина. — А вы так рьяно взялись за дело, что я думала…

Удары басов прекратились одним махом. Квартира погрузилась в блаженную тишину.

— Не судите его строго, — процедил Илья. — Ему потребовалось некоторое время, чтобы очухаться, встать на ноги и доковылять до музыкальной установки.

Полина от души расхохоталась.

— Илья, да вы настоящий мачо, честное слово!

Он скептически поджал губы и повел плечами. Полину забеспокоилась:

— А вдруг он, когда вы уйдете, отыграется на мне с удвоенной силой?

— Не думаю. Он предупрежден о последствиях.

— Спасибо вам.

— Не за что. К вашим услугам в любое время, — холодно сказал Илья.

Полина насторожилась. Убийственная серьезность Власова не предвещала ничего хорошего. Он не то что ни разу не пошутил, даже ни разу не улыбнулся, не произнес ни одного лишнего слова. Как робот. Терминатор, да и только. Мрачный, сдержанный, немного недокормленный терминатор.

Он отставил пустую чашку и внимательно взглянул Полине в глаза.

— У меня есть к вам просьба, — начал он. — Несколько странная…

Полина не удивилась. У этого странного утонченного рыжего терминатора могли быть только такие же, как он сам, странные просьбы.

— Скажите, Полина, как вы относитесь к Валерию?

— А как я должна к нему относиться? — растерялась Полина. — Он хозяин компании, в которой я прохожу испытательный срок…

— Бросьте! — резко оборвал ее Власов.

Полина послушно замолчала.

Илья мучительно вздохнул и нервно взъерошил волосы пятерней.

— Черт! Идиотская ситуация! — он помотал головой и прикрыл глаза. — Но у меня нет выбора… Полина, вы имеете какие-нибудь виды на Валерия?

— Что такое? — Полина одновременно и удивилась, и испугалась. — Ничего себе вопросик! Вам-то что за дело?!

— Мне есть дело. Я его брат.

Дело принимало занятный оборот. Полина присела на соседний табурет и обратилась в слух.

— У нас разные отцы. Мы непохожи, и нам легко не разглашать родство, — пояснил Власов. — Этого требуют некоторые обстоятельства. Так проще.

— Да и ради Бога! — пожала плечами Полина. — Братья так братья. Все равно, Илья, это не дает вам право задавать возмутительные вопросы…

— Давайте так, — снова перебил ее Власов. — Я скажу то, что считаю нужным сказать. А потом возмущайтесь, сколько захотите. Я даже готов стать вашим вечным врагом. Все, о чем я прошу: выслушайте меня.

— Да я слушаю, слушаю, — нетерпеливо проговорила Полина. Ей хотелось, наконец, понять, что Власову от нее нужно.

— Дело в том, Полина, — Власов опять устремил на нее пронзительный холодный взгляд. — Дело в том, что Валера умирает. Он тяжело и неизлечимо болен. Болезнь прогрессирует. Ничего не помогло, ни несколько операций, ни лечение за границей, — Илья отвел взгляд, отвернулся, оперся локтем о стол и опять взъерошил коротко стриженые кудри. — Он, конечно, не сдается. Но он живет, понимая, что сердце может в любую минуту остановиться. Только я знаю, чего это ему стоит.

— Боже мой, я сожалею…

— «Сожалею!» — Илья болезненно сморщился. — Это всего лишь слова. Пустые слова…

— Господи, Илья! — взмолилась Полина. — Что вы от меня хотите?

— Сущие пустяки. Одно из двух… Уйдите из его жизни. Или позвольте ему все.

Полина отчаянно взмахнула рукой:

— Вы понимаете, что говорите?

— Отлично понимаю, — спокойно сказал Власов. — И не думайте, что мне очень просто говорить с вами об этом. Я представляю себе последствия. Вы от меня теперь шарахаться будете. Брат, если, не дай Бог, узнает, о чем я вас просил, мне голову оторвет. Но мне сейчас все равно. Поймите меня правильно. Валерка — единственный родной мне человек. Боюсь, что отпущено ему немного. И я хочу, чтобы он прожил то время, что ему осталось, по возможности счастливо и спокойно…

Полина не выдержала:

— Вы думаете, что в моих силах его осчастливить?

— Да какая разница, что я думаю? — отмахнулся Илья. — Его тянет к вам. Скажете, что ничего не замечаете?

Полина не возразила. Ну не врать же человеку, который с тобой предельно откровенен.

— Я знаю, Илья, говорят, что умирающему отказывать жестоко… — Полина с трудом подбирала слова. — Но вы не можете требовать от меня, чтобы я… стала его… последним утешением…

Илья на последних ее словах отчаянно замотал головой:

— Все, что я хочу — это чтобы вы не стали его последним несчастьем! Поэтому если в ваши планы не входит служебный роман с работодателем, будет лучше, если вы просто исчезнете с его глаз. Навсегда.

— Какой вздор… — расстроилась Полина. — Почему только я вас слушаю?

— Я, собственно, сказал все, что хотел. Я сейчас уйду, а вы просто подумайте об этом.

Он встал, прерывисто вздохнул, прикрыв глаза, потом грустно улыбнулся:

— И спасибо за кофе.

Он пошел к двери, снял с вешалки свою кожаную куртку, сам открыл, оглянулся на пороге:

— Простите, я вижу, что сильно смутил вас. Но честное слово, у меня нет другого выхода. Простите меня. И будьте милосердны к Валерке. Он это заслужил.

* * *

Пока Валерий брел к дому, совсем стемнело. В последнее время он очень редко возвращался домой один. Сегодняшняя поездка на электричке не на шутку вымотала его. Оказалось, Валерий безвозвратно отвык от душных вонючих вагонов, от толкотни и перебранки попутчиков, от гвалта бестолковой шумной молодежи. Но поскольку Илья выполнял сегодня его личное поручение, пришлось добираться домой на своих двоих. Электричка, автобус, потом неблизкая прогулка пешком.

Пешие прогулки Валерий любил, более того, врачи настоятельно ему рекомендовали каждый день не меньше двух часов ходить пешком. К сожалению, выделить на это святое дело два часа было никак невозможно. Обычно Валерий старался побродить где-нибудь в обед. Правда, в центре города он болезненно реагировал на смог, но все же полчаса у него получалось погулять где-нибудь в окрестностях офиса. Вечерами же Валерий возвращался довольно поздно, и выходить куда-нибудь было уже выше его сил. Илья сердился, укорял, грозил завести для брата собаку, с которой волей-неволей придется выходить на улицу. Валерий отвечал, что в таком случае оба, Илья и собака, отправятся квартировать куда-нибудь в другое место.

Добравшись до дома уже затемно, Валерий оставил включенным маленький светильник у входной двери и прошел в квартиру. В темноте и тишине послышалось шуршание, легкий скрип ножек стула и тяжелый удар по полу.

— Мяу!

— Привет, толстун… Как жизнь?

Кот приветственно боднул Валерия в ногу, подлез под протянутую ладонь, выгибая спину.

— Небось голоден, обжора?

— Мяу, — подтвердил кот.

Валерий быстро разделся и, пройдя в кухню, достал из шкафа пакетик с кошачьей едой.

— Лопай, ушастый…

Кот без промедления приступил к трапезе.

Зазвонил телефон. Бросив пустой пакетик в ведро, Валерий поспешил взять трубку.

— Валерий Петрович?

Низкий мужской голос не показался Валерию знакомым.

— Я слушаю. Представьтесь.

— Георгий Гарон, — отозвался собеседник.

— И что вы хотите? — спросил Валерий, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и спокойно. А сердце сразу же часто забилось. Хренов барометр… Не обманешь.

— Хочу задать несколько вопросов. Вы уже осознали серьезность положения вашей фирмы?

Валерий промолчал.

— Ясно. Вижу, что осознали.

— Я верну кредит. Залог вам не достанется. Можете не волноваться.

— О, нет, я не волнуюсь. Да и что о нем волноваться, о презренном металле. Деньги приходят и уходят, это их природа. Будем живы — наживем… Не так ли? Кроме денег, вы и без того давно и прилично задолжали мне.

— Суд состоялся, и я больше это не обсуждаю. Зачем вы позвонили? Вам вечерами не с кем поговорить за жизнь? — грубовато перебил его Валерий. И тут же понял, насколько цинично прозвучали эти слова.

— Да, поговорить мне не с кем. И ты даже знаешь, по чьей вине. Ты наглец и мерзавец, Казьмин, — с холодной яростью отозвалась трубка. — Я такого не забываю.

— Не надо мне угрожать.

— Я не угрожаю. Я серьезный человек, не беспредельщик. Будь иначе — твой щенок после суда и нескольких дней бы не прожил. Но я ничего не забываю.

Раздались короткие гудки. Валерий беззвучно выругался и повесил трубку. В самом деле, дурочку свалял. Гнуться перед Гароном было ни к чему, но и зарываться не стоило.

Валерий уселся в высокое кресло, откинулся на спину, тяжело перевел дыхание. Ничего теперь не поделаешь. Сам виноват. Надо быть умнее.

По его тапкам в приступе благодарности прошелся кот, отираясь головой по ногам.

— Иди сюда, Маркизка…

Кот охотно запрыгнул на колени к хозяину и затоптался по кругу, устраиваясь.

— Иди, дружище, полечи меня, — Валерий подтащил кота повыше, закинул его передние лапы себе на плечо. Маркиз не возражал. Он громко замурчал, вытягиваясь пулеметной лентой поперек груди Валерия. Поглаживая кота, чувствуя на себе горячую тяжесть, Валерий постепенно успокоился, словно весь негатив куда-то отодвинулся на время. Несильная, но настойчивая боль в груди поутихла, перестала отдаваться в плечо.