Джоанна Хиксон - Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы

Ох, Метта, прежде Пуасси был для меня тихим убежищем, но теперь я с трудом переношу тяготы моего насильственного заключения. Я не в силах избавиться от грешных мыслей о короле Генрихе, которые постоянно возникают в самые неподходящие моменты, как, например, когда я стою на коленях перед Богородицей или пытаюсь вспомнить все свои грехи перед исповедью. Возможно, я должна исповедаться в этих мыслях, и тогда мне будет дано отпущение грехов, с которым эти мысли уйдут, но, честно признаться, я не хочу, чтобы они уходили, поэтому я о них не упоминаю.

Моя сестра, аббатиса Мария, узнала от Мишель, что ее муж, новый герцог Бургундский, пообещал казнить всех участников подлого убийства. Не знаю, включает ли это нашего брата Карла, но если Филипп пойдет войной на дофина, то ему некогда будет воевать с англичанами. Монтро все еще в руках Карла, а тело покойного герцога захоронено там, и Филипп не может забрать его в Дижон для погребения в усыпальнице Бургундских. Вопрос: у кого хватит сил на штурм Монтро, чтобы Филипп смог забрать тело? Ответ: у короля Генриха. А какие требования предъявит английский король для подобной договоренности? Одним из них непременно будет заключение брака со мной. Будучи в сговоре с Иоанном Бесстрашным, моя мать во мне не нуждалась, но теперь я предвижу, что снова ей потребуюсь, если она захочет сохранить поддержку нового герцога Бургундского.

Так что надеюсь, в ближайшее время мы с тобой воссоединимся. Если хочешь, можешь опять помолиться святому апостолу Иуде, но, похоже, наше дело решится и без его помощи.

Пусть Бог и Его Святая Матерь защитят и благословят тебя.

Жители Труа считали герцога Бургундского своим покровителем. Он сумел обеспечить относительный мир в городе и защитить источник их благосостояния – торговлю. Поминальный звон колоколов вот уже несколько дней звучал над городом. Мне приходилось скрывать свою радость даже от Жака, который разделял общий взгляд жителей Труа: смерть герцога – злодейское преступление, а дофин повинен в связях с убийцами.

– Ему всего-то шестнадцать, – добавил Жак со снисходительной благожелательностью человека на целых шесть лет старше.

– Ха! – воскликнула Алисия, доказывая, что она не намерена соглашаться с каждым высказыванием мужа. – Мне тоже шестнадцать, но я не жду, что другие возьмут на себя вину за мои поступки.

– Ты теперь замужняя женщина, – заметил Жак. – Муж всегда отвечает за поступки жены. Не знаю, как в Париже, но в Труа это закон.

Алисия озадаченно нахмурила лоб и неловко заерзала на стуле.

– То есть, если я украду у пекаря буханку хлеба, обвинят тебя?

– Пекарь заставит меня отвечать за содеянное, – кивнул Жак. – Если кража будет доказана, мне велят возместить стоимость, а также самому тебя наказать.

– И как же?

– Кража – это серьезно. Наверное, высечь или посадить на воду.

– И кто же это осмелится высечь меня? – негодующе воскликнула Алисия.

– Я, – серьезно сказал он, а затем его губы дрогнули в улыбке. – Но обещаю, что мне это не доставит никакого удовольствия.

Ранним утром восемнадцатого дня рождения Екатерины в дверь мастерской на рю л’Эгюий постучался королевский гонец, и мне вспомнилась отцовская пекарня в Париже и день, навсегда переменивший мою жизнь. В эту же памятную дату моя судьба снова изменилась. На сей раз, однако, явился не высокомерный человек с жезлом из черного дерева, надменно спросивший о «вашей девчонке», а юный паж с золотой королевской лилией на рукаве синего дублета и со смущенной улыбкой на лице. Принцесса прибыла в Труа и просит меня посетить ее сегодня во второй половине дня.

Королевский дворец был окутан трауром, напоминая о днях после Азенкура, но в скромном коричневом упелянде, сшитом для меня Жаком, я чувствовала себя одетой вполне подобающе. Я не хотела притворяться, что оплакиваю человека, которого ненавижу, однако не желала привлекать к себе внимание. Меня провели в приемную, куда тут же вышла Агнесса. Мы сердечно обнялись.

– Мы вернулись только вчера, – сообщила она. – Принцесса сейчас у королевы и очень желает тебя видеть. Подождешь в ее опочивальне?

– С радостью! – отозвалась я.

– Она хотела дождаться тебя, но от аудиенции с королевой отказаться непросто, – сказала Агнесса, ведя меня по коридору.

– Как королева? – спросила я.

– В метаниях… – Агнесса скорчила презрительную гримасу. – Открыто оплакивает Бургундского, однако жаждет примирения с сыном. А теперь еще приехал Филипп и требует, чтобы убийц его отца нашли и заставили отвечать за содеянное.

– Что, всех? В том числе и дофина?

– Всех, – прошептала она, бросив встревоженный взгляд на стражников, выстроившихся вдоль коридора, ведущего в королевские покои.

– Принцессе еще не назначили новых фрейлин? – спросила я, не увидев в покоях Екатерины табуретов, обычно стоявших вокруг ее кресла с балдахином.

– Она настояла, что никто не будет назначен без ее одобрения, – ответила Агнесса. – После смерти герцога Бургундского Екатерина обрела некую напористость. Впрочем, ты сейчас сама увидишь.

Я обернулась к дверям, вздрогнула, увидев на пороге монахиню, и только потом разглядела, что это Екатерина в черной рясе и белом головном уборе.

– Ах, Метта! – вскричала она и бросилась мне в объятья.

– Вы приняли постриг, ваше высочество? – спросила я, когда мы отстранились друг от друга.

Она рассмеялась таким знакомым мне звонким смехом.

– Нет, Метта. Это облачение терциарной[16] монахини. В Пуасси меня приняли в послушницы доминиканского женского ордена, и я надеваю рясу для визита к королеве, чтобы не носить траурного наряда.

– И от навязанных вам фрейлин вам удается избавиться, ваше высочество, – с улыбкой заметила Агнесса.

– Мне представили десяток имен на выбор, но я отказалась их рассматривать… – пренебрежительно отмахнулась Екатерина и властным тоном продолжила: – Агнесса, мне надо поговорить с Меттой наедине.

Агнесса сделала реверанс и обиженно вышла из опочивальни.

– Ваше высочество, позвольте мне сразу поздравить вас с вашим рождением, – невозмутимо сказала я и достала из кармана небольшой сверток. – Надеюсь, восемнадцатый год станет для вас судьбоносным.

– Спасибо, Метта. – В глазах Екатерины заблестели слезы. – Я целый час провела с матерью, но она так и не вспомнила о моем дне рождения. Королева была слишком занята тем, что расписывала преимущества моего брака с королем Генрихом. Она меняет свои мнения с каждым вдохом. – Принцесса потянула за ленточку. – Что ты мне принесла? Ах!

В лоскут парчи был завернут золотой реликварий с эмалевым изображением скрещенных ключей.

– Он предназначен для реликвий святого Петра, хранителя ключей от райских врат, – пояснила я. – А вы могли бы хранить в нем ключ от вашего алтаря. Так будет безопаснее. Реликварий на груди вызывает меньше любопытства, чем ключ.

Екатерина посмотрела на меня долгим взглядом, а затем расцеловала в обе щеки.

– Какой чудесный подарок. Спасибо, Метта. Ты права, так будет безопаснее.

Я подвесила реликварий на цепочку и помогла Екатерине надеть ее. Принцесса подвела меня к очагу, где ярко горел огонь, и я села на табурет рядом с ее креслом.

– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? Вы похудели…

– Так и знала, что ты это скажешь! – поморщилась Екатерина. – Видишь ли, в строгом распорядке, назначенном мне, покаяние, молитва и искупление грехов были важнее еды… Как только я узнала о смерти дьявола-герцога, то поняла, что твой дерзкий план удался, но очень волновалась о твоей безопасности. Ради меня ты рисковала жизнью! Как жаль, что мы порознь узнали о смерти Бургундского, нашего общего врага, – ведь только с тобой я могла бы дать волю своим истинным чувствам!

Мы проговорили больше часа, рассказывая друг другу обо всем, что произошло за это время. Выслушав историю воссоединения Жака и Алисии, принцесса растрогалась до слез.