– Вот у нашего Фомочки каждый раз так! – все больше зверела Аллочка, то и дело выглядывая во двор, где стояла Фомкина красавица, возле которой он крутился, словно ошпаренный пес. – Легче самой помереть, честное слово, тогда бы быстрее на кладбище добрались!

– Если тебе так не терпится, можешь такси вызвать, – не выдержала Варька. – А если он коврики не помоет, мы, может быть, и не доедем никуда.

Аллочка такси вызывать не хотела – не было лишних денег, поэтому она ненадолго примолкала и только строила в окошко страшные гримасы, но потом снова принималась ворчать.

В ритуальный зал они, конечно, опоздали, подъехали, когда люди уже бросали комья земли на гроб.

– Вот и хорошо, – шепнула Аллочка Гуте. – А то я как представлю Ветку... в этих цветочках искусственных...

Скорбящих было много, и все больше – знакомые родителей. Подруг Веты не было совсем, и мальчика, с которым Виолетта обещала познакомить Аллочку, тоже не было видно. Гости в своих черных одеждах «от кутюр» выглядели немного напыщенными и были, казалось, все на одно лицо. Правда, и Кирилл Андреевич, и Жанна отличались от прочих своим неподдельным горем и тем, что вовсе не обращали внимания на то, как в данный момент они смотрятся. Они держались друг возле друга, и оба словно немного сгорбились из-за этой беды.

– Странно как-то... – шептала Варька на ухо Аллочке. – А где подружки-то? Или хотя бы одноклассники...

– И я смотрю – одни старики какие-то, – бурчала Аллочка. – Словно на экскурсию пришли... Давай, Варвара, рассредоточиваемся, послушаем, что в народе говорят.

Варя послушно отлепилась от тетки и медленно прошла в толпу, прислушиваясь, о чем говорят люди. Говорили разное – кто-то обвинял родителей, что не доглядели, а кто-то хвастался, что удалось купить обалденный крем от целлюлита. Варька высмотрела среди провожающих грустного старичка в темном пальто и встала рядом с ним, печально опустив голову.

– Как жалко... – негромко проговорила она, явно рассчитывая на то, что старичок поддержит беседу. – Совсем еще девочка...

– Понимаю... – обиженно поджал он сморщенные губки. – А если я вот, к примеру, не девочка, так меня и не жалко будет, так, по-вашему?

– Да что вы! – добавила в голос сердечности Варька. – И вас жалко невыносимо, но... она ведь в это жизни еще совсем ничего не видела!

– Откуда вам знать, барышня? – прищурился старик. – Хотя... девочка, как видно, была не распущенной, как вся нынешняя молодежь. Сейчас ведь какая молодежь пошла, вы обратили внимание?

Варьке вовсе не хотелось пускаться в диспут по поводу молодежи, но старичок уже прицепился к ней намертво.

– Вы слышали, как они говорят?! Эти всякие «приколоться», «прикид», «стремно»! Они ведь совершенно не углубляются в дебри родного языка!

– А меня мой сын вообще ботом зовет или батоном, когда я пьяный прихожу, – обернулся к ним изрядно подвыпивший мужчина солидной наружности.

– Вот! – воскликнул старичок и припал к Варькиному плечу. – Вот вы, красавица, знаете, что такое «выползень»?

Варька тихонько вздохнула и постаралась высвободить локоть из цепких пальцев старичка:

– Я не знаю, но обязательно поинтересуюсь, – пробормотала она. – А вы не знаете, отчего Вету не пришли провожать одноклассники?

– Сейчас не об этом речь, – отмахнулся старичок и крепче ухватился за ее руку. – Выползень – это как раз таки насекомое, которое выползло из личинки!

Варьку передернуло.

– А пукля? Ведомо ли вам, что такое пукля? Это вовсе не болезнь живота, как вы думаете: это локон! Завиток из волос, да! Приходите ко мне сегодня же вечером, я вас погружу в мир удивительно забытых слов, прекрасных...

– Скажите, – невежливо перебила его Варька и указала на странную женщину, которая держалась чуть в стороне от остальных. – А вон та женщина кем Виолетте приходится?

– Да откуда я знаю! – обиделся старичок. – Я и вовсе здесь посторонний. Приходил к матушке, могилку убрать, а тут такие пышные похороны, да еще и журналисты с фотоаппаратами. Я так думаю: если меня щелкнут, я обязательно в газете проявлюсь.

Варька уже с силой освобождала свой локоть – не любила она посторонних зевак у могил.

– Ну? Что тут у вас? – подошла к дочери Гутя. – Вы так неприлично шумите...

– Да вот, – нахмурилась Варька. – Прицепился, никак не отрывается...

– Молодой человек, – обратилась Гутя к старичку. – Узнайте, в какой школе училась Виолетта. Нам неудобно, а вам все равно.

Старичок с готовностью закивал и потрусил выспрашивать нужную информацию.

У Фомы дела продвигались не многим лучше. Ему не пришлось прислушиваться к чужим разговорам: повариха Петровна узнала его сразу же и немедленно выбрала в качестве поддержки. Всем тучным весом она оперлась на руку Фомы и принялась тихонько выть, размазывая по щекам слезы.

– Ы-ы-ы-ы... бедное дитятко-о-о-о, – выла она, не забывая внимательно разглядывать скорбящих. – Ох ты, горюшко горькое-е-е... Глянь-ка! А Сифонов-то со своей новой приперся! Молоденькую урвал, старый боров. Ишь ты-ы, девка-то совсем, видать, из яслей, моложе нашей Ветки!.. Ой, ты ж Веточка-а-а, а и нет тебя с нами теперича-а-а... Слышь, как тебя? Фома, точно. Глянь, а Кикимовы-то какой веночек бедненький притащили! Прям только два цветочка на проволочке, вот жадюги! Ы-ы-ы-ы-ы!

Прервать ее монолог не было никакой возможности, однако Фома втиснулся:

– Я вот из родственников Виолетты здесь никого не знаю, только Кирилла Андреевича и Жанну, а еще кто-нибудь пришел?

– А кто придет-то? Больше и нет никого! Мать у ей есть, так она алкашиха! Это ж все знают! Ее сюда и не пустят, чего позорить могилу-то? Бабку звали, Кирилла Андреича мать, так она, как узнала, что с внучкой стряслось, сразу же и больной сказалась. У нее, видите ли, ноги отнялись! А мне так кажется – это она специально, чтоб лишний раз не волноваться. Она теперь все о здоровье своем печется, муж-то ей на двадцать лет моложе попался! А ноги... Да на хрена ей ноги? Ну, отнялись, так ей что ими – на соревнованиях бегать, что ли?

– А где мать Виолетты живет, вы не знаете?

– Как не знать! Ха! Она ж сперва-то к Ветке постоянно бегала, а Кирилл Андреич мне и говорит – ты, говорит, Петровна, одна ее отвадить можешь, у тебя язык-то, что помело, любого отбреешь. Ты, говорит, ее и проводи. Ну и когда мать-то Веткина пришла, я ее, как и велено было, – проводила. Аж до самой квартиры. Она, правда, упиралась, будто ее казнить ведут, ну да у меня не забалуешь. Я ж и Степку привлекла, водителя Кирилл Андреича. Это потом оказалось, что надо было только со двора ее погнать. Но как мне велели, так я и... зато уж потом я эту матушку!.. А и все одно – жаль бабу. На пьянку все променяла, а потом сама себе рада не была, да уж ничего не повернешь.

– Так где она живет? – снова напомнил Фома.

– Вот знаешь, где... – завертела головой прилежная работница. – Вот знаешь, где магазин «Оладушка»?

– «Ладушка»? – переспросил Фома.

– Ну да, «Ладушка», так вот в этом самом доме и проживает, прямо в нем. А квартира... на третьем этаже. Да ты спроси, где Верка Назарова живет, тебе и скажут. Мы тогда тоже – спросили да еще и рожу Веркину в окошко машины высунули, нам и показали.

– Так, значит, мать Виолетты Верой зовут?

– Ну да, еще и Григорьевной величают... Ой! Гляди-ка, а Трушина-то Лизка как намалевалась! Прям будто в цирк пришла, обезьяна!

Фома вновь постарался перевести разговор в нужное русло:

– Погодите, я слышал, что у Веты мальчик был. Что-то не видно его...

– А и не увидишь, – сверкнула глазами Петровна. – Он же ж какой тебе мальчик? Он же ж знаешь какой детина! Два тебя будут! А Веточка у нас худенькая... бе-е-едненькая-я-я... детонька-а-а... Его Максимом зовут. Там такой Максим! Максимище!

– А он где живет?

– Вот его я до дома не провожала, ничего сказать не могу, прямо хоть ты меня здесь всю изрежь!

Фома не собирался никого резать – на работе-то всех не перерезать, поэтому он замолк и постарался незаметно от дамы отделаться. Но не тут-то было.

– Ты ж, сокол мой, я слышала, хорошим доктором работаешь? – вдруг прищурилась Петровна. – Вот ты мне и скажи, вот у меня тут, в пояснице... дай-ка покажу... вот тут, повыше копчика, бывает, так кольнет, так кольнет, что хоть на стенку карабкайся, – это вот к чему? К перемене погоды, аль, может, какой орган у меня оторвался? Или, может, чего съела, так упало не туда?

Фома возвел глаза к небу и терпеливо постарался объяснить даме, что органы просто так не отрываются и так запросто ничего никуда не падает. При этом он настойчиво пытался освободиться от крепких дамских рук, но у Петровны по поводу ее здоровья накопилось еще множество вопросов, поэтому выпускать добычу она не собиралась.

Все время, пока родственники пытались добыть хоть какую-то информацию, Аллочка отиралась возле Кирилла Андреевича и Жанны и все выискивала момент, когда можно будет напомнить печальной чете, что она, собственно, уже почти взялась за дело, и ей надо только немножко помочь – назначить время, когда им удобно будет с ней переговорить. Однако удобного случая никак не представлялось. И Аллочка отважилась напомнить о себе более настойчивым образом.

– Кирилл Андреевич, Жанна, примите мои соболезнования... – уже в который раз трогала она за руку скорбящую женщину. – Я обязательно найду убийцу вашей дочери! Обязательно! Это мой долг!

– Спасибо, Аллочка, – вытирала мокрые глаза Жанна. – Вы чуткая женщина, но... вы нам ничего не должны...

– Да нет же, я по долгу службы...

– Жанночка! – подлетела к мачехе погибшей дамочка среднего возраста. – Ты так убита горем! Тебе надо врача... Куда у нас врач-то пропал? Леша! Ну куда врача подевали?

– Ирина, не надо врача, я еще держусь...

– Ну прямо! Держится она, я что – не вижу? Прямо вся черная, как старуха какая-то... Да Леша же!

Тут же подскакивали какие-то новые лица: