Франсуа поцеловал сестру и спросил:

– Вы не хотели бы немного у меня задержаться?

– Нет, не могу. К ночи мне нужно быть в Этампе.

– Не знаю, удастся ли вам проехать. Маршалу де Тюренну удалось запереть в Этампе войска Конде, которыми командует Шаваньяк. Полагаю, что по дороге на Париж вам не раз придется встретиться то с теми, то с другими. На всякий случай я вам дам охранную грамоту. Но если вам представится случай повстречать господина принца, не будьте к нему чересчур суровы.

– Что вы! Я стану рассыпаться перед ним в благодарностях. Мне есть за что его поблагодарить и с чем поздравить.

– Черт бы вас побрал, несносная упрямица! Мне не надо бы вам это говорить, но имейте в виду, что в Париж принц приехал, охваченный сомнениями. Парижане встретили его восторженно. Но… Я чувствую, он устал от бесконечных сражений, которым не видно конца! И если бы двор приложил со своей стороны немного…

– Но чего принц, в конце концов, добивается? Мазарини странствует неведомо где, за пределами Франции, со своими людьми и племянницами. У него нет больше дома, нет ни своей постели, ни шкафов, ни книг и картин. Одним словом, он нищий изгнанник!

– Сам Мазарини распустил такие слухи. На самом деле он только что перешел восточную границу во главе небольшой армии. И он постоянно обменивается с королевой шифрованными посланиями.

– Веря непроверенным слухам, люди совершают самые большие глупости. Но, если Мазарини в самом деле во Франции, то отправляйтесь ему навстречу, а не хоронитесь в вашей кротовой норе. Устройте ему хорошую взбучку, отправьте его туда, откуда он пришел! А то и вовсе избавьте от него навсегда нашу несчастную землю!

– А вы, оказывается, кровожадная! Но по существу вы правы. И вполне возможно, я последую вашему совету!

– А если последуете, то хоть немного поберегите себя, дорогой братик! Так уж случилось, что, несмотря ни на что, я вас очень люблю!

И это было самое малое, что она могла ему сказать…

В карету Изабель села со стесненным сердцем, хотя ничего нового для себя не открыла. На своем собственном опыте она изведала магическое обаяние Людовика де Конде, хотя труд любить его был очень нелегким… Принц был некрасив, неистов, груб до жестокости, но это ничего не меняло. Его обожали. Кто знает, может, сияющий ореол его славы слепил глаза мужчинам и кружил головы женщинам? Изабель, повзрослев, научилась не слушаться своих порывов, сумела разглядеть в герое человека, но Франсуа еще маленьким мальчиком был ослеплен отважным героем, он в самом деле ослеп, и эта слепота могла довести его, взрослого, до измены! Что значил король по сравнению с обожаемым кумиром? Он последует за своим героем в ад, положит голову на плаху, если их кровь смешается на черном полотне эшафота! И это будет воистину бедой и горем, потому что последний из де Монморанси, кроме отчаянной храбрости, унаследованной от отца, обладает гордой возвышенной душой, острым умом, блестящим чувством юмора и благородным сердцем, хотя его язвительное остроумие наживает ему не только друзей, но и врагов. Изабель поклялась себе, что будет опекать младшего брата – она была немногим старше него, – что сделает все возможное и невозможное, лишь бы его слава засияла не менее ярко, чем слава его идола. Но она не пойдет по стопам Лонгвильши, чей пагубный пример был у нее перед глазами. Анна-Женевьева де Лонгвиль под предлогом любви к брату запятнала его славу, воспользовалась ею, чтобы утвердить свою власть над мужчинами. Обуянная гордостью и уверенностью, что де Конде «равны богам», не постыдилась разорять королевство! Для того чтобы Франсуа уцелел и не погиб позорной смертью, Изабель должна была воззвать к его разуму, освободить от заблуждений! Но возможно ли это?..

Прежде чем Изабель добралась до Этампа по дорогам, разоренным войной, которую она считала преступной, карету ее не раз останавливали, а в Этампе она увидела то, о чем ее предупреждал Франсуа. Войска маршала де Тюренна заперли солдат приспешника принца Конде Шаваньяка в прочных стенах с могучим донжоном, где когда-то держали в заточении королев[2]. Под контролем де Тюренна находилась и дорога на Париж.

Однако это не помешало герцогине де Шатийон встретить наилучший прием. Офицеры и того и другого войска были людьми одного круга, отличались отменным воспитанием, и перед герцогиней, родственницей принцессы де Конде, кузиной и подругой детства господина принца, распахнулись ворота осажденного города, чтобы она могла переночевать на единственном приличном постоялом дворе. Де Тюренн лично проводил ее до крепостных стен, где ее уже ожидал де Шаваньяк. Однако Изабель пришлось пообещать легко вспыхивающему маршалу, что она непременно с ним пообедает. Совсем недавно маршал был страстно влюблен в госпожу де Лонгвиль, совершая ради нее всевозможные безумства… Но на измену королю он был неспособен. Вид любого испанца превращал маршала в яростного быка, перед глазами которого замаячила красная тряпка. А в остальном он был до кончиков ногтей дворянин и умел ценить красоту. Со своей гостьей он вел себя как галантный кавалер и проводил ее до особой дверцы в стене, где ее уже ждал Шаваньяк, преисполненный не меньшей любезности. И когда, хорошенько отдохнув, Изабель поутру садилась в карету, она была немало удивлена, когда оба командующих дали ей охранные грамоты и вдобавок по небольшому эскорту для ее сопровождения. От эскорта Изабель отказалась.

– Я бесконечно вам благодарна, господа, – сказала она галантным противникам, – но мне будет достаточно ваших грамот. Я боюсь, что ваши солдаты, проводив меня до Парижа, тотчас же, как останутся одни, вступят в рукопашную.

– Вы ошибаетесь на их счет, госпожа герцогиня, – возразил маршал де Тюренн. – Они дворяне, и слово чести для них…

– Господин маршал, – ответила ему Изабель, вооружившись своей самой ослепительной улыбкой, – со словом чести обращаются теперь точно так же, как со всеми прочими вещами: дают, сначала у кого-то отобрав. Или я не права?

– Ваше право иметь собственное мнение, – не стал спорить де Шаваньяк, – но мои люди получили точные указания.

– Мои тоже! – добавил де Тюренн. – Вы слишком красивы, госпожа герцогиня, чтобы странствовать по большим дорогам без охраны!

– У меня есть Бастий, он один стоит десятерых.

– Но десять точно меньше двадцати!

Против этого возразить было нечего, и Изабель вернулась в Париж под двойной охраной. Событие было столь необыкновенным, что лира поэта Лоре не могла на него не отозваться, и он написал следующие стихи:

О, герцогиня де Шатийон,

Чьей красотою ослеплен

Любой, кто только бросит взгляд

На дивное ее лицо!

Да будет день благословен,

Когда прекрасная де Шатийон

Вновь красоту свою явила,

В Париж явившись, покорила

Всех, кто ее увидеть мог

В карете, окруженной

Восторгами толпы и свитой пышной

Придворных, воинов бесстрашных.

И десять тысяч восхищенных вздохов

Летели вслед за ней.

Так возвратилась Шатийон в столицу…

Восторженная встреча позабавила Изабель и польстила ей. Как обычно, она остановилась в особняке Валансэ, оставила там багаж, Агату, привела себя в порядок после дороги и поспешила к госпоже де Бриенн. Торопила ее не только дружеская привязанность, но и желание узнать свежие новости. Госпожа де Бриенн встретила гостью с искренней радостью.

– Когда я узнала об ущербе, причиненном Шатийону, я собралась было отправиться к вам, – начала рассказывать добросердечная хозяйка, – но потом подумала, что не стоит доставлять вам лишние хлопоты и давать пищу всевозможным кривотолкам. Тяжело вам пришлось?

– Не сказала бы, что легко, но мне кажется, я сумела навести порядок. Со временем все наладится, лишь бы стояла хорошая погода. У меня серьезный счет к господину принцу, и я ему его предъявлю! Потом поеду на несколько дней в Мелло, посмотрю, как там мой сыночек. Мне очень его не хватало, но я была рада, что устояла перед искушением увезти его с собой. Даже представить себе не могу, что бы я с ним делала в этом раздоре!

– Неужели до такой степени плохо?

– Ужасно! И стоит мне вспомнить слова господина принца о нескольких днях отдыха под дружеским кровом, как я невольно задаю себе вопрос: что же делается после отдыха под кровом врага? Как с ним обходится господин принц? Шатийон был бы срыт до основания? Кстати, монсеньор и в самом деле в Париже?

– Да, он здесь, и едва только он выходит из дома, как к нему сбегается толпа, приветствует, радуется, провожает…

– А где сейчас королевский двор?

– В Сен-Жермене. Но не подумайте, что парижане враждебно настроены к королю. Обычные возгласы на улицах – это «Да здравствует король! Да здравствует Конде! Долой Мазарини!». Удобное приветствие, не правда ли?

– И, конечно же, ничего не обходится без коадъютора? То есть, я хотела сказать, без кардинала де Реца?

– Кардинала? Да, он суетится, как блоха на матрасе, и очень хочет, чтобы его новая красная шапка помогла ему потихоньку занять епископскую кафедру собора Парижской Богоматери. Он придет в восторг, узнав, что вы приехали.

– Придет в восторг? – не поверила своим ушам Изабель. – Мне кажется, он занят коллекционированием любовниц. Впрочем, нет, я не права, – улыбнулась она. – Допускаю, что в один прекрасный миг он окажется способным преобразиться в праведника.

– Надеюсь, что Господь продлит мне мои дни и я удостоюсь лицезреть это чудо, – улыбнулась и госпожа де Бриенн. – Но поговорим о вас. Чем вы собираетесь заняться, например, сегодня? Может быть, проведете этот день со мной?

– Я очень бы этого хотела, но сегодня вряд ли смогу. Мне не терпится скрестить шпаги с де Конде, и чем скорее, тем лучше! Надеюсь, он сейчас дома?