Неверовы уже не слышали препирательств отважных сторожей: они просто остолбенели. В длинной комнате, стены которой были обиты шкурами в несколько слоев, располагался, несомненно, тир, и посреди этого тира валялась в скрюченной позе связанная истерзанная Жанна. Рот молодой женщины был залеплен скотчем, на лице, руках и ногах запеклись раны, а волосы спутались и засохли от крови.

– Вот черт!.. – первой очнулась Аллочка и кинулась к несчастной. – Гутя, давай ее наверх!!

– Варька! Звони Фоме! – подлетела к сестре Гутя. – Только осторожно, Аллочка...

– Блин! Здесь не берет! – тыкалась Варька в кнопки телефона.

– Вася! Давай помогай! – пытались поднять Жанну сестры. – Интересно, она хоть живая?

– Дайте-ка... я сам, – Василий легко поднял молодую женщину и начал подниматься по лестнице.

Неверовы ринулись за ним, предупреждая каждое его неверное движение.

Они уже поднялись почти на самый верх, когда со страшным грохотом захлопнулся люк.

– Не понял... – вытаращился на женщин Вася. – Чё за дела?

– Эй! – закричала Варька. – Вы что это там?! Офигели?! У нас Жанна! Откройте!

– Пипец... – присел на лесенку Васька, прямо с Жанной на руках. – Это он, хозяин. Вернулся, долгожданный... Теперь мы тут и сдохнем!

Варька пробралась к крышке и принялась долбить по ней слабым кулачком.

– Дай-ка я, – оттеснила ее Аллочка, сняла сапог, и по тиру разнесся зычный звук. – А ну, открывай!

Дверь люка и в самом деле распахнулась, и в дыре показалась довольная рожа второго охранника.

– Гы-ы! Классно я прикололся, да?! Васька, слышь, штаны-то промокли, а?

Аллочка не стала дожидаться, когда Васька восхитится шуточкой приятеля, – она ответила по-простому: со всей силушки въехала кулачком весельчаку по уху. Тот отлетел, взвыл и на некоторое время выбыл из процесса сознательного мироощущения.

– Давай, Вася, тащи Жанну в ее комнату, – бегала вокруг Васьки обеспокоенная Гутя.

– Варя! Ну, звони же Фоме! – кричала Аллочка племяннице. – Таня, не стой столбом, быстро – в кухню, ставь чайник.

– Вася, а она живая или нет? – нарезала круги вокруг охранника Гутя. – Ну что ты – не чувствуешь, что ли?!

– Да щас я... притащу в комнату, там прислушаемся, принюхаемся, разберемся... Кстати, Борька очухался, тресните его еще разик по уху, теперь уже от меня.

Аллочка быстренько вернулась в гараж, по-деловому двинула Борьке в ухо и вернулась к Ваське. Уцепилась за ноги Жанны – хоть как-то парню помочь.

– Фома! Быстрее! Мы ее нашли!.. Ну кого-кого – Жанну!.. Я не знаю... Да не знаю я! Нет, она еще дышит! Быстрее ты можешь? Ну, где ты там? Ты же можешь опоздать! – орала в телефон Варька, выскочив на самую середину двора.

Жанну принесли в комнату, уложили на кровать, и только тогда стало ясно – женщина еще дышит.

– А пульс? – тревожно спрашивал Васька. – Пульс бьется?

– Прощупывается плохо, – еле слышно проговорила Гутя. – Но она жива...

– Так вы пульс-то поищите, – заклинило парня.

– Потом найдем... – отмахнулась Аллочка. – А тебе-то он зачем? Господи, да успокойся, она жива! На вот, мой пульс потрогай!

– Надо, чтоб у нее свой был... как же без пульса? Еще надо в глаза посмотреть, – проявил поразительную осведомленность Василий. – Вот так веко кверху задрать...

– Ничего не трогай! – рявкнула на него Аллочка. – Сейчас приедет специалист... врач приедет, он и задерет все что надо...

Подбежала побледневшая от волнения Варька и сообщила:

– Фома сейчас будет. Он сказал, что вы все – идиоты!

– Еще не все, его не хватает... – проворчала Гутя. – Спасибо.

– А потому что Жанну вообще трогать нельзя было! – шепотом кричала Варька, защищая мужа. – Вдруг у нее что-то сломано, позвоночник, например?!

Васька испуганно вытаращился:

– Чё? Обратно понесем?

И тут Жанна открыла глаза, блуждающим взглядом обвела присутствующих и запекшимися губами прошелестела:

– Пи-ить...

– Васька! Беги за водой, к Татьяне, в кухню! Варька, позвони...

Но Варька уже орала в трубку:

– Фома, она пить просит... давать?.. Откуда я знаю?!.. Ага... хорошо... да когда ты уже приедешь?

Васька вернулся с литровой кружкой воды, следом торопилась Танечка с ватой, бинтом и йодом.

– Ей нельзя пить, – быстро заговорила Варька. – Пока Фома не приедет, мы ей должны только губы смачивать, он так сказал. А то бывают такие повреждения...

Гутя тут же намочила бинт в воде и приложила его к губам несчастной. Жанна жадно облизала губы, казалось, еще минута, и она сжует этот бинт целиком.

– Ну, блин, где же Фома? – нетерпеливо ворчала Аллочка.

– А может, просто в «Скорую» позвоним? – осторожно предложила Таня.

– Можно и туда, – отозвалась Гутя. – До вашего коттеджа она как раз завтра к утру доберется...

Фома приехал минут через двадцать, хотя этот срок показался Неверовым вечностью. Осматривал Жанну он недолго, повозился возле нее с какими-то лекарствами, а потом сообщил:

– Ну что ж... видимых повреждений нет, но... Обезвожена, конечно, гематомы, ссадины... Сейчас поедем к нам в клинику, а там уже... Что набычились?

– И что? Нам ты с ней даже поговорить не дашь? – сурово смотрела на него Аллочка.

– С кем ты говорить собралась? – уставился на нее Фома. – Она вот-вот опять отключится, тут каждая минута на счету! Придет в себя, еще наговоришься.

Аллочка поджала губы, но спорить с Фомой было бесполезно, она знала по опыту. И потом – не так уж он был не прав, Жанна и в самом деле находилась в очень плачевном состоянии.

– Вася! Хватай хозяйку, тащи ее к машине, – скомандовала Гутя. – Аллочка, я с Фомой...

– Да, мы с Фомой! – прилепилась к ней Варька. – А ты, Аллочка...

– Да, Танюша, – повернулась к горничной Аллочка. – Мы с Фомой, а ты теперь ничего не бойся. Теперь никто больше выть не будет. Да и Степан вот-вот приедет. И Ваську мы тебе оставляем. Ты их тут не балуй, нечего им в будке отсиживаться, пусть по дому гуляют, бдят!

Таня торопливо кивала головой.

– Не переживай, мы еще сегодня позвоним, – пообещала Гутя, залезая в машину.

Фома знал, куда ехал, поэтому примчался на служебной – компактный микроавтобус был оборудован для самых сложных случаев перевозок больных, поэтому все Неверовы выдохнули с облегчением: теперь жизнь Жанны казалась вне опасности.

Фома отправил своих дам домой, а сам остался возле больной.

За два дня он не появился домай ни разу – Варька, Гутя и Аллочка всем составом возили ему на работу борщи и домашние котлеты, он торопливо ел у себя в кабинете, а потом снова провожал дам до выхода:

– Сегодня не приеду... посижу еще.

– А нам можно к ней? – робко вопрошали родственницы.

Но Фома бросал на них такие взгляды, что они тут же опускали головы. Да и спорить с Фомой, видя черные круги под его глазами, было бы просто кощунством.

Женщины возвращались домой, занимались какой-то ненужной ерундой и даже не включали телевизор – боялись пропустить звонок из больницы. Вздрагивали от любого звука, а к телефону неслись наперегонки. Но им звонила только Танечка да Гутины клиентки. Правда, один раз позвонил Василий, охранник, и прокричал в трубку:

– Товарищ женщина!! Ну, та, которая Борьку пришибла, я вот хотел спросить... Мне Борька говорит, что после того, как я с Жанной Игоревной возился, я теперь на ней жениться должен. Как думаете, он серьезно или мне ему снова в ухо залепить? – взволнованно спрашивал он. – И еще – а если он оглохнет, ваш врач ему сможет потом слух наладить?

– А зачем? – спрашивала женщина, то есть Аллочка. – Ему с подобными шутками удобнее иметь эдакое ватное, глухое ушко. Так Борьке и передайте.

А Фома все не звонил. Нервы у всех были уже весьма расшатаны, когда на третий день раздался его звонок:

– Говорить с Жанной будете? Давайте, приезжайте.

– А что такое? – переполошилась Гутя. – Она скончаться может, да?! Вы ей там не смогли помочь, да?

– Смогли, – устало проговорил Фома. – И все еще помогаем, но... у нее резаные раны, пулевое ранение, не глубокое, но... без милиции не обойтись. Поэтому приезжайте-ка, поговорите с ней, пока ребята из органов не подоспели.

– А она... может говорить?

– Может, – отрезал Фома, и женщины бросились натягивать одежду.

Варька, Гутя и Аллочка ринулись ловить такси и очень скоро уже тихонько входили к Жанне в палату.

Жанна лежала на белоснежной постели, а к ней со всех сторон тянулись провода и трубочки. Тем не менее сегодня она выглядела намного лучше и говорить могла совсем неплохо. Женщина даже улыбнулась при виде вошедших.

– Ну, вот... – медленно прошептала она. – Теперь вы – мои вторые родители.

– Гутя пусть родителем будет, – быстро отозвалась Аллочка. – Вы ей по возрасту в дочери годитесь. А я стану вашей названной сестричкой, если хотите...

Гутя толкнула сестрицу в бок, и нервный поток словоблудия прекратился.

– Жанночка, – присела на единственный стул Гутя. – Вы понимаете, нам очень нужно... Расскажите – кто вас так? Из-за чего? Вообще, как все произошло?

Жанна начала говорить сразу, без предисловий. Ее рассказ два раза прерывал Фома – что-то подключал, давал какие-то лекарства, щелкал аппаратом, в общем – мешал, как мог. И все же Неверовым удалось узнать очень многое.


Жизнь Назаровых начиналась светло и безоблачно. Кирилл Андреевич наконец обрел замечательную жену, и теперь вместо вечно недовольной, капризной мамочки его встречали сияющие глаза любимой. Виолетта приняла мачеху быстро и без проблем и даже расцвела. И сама Жанна все свое время отдавала только мужу и дочери – именно так она называла Вету, она не переносила слово «падчерица». Через год в новой семье появилась малышка, которую сама Ветка назвала Машенькой. Ее обожали все без исключения, а папа просто плавился от счастья, когда по его животу топали маленькие неуверенные ножки. С ума сойти, он даже всерьез решил купить крохе домик на теплых островах! Жанна этого не одобряла, но и не возражала – думала, перебесится. Да ее, если честно, никто в эти дела и не посвящал, еще, видимо, было не время. Как относилась к сестре Вета? Очень тепло. Никакой ревности не возникало. Виолетта уже вошла в тот возраст, когда отчетливо понимала: у каждого в семье свое место – у Жанны свое, у Машеньки – свое, а у нее, у Веты, – свое. И потом, Жанна и после рождения малышки не переставала интересоваться жизнью старшей девочки, она так боялась, что Вету ранит появление второго ребенка, что общалась с ней еще интенсивнее. Правда, Кирилл любил Машу куда больше и не скрывал этого, но... Вета уже давно привыкла, что отец ее только терпит. Да! Все разговоры о том, что Назаров Кирилл Андреевич страшно любит своих детей, были излишне преувеличены. И раздувала эту тему сама Жанна. Ей так хотелось, чтобы Ветка не ощущала на себе жалостливые взгляды, чтобы девочка верила, что и ее любят не меньше, и все же... обмануть Вету она не могла. А та уже давно смирилась и даже не слишком-то нуждалась в отцовских ласках. Хотя... кто теперь скажет наверняка, что думала девочка-подросток? Машенька росла, отец все так же млел при виде малышки, однако домой стал возвращаться позже, все чаще прятал глаза, а вид его был виноватым до такой степени, что даже повариха Петровна тяжко вздыхала у своих кастрюль: