– Я имею честь представить вам ее величество королеву Франции Изабеллу Баварскую и ее дочь Екатерину, принцессу королевской крови! – резким голосом произнес герцог Бургундский.

Екатерина, скромно опустив глаза, присела в глубоком реверансе. Золотое шитье ее пышной юбки сверкало под лучами солнца, льющимися с открытых сторон шатра. Я залюбовалась грацией и самообладанием моей воспитанницы.

Светлые волосы принцессы, забранные в сетку из золотой филиграни и увенчанные драгоценной короной, блестели, как отглаженный шелк. На мантии красовались династические символы: королевские лилии, крест Людовика Святого и три жабы Хлодвига. Внезапно я задумалась, что сделал бы английский король, если бы узнал, что эта прекрасная высокородная принцесса в блеске великолепного одеяния – дочь безумца и распутницы, а вдобавок – жертва гнусной похоти стоящего рядом с ней злодея и насильника?

Король Генрих церемонно склонился к руке королевы Изабо, коснулся губами ее набеленной щеки, а затем повернулся и любезным жестом предложил Екатерине подняться. Разумеется, при виде Екатерины у любого мужчины вскипала кровь, но что думала о Генрихе она сама? Впечатлена ли она высоким ладным мужчиной в изящном дублете с соболиной отделкой? Задета ли тем, что вышивка на его наряде – львы Англии вместе с лилиями Франции – дерзко заявляет о претензиях на французский престол? Очарована ли благородным профилем и гордой посадкой коротко остриженной головы под массивной золотой короной? Или напугана шрамом, обезобразившим его правую щеку?

Уродливый шрам на щеке английского короля оставила вражеская стрела, чуть не убившая шестнадцатилетнего Генриха, который возглавлял английские войска при подавлении восстания валлийцев. На правой стороне лица, там, где должна была находиться чисто выбритая щека, от скулы и до челюсти простирался жесткий белый рубец. Должно быть, ангел-хранитель спас короля от неминуемой смерти. Как рассудок Генриха справился с этим страшным ранением? Правая часть лица застыла в пугающей неподвижности, кости черепа остро выступали под туго натянутой кожей.

Екатерина плавно, как пушинка, поднялась из глубокого реверанса. Первые слова короля, обращенные к ней, прозвучали громко и веско.

– Я долго ждал нашей встречи, Екатерина, – объявил он, наклонился и прильнул к нежным губам принцессы долгим, страстным поцелуем.

От дерзкой выходки короля присутствующие оцепенели. Герцог Бургундский гневно дернул плечами. Генрих властно взял Екатерину под руку – пажи едва успели подхватить шлейф ее платья – и повел по ковру к украшенному цветами помосту, где стояли три трона. Королеву Изабо сопроводил к одному из них герцог Бургундский, а английский король, усадив на другой свою невесту, занял средний и махнул герольдам, чтобы те объявили о начале переговоров.

Из последовавшего обсуждения, открытого графом Уориком и герцогом Бургундским, я ничего не поняла, так как оно состояло из череды длинных речей на латыни, поэтому я просто наблюдала за английским королем и моей милой Катрин.

Король Генрих пристально следил за говорящими, изредка бросая косой взгляд вправо, где Екатерина застыла в величавой позе, с прямой спиной и приподнятым подбородком, сложив руки на коленях. Должно быть, Генриха огорчало, что королева Изабо восседала по его хорошую сторону, а Екатерине был представлен обезображенный профиль. Впрочем, принцесса не давала ему никаких поводов для тревоги, всем своим видом излучая невозмутимость и удовлетворенное спокойствие. Однако Екатерина походила на лебедя не только грацией и изяществом, но и нравом: на поверхности – величественный покой, а в глубине – неистовое бурление мысли.

По лицу Генриха трудно было понять его отношение к происходящему, однако брат короля, Гемфри, вел себя менее сдержанно. Герцог Глостер, самый младший брат короля, по слухам, отличался пылкостью. Ради мирных переговоров он приехал из Англии, обменявшись по этому случаю ролями с третьим братом, Иоанном, герцогом Бедфордом, который взял на себя регентство в Англии. Ниже ростом и смуглее, чем Генрих, с красивым и выразительным лицом, Гемфри сидел в авангарде английских дворян, с откровенным восхищением взирая на Екатерину, и понимающе улыбнулся, заметив мимолетные взгляды короля.

Переговоры длились два часа, а в конце король Генрих, будто желая оставить последнее слово за своей страной, произнес краткую речь на английском, так же непонятном мне, как латынь остальных. Затем прозвучали фанфары, объявив перерыв в церемонии, и обе стороны удалились в свои шатры.

Как только полог французского шатра опустился, королева Изабо взволнованно повернулась к Екатерине:

– Ну, дочь моя, хорошего жениха мы вам подыскали? Право же, великолепная внешность короля Генриха любую женщину приведет в трепет! Ах, эти широкие плечи и мускулистые бедра! А как он вас поцеловал! Подобная дерзость свидетельствует о пылкости. Я не поняла его речи – английский такой диковинный язык! – но он вами весьма очарован. Все идет прекрасно!

Герцог Бургундский язвительно усмехнулся и ушел продолжать обсуждение со своими советниками. Я держалась поодаль, чтобы меня не узнали, и напряженно прислушивалась. Похоже, королева решила не обращать внимания на ужасный шрам и объявила короля Генриха истинным Адонисом.

– Пока рано праздновать победу, ваше величество, – уклончиво произнесла Екатерина, искоса глядя на герцога Бургундского, который гневно распекал своих советников. – Граф Уорик в своей речи не упомянул об отказе от претензий на земли, хотя от этого многое зависит. Вы позволите мне удалиться для отдыха в комнату фрейлин?

Королева что-то недовольно буркнула, но кивнула, и Катрин торопливо покинула мать.

Уединившись, мы дали принцессе возможность насладиться временным облегчением: обтерли ей лоб влажными салфетками и сняли с плеч тяжелую мантию. Я настояла на том, чтобы она воспользовалась клозетным стулом, и отвела ее в дальний угол, отгороженный ширмой. Пышное придворное облачение не позволяло принцессе справиться самой, и мы с Агнессой подняли и придержали ее тяжелые пышные юбки.

– Как я выглядела, Метта? – шепнула Екатерина – Я так испугалась, когда увидела его лицо… Этот ужасный шрам… Ах, бедный Генрих!

– Вы не подали и вида, – заверила я. – На вашем лице не дернулся ни один мускул. Шрам безобразный, спору нет. Вас это сильно встревожило?

– Нет, что ты! – воскликнула она. – Он очень красив, несмотря на шрам. Но почему меня не предупредили? Надеялись, что я упаду в обморок при виде настоящего воина? – фыркнула она. – А его поцелуй! Вот неожиданность! Я покраснела? Ах, настоящих воинов трудно понять, они прекрасно скрывают свои чувства.

– Тогда вы – воин, ваше высочество, потому что на вашем лице ничего нельзя было прочесть. – Я кивнула в сторону главного шатра. – А там каждый играет свою роль.

– О чем мне с ним вести беседу за столом?! – встревоженно спросила Екатерина. – Святая Мария, что говорить? Луи считал его распутником… Говорят, что в последнее время он ведет себя весьма благочестиво, читает святого Августина и святого Григория. Нет, не стоит обсуждать их труды, это слишком нарочито. Интересно, есть ли у него чувство юмора? Может, его насмешить? Вдруг он сочтет меня легкомысленной?

– Вы не легкомысленны! – запротестовала Агнесса.

– Умение шутить – черта привлекательная, – вставила я.

– Не для королевы, Метта, – грустно заметила Екатерина. – Королевам следует не веселиться, а проявлять осмотрительность. Вдобавок он – победитель, и в плену у него томится мой кузен, герцог Орлеанский… Нет, нельзя поддаваться искушению! Я не должна заигрывать с королем…

– Будьте самой собой, ваше высочество, – посоветовала я, думая про себя, что заигрывания никому не причинят вреда. – Не забывайте, что Генрих – обычный мужчина, пусть и коронованный.

– Как я могу об этом забыть после его поцелуя! – Она вздохнула и размяла шею. – А я – всего лишь наивная девушка. И корона у меня очень тяжелая.

После того как мы привели Екатерину в прежний величественный вид, мне пришло в голову, что чувство юмора короля Генриха подверглось бы серьезному испытанию, узнай он, на каком троне принцесса его обсуждала!

* * *

Несмотря на решение Екатерины вести себя сдержанно, во время банкета я не раз слышала ее звонкий смех даже с дальнего конца стола для придворных, где сидели мы с Агнессой. К счастью, ни королева, ни герцог ни разу не бросили взгляда в нашу сторону, и меня в костюме фламандской дворянки никто не узнал. С такого расстояния трудно было понять, как обстоят дела за королевским столом. На протяжении всего пира Екатерина с Генрихом разговаривали. Издали обезображенная щека короля была почти незаметна, и он казался гораздо моложе своих тридцати двух лет. Я решила, что они с Катериной – красивая пара. Конечно, невозможно предсказать, насколько счастливым окажется подобный союз, но никого из присутствующих это не волновало.

Возвращение в Понтуаз вышло нелегким. Гребцам пришлось вести барку против течения. Королева и герцог Бургундский всю дорогу препирались, отчего выражение лица герцога становилось все мрачнее и мрачнее. Екатерина беспокойно крутила кольца на пальцах и бросала отчаянные взгляды на нас с Агнессой. В Понтуазе королева Изабо велела Екатерине сопровождать ее на аудиенцию – в парадном зале собрались придворные, горевшие желанием услышать рассказ о событиях дня. Только поздно вечером Катрин, наконец, вошла в свою спальню.

Снимая с себя тяжелое платье, пропитавшееся за день по́том, я пожалела бедняжку Катрин, которая весь день провела в золотой парче и тяжелом головном уборе. От усталости Екатерина еле держалась на ногах. Мы с Алисией помогли ей снять с себя придворный наряд и втерли ромашковую мазь в покрасневший лоб, натертый короной. Однако безучастность принцессы была вызвана не только утомлением. Когда фрейлины ушли, принцесса, дрожа, закуталась в халат и опустилась на табурет у очага.