– Король Генрих – прекрасный рыцарь, о каком мечтала бы любая, – заметила Агнесса. – Он будет относиться к вам с уважением.

– Возможно, ты права, – ответила Екатерина, послушно протягивая руки своим помощницам, чтобы те прикрепили рукава платья к лифу. – Однако мы мечтали не об уважении, а о любви. Ах, какими глупыми мы были! – Принцесса задумчиво оглядела опочивальню. – Я сюда больше не вернусь, – вздохнула она. – Завтра мы уезжаем в Санс, и кто знает, куда потом король Генрих поведет свою армию. Хорошо, что вы едете со мной. Не представляю, как бы я без вас жила!

Мне не пришлось выбирать, остаться с Алисией или ехать с Екатериной, потому что принцесса предложила Жаку стать ее личным портным. Жак с Алисией решили взять с собой дочь и присоединиться к свите Екатерины. Им было непросто на это решиться, но Жак не мог отказаться от такой заманчивой возможности. Подмастерье остался присматривать за мастерской на рю л’Эгюий, а мое семейство присоединялось к блуждающему кортежу английского короля-завоевателя. Куда приведет нас такой выбор, покажет время.

Я не присутствовала на венчальной мессе Екатерины. Церковь Сен-Жан-дю-Марше значительно уступала размерами собору, и мне вряд ли удалось бы что-нибудь разглядеть в толпе придворных, знатных гостей, священников и английских дворян. Мы с Жаком и Алисией вышли на рыночную площадь, где собрались тысячи горожан, и видели, как жених и невеста встретились под золотым балдахином у входа в церковь и обменялись брачными обетами перед архиепископом Сансским и жителями Труа.

В полной тишине король Генрих глубоким и ясным голосом вознес молитву Святой Троице – во имя Отца, и Сына, и Святого Духа – и, как положено по ритуалу, скользнул обручальным кольцом по первому и второму пальцам левой руки Екатерины, прежде чем надел его на третий. Кольцо, сделанное из редкого красного золота, добытого в горах Валлиса,[18] наследного владения Генриха, и усыпанное рубинами, символизировало алые с золотом цвета английского королевского штандарта с тремя львами. Так было положено начало нерушимому союзу Екатерины с ее властелином, которого она едва знала. Один властелин уже сделал все возможное, чтобы разрушить ее жизнь; сможет ли этот заставить ее забыть, или кольцо станет оковами, связывающими ее с будущим, полным страха и разочарования? Окажется ли Генрих Монмут добрым и сострадательным спутником ее детских мечтаний или жестоким и грубым солдатом? Я перекрестилась и прошептала молитву святой Екатерине, прося уберечь принцессу от дальнейших страданий.

Как только кольцо скользнуло на палец, люди с радостными восклицаниями хлынули к ступеням церкви, отгороженным скрещенными пиками стражников.

– Да здравствует принцесса Екатерина, да здравствуют жених и невеста! – кричали в толпе. Взволнованные голоса звучали все громче и громче, вдохновленные пышной церемонией. Великолепное зрелище подпитывало возбуждение, царящее на площади. Король Генрих преподнес Екатерине роскошный свадебный подарок – шестерку белых лошадей, запряженных в карету. Красота упряжки в сочетании с блеском эскорта короля Генриха, состоящего из лордов и рыцарей, ввела толпу в такое исступление, что стражники едва удерживали людей. Суматоха на рыночной площади отражала и мое смятение. Эта свадьба отличалась от скромных обетов, которыми Алисия и Жак обменялись на ступеньках той же церкви девять месяцев назад. Они и сейчас держались за руки, очевидно, заново переживая день своего венчания. Но, конечно, августейшая чета, стоящая на ступенях церкви, – не простые молодожены. Когда архиепископ Сансский воздел руку, дождался тишины и торжественно представил новобрачных, огласив полный список их титулов, для всех стало очевидным, что свершилось событие, способное изменить весь мир.

– Жители Труа, народ Франции, подданные милостивого короля Карла Шестого, – загрохотал голос прелата, привычного обращаться к многолюдным собраниям. – Я представляю вам мужа и жену – Генриха и Екатерину, волей Господа нашего короля и королеву Англии и Ирландии, наследника и наследницу Франции, принца и принцессу Валлийских, герцога и герцогиню Ланкастерских, герцога и герцогиню Нормандских и герцога и герцогиню Гиеньских. Кого соединил Бог, да не разлучит человек.

Толпа вновь разразилась восторженными криками, над площадью зазвучал радостный перезвон колоколов, а мы с Алисией переглянулись, охваченные благоговением. Испуганная девушка, которую мы одевали утром и успокаивали добрым словом и поцелуями, стала королевой и супругой человека, властвующего над половиной христианского мира.

– Великолепный наряд, правда, матушка? – сияя от гордости, крикнула Алисия.

Она повернулась и что-то прошептала мужу на ухо. Жак смущенно заулыбался, забыв о напряжении и усталости последних трех недель.

– Молодец, Жак! – объявила я во всеуслышание. – Это платье – твое лучшее творение!

Екатерина выглядела настоящей королевой – прекрасной и величественной. Ее поразительная красота, подчеркнутая творением Жака, стала поистине ослепительной. Стройная и изящная, она застенчиво улыбалась ликующей толпе. В платье цвета лазури, с водопадом льняных волос, струящихся из-под золотой короны, принцесса походила на ангела.

Классическое платье-упелянд Жак сделал двухслойным. Верхний слой, сшитый из тончайшей ярко-синей кисеи, украшенной золотыми лилиями, плотно облегал талию принцессы и ниспадал мягкими складками поверх серебряной нижней юбки. Издалека платье казалось кусочком неба, освещенного луной и усыпанного звездами. Когда Екатерина приподняла юбку и сделала шаг, солнечные блики заиграли на золотом кружеве нижней юбки, напоминая лучи восходящего солнца. Этот наряд выглядел одновременно и скромным, и чувственным, и его красоту не затмевала даже мантия королевы Изабо, расшитая золотом и усыпанная драгоценностями, которая покрывала плечи Екатерины и алым потоком струилась по церковным ступеням.

Агнесса де Бланьи и остальные фрейлины бросились подбирать тяжелый шлейф, а король Генрих, повернувшись к Екатерине, взял ее за руку, чтобы ввести супругу в церковь на венчальную мессу. Однако толпа не желала их отпускать, считая брачный обряд незавершенным.

– Поцелуй! – скандировали они. – Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй!

Король Генрих с улыбкой склонился к невесте и запечатлел на ее губах супружеский поцелуй. Со стороны он казался всего лишь легким прикосновением, но на щеках Екатерины вспыхнул румянец. Когда новобрачные направились к двери, жених обернулся и лукаво взглянул на ликующую толпу. Несомненно, король Генрих понимал ценность народного одобрения и отлично знал, как его получить.

Королевские вельможи и знатные гости собрались на венчальную мессу, Алисия и Жак вернулись домой, а я сбегала в переулок близ рю Нотр-Дам и купила в мясной лавке склянку свежей куриной крови. Надеясь, что Бог простит мне ложь, я сказала мяснику, что кровь нужна для внучки, чтобы поставить припарку на ушиб. Спрятав покупку в карман рукава, я поспешила обратно во дворец.

Свадебный пир продолжался с полудня до заката. По традиции, невесту и жениха королевской крови обслуживали их знатные родственники. Первый кубок свадебного пряного меда поднес молодым Томас Кларенс, занявший место виночерпия. Король Карл не присутствовал в церкви, однако на пиршество пришел и сидел между королевой Изабо и архиепископом. Слуги короля стояли в тени за помостом, но монарх вел себя тихо, как послушный ребенок, с любопытством рассматривая подарки, врученные в самом начале пира.

Король Генрих подарил королю Карлу шахматы с золотыми и серебряными фигурками, а королеве Изабо – экзотического красно-синего попугая в золоченой клетке. Шахматам предстояло многие годы пролежать нетронутыми, покрываясь пылью, зато попугай будет развлекать французского короля не один месяц. Карл настоял, чтобы клетку поставили к нему поближе, и в продолжение всего праздника птица пронзительно верещала, борясь с акробатами и жонглерами за внимание короля.

Свой подарок будущему супругу Екатерина хранила в секрете, обсудив его только с распорядителем королевского хозяйства. Вечером перед свадьбой она показала его Агнессе и призналась, что на мысль об этом ее навел мой подарок на день рождения. Дар, обернутый в золотую парчу, лежал на королевском столе.

В роли церемониймейстера пиршества тем вечером выступал английский граф Уорик, который очаровал Катрин во время подготовки к ее первой встрече с Генрихом в Ле-Пре-дю-Шат. Он вышел вперед и несколько раз стукнул позолоченным жезлом о деревянный пол.

– Ваши королевские величества, благородные лорды и дамы, уважаемые гости, прошу тишины для невесты, нашей милостивой королевы Екатерины!

Хотя Катрин и призналась мне, что ее страшит предстоящее выступление, она вознамерилась лично преподнести Генриху свой драгоценный дар. Слуга отодвинул тяжелый свадебный трон, и принцесса поднялась.

– Прошу августейших родителей простить меня, ибо я обращаю речь моему супругу и господину, королю Генриху, – дрогнувшим от волнения голосом произнесла она и слегка поклонилась королю. Генрих торжественно кивнул в ответ, с любопытством ожидая продолжения. – В Англии не существует обычая, по которому в день свадьбы невеста делает подарок жениху, но во Франции такой обычай имеется, и я хотела бы таким образом выразить свою благодарность за то, что милорд оказал мне великую честь, сделав меня сегодня своей супругой.

Гости одобрительно зашептались. Екатерина обеими руками взяла золотой сверток и церемонно положила его перед королем Генрихом.

– Бог Отец поддерживает вас во всех начинаниях, господин мой. Я молюсь, чтобы с этого дня милость Бога Сына защитила вас от телесных ран и чтобы благодать Святого Духа благословила нашу семью, – уверенно провозгласила Екатерина. – Этот дар символизирует и призывает силу Святой Троицы, к которой, я знаю, вы относитесь с особым почтением. Я вручаю его вам вместе с моей клятвой в любви, верности и покорности, пока смерть не разлучит нас.

Следуя традиции клятв верности, Екатерина, опустившись на колени, взяла правую руку Генриха и прижалась губами к его кольцу. По той же традиции, Генрих поднял ее с колен и поцеловал в щеку. Затем он благоговейно перекрестился и снял драгоценную парчу с подарка. Под золотой тканью оказался полированный деревянный ларчик, инкрустированный золотом и драгоценными камнями, внутри которого, завернутый в малиновый бархат, лежал покрытый яркой эмалью золотой реликварий на причудливой кованой цепочке. Генрих не сразу сообразил, как его открыть, однако разглядел защелку и с благоговением приоткрыл крышку. Внутри оказался флакон из прозрачного хрусталя, в котором помещался острый шип, отмеченный темным пятном.