– Наточка! Простите за поздний звонок, но у меня к вам предложение, от которого вы просто не сможете отказаться! Просто не сможете. У меня появился та-а-акой жених!.. При чем здесь «поздравляю»? Это для вас он жених, а для меня – клиент! Нет-нет, я берегу его для вас, пото... То есть как это – в монастырь?! Какой монастырь, деточка? Вы видели, в чем они ходят? У них же никакого декольте, никаких стрингов, а из ног видны только тапочки! Я и говорю, что это не для вас. Не мелите ерунду, милочка, что значит – можно из органзы? Вас не поймут и сожгут на костре... нет, не как Жанну д’Арк, а как распутницу. Короче, я к вам сейчас приду! Нет? Сейчас неудобно? Ах, вы не одна-а... ну что ж, тогда завтра с утра. Передавайте привет вашему священнику.

Гутя бросила трубку и пояснила растерянной сестре:

– Это Наталья Бубнова, моя клиентка. До замужества Жанны они считались почти подругами. Странно, что она не захотела со мной встретиться. Это очень подозрительно...

– Мам, если учесть, что уже первый час ночи, это вполне объяснимо, – выглянула из своей комнаты Варька. – Ты не находишь?

– Ну, знаешь! – обиженно выпятила грудь Гутя. – Когда иду по следу преступника, мне некогда на часы оглядываться! В общем, надо к этой Наталье наведаться. Может, у них с Жанной сохранились какие-то отношения? Во всяком случае, надо к ней подобраться с другой стороны.

В этот день уже ни к кому подбираться не стали. Аллочка ухватила кота и поволокла его в свою кровать, нашептывая: «Ты их не слушай, они ни черта не делают. А если бы ты видел, как я грамотно вела допрос! Кстати, мне Сигизмунд не звонил? Пулеметов?» Варька пела мужу колыбельные песни, и от этого не мог заснуть не только он, но и Гутя.

– Фома! Что ты ей придавил? – кричала она из другой комнаты. – Что ж она воет-то? Варенька! Детка, возьми обезболивающее...


Утром была суббота, значит, всем Неверовым можно было поспать – Фома на работу не уходил, завтрак ему не готовили ни Варька, ни Гутя, а Аллочка и вовсе привыкла спать до полудня – от этого, как она где-то вычитала, значительно улучшается цвет лица. Но кому-то не спалось даже в субботу. В девять зазвонил телефон. Трубку взяла Гутя. Как она ни уставала, а покой домашних берегла.

Звонила соседка по даче. Она сообщала неприятную весть – какой-то несознательный бич взломал дверь на даче у Неверовых и теперь лежит там и бессовестно спит. Если Неверовы не возражают, то она, соседка, может и не вмешиваться, а если им неприятно, что на их кроватях бомжи дрыхнут с грязными ногами, то пусть сами его выносят!

– Фома! – взревела Гутя, тарабаня в дверь комнаты молодой семьи. – На нашу дачу покусился бич! Срочно едем его выгонять! А то он привыкнет, и потом его не выселишь. Аллочка, просыпайся, я тебе, кажется, нашла нового жениха. Посмотрим, если по анкете подходит – будет наш. И черт с ним, я тебе на свадьбу подарю эту самую дачу – живите!

Фома ехать откровенно не хотел. Однако его желания особенно и не спрашивали. И куда бы он делся, если Аллочка уже вскочила и сидела перед зеркалом? Пока Гутя укладывала бутерброды в сумку, Варька набирала номер.

– Алло, Кирилл Андреевич? Это Неверова, – вежливо сказала она в трубку. – Скажите, а Жанна еще не появилась?.. Нет? Извините еще раз... Мы ищем, да-да, когда будут новости, сообщим.

Варька бросила трубку и вздохнула:

– А Жанны все дома нет... Я уже начинаю тревожиться.

– Даже ее муж не тревожится... – нехотя отозвалась Аллочка – она выводила стрелку над глазом. – Вот чует мое сердце: этот Назаров все о жене прознал и выставил ее за дверь! А теперь еще и удивляется – куда это пропала его благоверная? Гутя, а у моего нового жениха фамилия не Револьверов?

– Да хоть Автомат-Калашников! Лишь бы за себя взял, – фыркнула Гутя и позвала всех в кухню. – Завтракать! А то пока еще до дачи доберемся...

Жених Аллочке не подошел, это стало понятно стразу же. Во-первых, мужчина уже изрядно пожил, ему явно перевалило за шестьдесят. Во-вторых, воспитание бомжа явно хромало – он беспрестанно сыпал нецензурщиной, и при взгляде на Аллочку его матюки становились еще заковыристее, в-третьих, он невыносимо смердел, и именно последнее решило все. Жениха повышенной вонючести семейство Неверовых просто не вынесло бы.

С помощью уговоров, угроз и упоминаний о милиции мужчину удалось выдворить с дачной площади, а потом все семейство до самого вечера эту площадь отмывало. Зато, уезжая, Фома крест-накрест заколотил двери, и появилась надежда, что больше в их домик нога ни одного постороннего человека не войдет.

Измотанные, голодные, Неверовы прибыли домой, и сил хватило только на то, чтобы сварить пельменей. Пока домочадцы ели, Гутя подошла к телефону и набрала номер:

– Наташенька, голубчик, я не могла к тебе прийти пораньше, а сейчас... уже неудобно, я понимаю, опять двенадцать часов... ах, нет? Просто у тебя в гостях Шурик? Ну что ж, я за тебя рада. А завтра у тебя никого не будет? Точно? Ну конечно, я приду не слишком рано, ты успеешь подняться...

На следующий день господа Неверовы поступили некрасиво – попросту отключили телефон, чтобы хоть в воскресенье выспаться вволю. И все же поспать в полную силу им не дали – уже в десять часов в дверь раздался требовательный звонок.

«Неужели некому открыть? В кои-то веки хотелось отоспаться...» – думал каждый и при этом храпел еще старательнее.

Когда в дверь забарабанили кулаками, храп в квартире Неверовых достиг своего пика – Аллочка даже повизгивала на поросячий манер, так крепко она «спала».

– Ну что, открыть совсем некому, да? – первым не выдержал Фома.

– А нам теперь уже страшно, ты мужчина, тебе и открывать, – раздалось из разных комнат.

Фома открыл дверь и попятился. На пороге стоял сурового вида парень, едва достающий врачу до плеча.

– Что это вы так долго не открывали? – подозрительно прищурился он.

– А мы никого не ждем, и нечего к нам ломиться! – рявкнул Фома. – У нас выходной! А кто вы такой, любезный наглец?

– Оперуполномоченный Редько Иван Дмитриевич, – строго представился парень и, вытянув тонкую шейку, заглянул в гостиную. – Пройти можно?

– Да уж проходите... – пригласил его Фома и зычно гаркнул: – Бабы! Подъем! К вам Иван-Царевич, надо думать, за опытом!

– Не Царевич, а Дмитриевич, – терпеливо поправил его оперуполномоченный.

– Хрен редьки не слаще, – махнул рукой Фома.

– И не Редькин я, а Редько, – внес уточнение Иван Дмитриевич и пытливо уставился на Фому. – И еще интересуюсь – отчего это столько веселья в десять-то утра? Мне вот, например, совсем не весело! Сейчас и вам грустно станет.

– Нам уже вчера так было, – осторожно предупредила Аллочка, выглядывая из свой комнаты. – Гутя пообещала мне жениха, а сама бомжа подсунула. Нет, она-то, может, и повеселилась, а вот я...

Из своей комнаты вышла Гутя в шелковом халате, и Аллочка задохнулась. Она уже давно утянула у сестры эту прелесть и даже (и справедливо!) считала халат своим, а Гутя увидела молодого парня и выпендрилась!

– Гутя! – заморгала Аллочка обоими глазами. – Ты, это... давай, переоденься... Иди, говорю, сюда! Халат, говорю, сними! Чего напялила-то?! Прямо ничего не понимает – у нее сестра заневестилась, а она! Отдавай, говорю, халат!

Серьезный Редько решил прервать сестер:

– Я бы попросил всех собраться в этой комнате, мне...

– Простите, пожалуйста, – все так же, высунув только голову из-за двери, перебила его Аллочка. – Я только два слова скажу... Гутя! Черт возьми! Тебе надо срочно бежать к твоей клиентке Бубновой! Ты еще вчера хотела, а сегодня напялила халат и ходишь тут, неизвестно о чем думаешь! Халат отдай!.. Простите, Иван Иваныч, а можно, я чуть позже выйду?

– Не можно, – все больше сердился гость. – Потому что я и не Иван Иванович, а Дмитриевич, а потом... У меня к вам серьезное... страшное сообщение, и надо, чтобы вы были все здесь!

После такого заявления Гутя замерла на месте, Фома прекратил улыбаться, Варька пулей выскочила из своей комнаты, а Аллочка растерянно вышла из-за дверей прямо в сорочке.

– У нас умер папа? – немедленно предположила она. – Не вынес бурной городской жизни и скончался, да?

– Нет! – уже кричал Редько. – С папой все в порядке! Я не знаю, что там с вашим папой! А вот Мария Кирилловна Назарова скончалась вчера в двенадцать ночи!

– И что? Старушка передала нам большое наследство? – Аллочка до конца не поняла, о ком идет речь. – Мы-то тут при чем, не понимаю...

Оперуполномоченный вытер пот со лба, сосчитал мысленно до десяти и постарался спокойно объяснить:

– Во-первых, это никакая не старушка, девочке три года, а...

– Машенька!!! – воскликнули Неверовы в один голос.

– Мария Кирилловна, – подтвердил Редько.

– Но как же?! Ей же всего три года на днях исполнилось! – не могла поверить Гутя. – Что с ребенком стряслось?!

– Передозировка снотворным препаратом, – отчеканил оперуполномоченный, но, видя, что до людей не доходит, пояснил: – Девочку отравили большой дозой снотворного. Но это только первые предположения. Эксперты еще работают, на месте преступления наши люди всю ночь трудились... Господин Назаров перед больницей сказал, что вы вели дело его старшей дочери, мне хотелось бы узнать – что значит «вели», что нашли, и по какому праву?

Из всех Неверовых детективом считалась Аллочка, но никакой лицензии у нее не имелось, поэтому пришлось выворачиваться.

– Мы, собственно, и не вели никакого дела, – взялся объяснять Фома. – Мы просто оказывали нашим органам посильную помощь. И с радостью готовы поделиться с вами...

– А где теперь сам Назаров? – влезла в разговор Варька.

– Он в больнице, его еще вчера отвезли, – скупо ответил Редько. – Инфаркт. После такого известия.

– А Жанна нашлась?

– Я не должен вам отвечать, – набычился Иван Дмитриевич.

Гутя уже знала, что надо делать в таких случаях – она незаметно увильнула в кухню, и вскоре оттуда донесся ее призывный возглас: