– Сука, ты хоть понимаешь, что натворила. Ты заставила свою сестру пережить изнасилование. А она девственницей была, не такой, как ты, тварь! Не такой шлюхой, текущей от грязного ничтожества вроде меня! Ты хотела этого, помнишь? Ты просила меня не останавливаться, верно? Так вот я это и буду делать, блядь. Так долго буду делать это с тобой, пока у тебя крыша не поедет. И я тоже подготовился. В моей крови повышенная доза возбудителя, потому что иметь тебя по-настоящему больше не хочу! Ты мне противна, сука! Противна! – Шипя в её лицо, цепляю на шее платье и тяну тонкую ткань вверх, слыша треск. Отбрасываю нож и хватаюсь руками, с силой разрывая платье и открывая своему взору обнажённую, идеально ровную кожу спины и тонкие полоски трусиков.

– А вот сегодня ты поймёшь, что такое причинять боль так, как будто рождена в ней. Ты узнаешь, что такое терпеть, когда не можешь ничего сделать. Ты навсегда запомнишь, каково это – быть шлюхой, когда тебя ебут во все дыры и наслаждаются твоей кровью. Ты, сука, поймёшь, – рычу, подскакивая с кровати и срывая с брюк ремень.

– И орать ты не сможешь, только ныть, как последняя шалава, которая необдуманно перешла дорогу такому, как я, – замахиваясь, ударяю ремнём по её ягодицам. Она слабо… едва заметно вздрагивает и жмурится.

– Нравится? Нравится тебе, дрянь, эта боль? Нравится то, что ты сделала со своей сестрой для поддержания собственного авторитета? – Я бью её снова и снова не останавливаясь. В меня как будто зверь вселился, или же я был им всё это время. А он скучал по наслаждению видом тёмных полос от ремня, синяков и бурых гематом.

– Ты не то что сидеть больше не сможешь, ты жить, сука, не сможешь так, как раньше. Я научу тебя, как нужно дышать. Ты будешь моей подстилкой, пока мне не надоест! – Её трясёт от муки, которую испытывает внутри. Я знаю, что такое не иметь шанса кричать и бороться, чтобы избежать такого насилия. Это не только физическое, но и моральное насилие. Ты ничто. Ты просто вещь, над которой издеваются. Как она обращалась со всеми, пока не затронула во мне воспоминания. Ей не следовало так поступать. Не следовало, мать её! Она не должна была трогать Флор и вынуждать сломаться раньше времени! Я убью её!

– А теперь мы продолжим. Тебе не понравилось, да? Я и не надеюсь, что ты будешь в восторге, Эмира Райз. Так, где твоя хвалёная сила? А нет её. Никого нет здесь, чтобы помочь тебе, потому что и они хотят, чтобы ты испытала боль, которой травила их всё время. Но с этого дня ты напрочь забудешь о жестокости, поняла? – Подхватываю её за талию и сгребаю одеяло, чтобы было удобнее. Мне. Её волосы свисают вниз, закрывая лицо. Видеть его хочу, когда я буду насиловать её. Хочу запомнить тоже на всю свою жизнь, что нет лучшего в этой жизни. Одно дерьмо, и я плаваю в нём.

– Смотри. Смотри на меня, сука, – поворачиваю её голову набок. Глаза закрыты. Даже тушь не потекла, а у Флор всё лицо было в сперме и слезах. А эта тварь даже слезу не пустила. Но я добьюсь её личного унижения. Добьюсь, чего бы мне это ни стоило.

– Открой глаза, я сказал, – ударяю ладонью по заднице, отчего из её горла вырывается тихий стон, и она распахивает безобразно яркие голубые глаза, сверкающие ненавистью.

– Вот так. Смотри, сука, смотри, что ты сделала со мной. Смотри, тварь, в кого ты меня превратила. Смотри, как ты убиваешь меня. Смотри, сколько отвращения к тебе. Ты жалкая шлюха. Ты ничего не стоишь. Не стоишь ни слёз, ни страданий других. Мне жаль, что ты не сдохла тогда. Вот тогда было бы лучше. Вот так оно лучше, сука. Без тебя. Без твоего страха быть униженной. И сейчас ты это испытаешь, – рычу, расстёгивая брюки. Мои руки трясутся от переизбытка адреналина и возбудителя. Член стальной. До боли стальной. И мне насрать, готова ли она принять меня полностью. Насрать абсолютно, потому что насилие на то и насилие, чтобы наслаждаться кровью и болью.

Сжимаю руками её ягодицы и с силой вхожу в узкую дырочку. Она растягивается резко, отчего тело, которое я трахаю, дёргается в разные стороны. Сухая. Совсем сухая. И это хорошо. Так она почувствует себя на месте сестры. Блять, сестры, которую изнасиловали из-за грёбаной власти!

– Ну же, стони, сука! Стони, пока я ебу тебя, как шлюху! Тебе же нравилось всё это дерьмо, правда? Нравилось? Так получай! – Врываюсь членом в неё ещё хуже. С каждой секундой кровь наполняет глаза, и я больше не понимаю, что творю. Я просто имею её, как одну из тех грязных подстилок, которые готовы были дать мне всё ради спасения. И я вижу её среди них, такую же павшую на дно. Такую же смердящую и воняющую. Такую же грязную изнутри. Я вижу её и мне паршиво оттого, что и мне больно. Физически больно и я смотрю на это.

– То же самое чувствовала и Флор, твоя сестра по крови, когда её насиловали. Всё было так же, только вот я намного добрее, чем те, кого ты наняла. Я тебя не смогу иметь анально, потому что твоё говно для меня отвратительно. Ты отвратительна, сука!

Смотрю, как мой красный от трения член входит в её стянутое колечко. Кровь. И я вижу. Разрываю её, как она это сделала со мной. Так же, как и она поступила с нами. С тем, что могло бы быть, но уже не случится. Я трахаю и мне не нравится это. Она мне больше не нравится. И я продолжаю. Не знаю, как долго всё это происходит. Не знаю. Я не слежу за временем, только вспоминаю, какой видел Флор в последний раз и какие разрывы она получила. Вагинальные и анальные. Я хочу помнить только это, ведь лишь подобное может помочь мне не останавливаться.

Не могу больше. Мне слишком неприятно испытывать дискомфорт, а она уже вся раздолблённая там. Надеюсь, что утром она ходить не сможет. Надеюсь, что она поняла всё. Надеюсь… к черту всё!

Поднимаю голову и вижу лицо Миры с распахнутыми глазами. Она даже не жмурится. Ей всё равно. Такое тоже бывает, когда боль уже невозможно терпеть, ты её не замечаешь. Больше не замечаешь, как рассыпается сердце, как на кровавые ошмётки разлетается душа, как мысли превращаются в одно жестокое болото. И всё… наступает тишина, в которой остаётся последнее.

– Ты помнишь, как в самом начале я узнал, какие у вас здесь развлечения? – Тяну безвольное тело Миры на пол, и она падает, как мешок дерьма. Мне не жаль её. Больше не жаль.

Хватаю за волосы, с силой поднимаю к себе, другой рукой опускаю с её рта, всю в слюнях, повязку. Она смотрит на меня, но не видит. Знаю. Знаю всё. И я не вижу в её глазах раскаяния, ненависти. Ничего нет. Она пуста. Теперь и она тоже.

– И я тоже хочу немного поразвлечься. Моей фантазией всегда был «золотой дождь». А сегодня такой шанс. Я не могу его упустить, ты же понимаешь, детка. Саммер не захотела, а вот ты… ты другое дело. Я могу тебя обрадовать, ты лучше, чем она. Но вы обе продажные суки, шлюхи в моих руках, которых я только имею. Видишь, как всё просто. Я легко всё забыл, потому что помнить-то и нечего. И ты тоже была подстилкой грязного ничтожества, вроде меня. Тебе понравилось всё, что я делаю с тобой. Ты об этом мечтала, так получай свой кошмар, – хватаюсь за член и направляю ей в лицо. Закрывает глаза, когда струя мочи ударяет по лбу. А я смеюсь. Смеюсь, как больной, наблюдая, как жёлтые и вонючие капли стекают по ней, как смазывают идеальный макияж, и хотя бы так она плачет. Моей мочой, попадающей ей в рот, на её губы, в её душу. Вот так. Теперь всё… всё закончилось.

Отпускаю Миру. Падает на пол. Натягиваю трусы и брюки, застёгивая их. Мой взгляд привлекает кровь на её бёдрах, её бледное тело, и боль резко, неожиданно врывается вновь в мою грудь, разбивая на куски. Поднимая голову, осматриваю кровать с бордовыми мазками на простынях, ощущаю носом неприятную вонь мочи, и меня это возвращает в прошлое. Именно так там поступали с нечаянно забрёдшими красотками. Так, а потом бросали их, а я пытался помочь. Пытался… а потом бежал, потому что боялся, что меня привлекут за убийство. И сейчас я был тем самым насильником, который насладился всем, а в конце отчаяние и понимание того, в кого себя превратил из-за страха быть вновь на дне, ломают меня окончательно.

– Я любил тебя… я не был влюблён… я любил, – шёпот сам срывается губ. Глаза мутнеют.

– Я любил, понимаешь ли ты это? – Падаю на колени около Миры и переворачиваю на спину. Открывает глаза, и они убивают меня. Убивают без слов и без ненависти.

– За что… за что ты это сделала со мной? Зачем так поступила? Ты же меня разорвала. Меня… и себя тоже… я не буду просить прощения… не буду, поняла? Не буду! Ты не заставишь меня раскаиваться! Не заставишь… я ненавижу тебя всей душой… я же любил тебя… любил тебя… тебя, дура… любил. Я верил во всё это дерьмо, а ты лгала мне о своих чувствах. Я любил… любил… – я не помню, чтобы слёзы так быстро и жестоко появлялись в глазах и капали на лицо той, что сотворила со мной этот ужас. Я только сейчас осознаю, что сам натворил… стыдно ли? Нет… я не могу… не чувствую ничего, кроме боли. Она наполняет меня полностью. Она живёт в Мире. Она и есть мой кошмар.

– Я ненавижу тебя за всё, что ты заставила меня сделать. Это ты виновата, только ты виновата во всём. Я проклинаю тебя. Я проклинаю тот день, когда увидел тебя. Я проклинаю твои глаза и губы. Проклинаю твоё тепло. Проклинаю. Я уничтожу тебя, чтобы жить. Из-за тебя я не могу это делать… ты убиваешь меня… ты убила меня, но я поднимусь. И лучше… прими совет: когда тебя отпустит через пару часов, заверши начатое. Это будет лучшим для тебя, – подскакиваю на ноги и нахожу на полу нож. Я паникую. Я бегу от того, что сделал. Я бегу от мыслей о том, что раздавил сам себя из-за грёбаной любви к той, кому этого никогда не нужно было. Вот это и вынудило меня наказать её. Я хотел, чтобы и Мира поняла, кто я есть на самом деле.

Бросаю около неё нож и вытираю дрожащей рукой глаза.

– Ты знаешь, что с этим делать. Тебе лучше не просыпаться, потому что я не остановлюсь. Ты падёшь, Эмира Райз, и это только начало, – бросаю я и вылетаю из её спальни и забегаю в свою. Хлопая дверью, падаю на пол.