В отчаянии я повалилась на лавку и решила обдумать все как следует. Рыжебородый бургундец сказал, что мою спальню обыскивают. Стражникам быстро станет ясно, что своей комнаты у меня нет. Я спала в покоях Екатерины, а мои вещи хранились в небольшом деревянном сундуке в гардеробной принцессы. К этому сундуку имелся только один ключ, который висел у меня на поясе. Разумеется, сундук взломают, обнаружат в нем «пропавший» кубок, после чего обвинят меня в краже. Того, кто ограбил королевскую семью, ожидало одно: петля палача.

Несмотря на теплую ночь, меня охватил озноб. Напрасно я ломала голову, пытаясь найти неопровержимые доказательства того, что кубка я не брала. Конечно, Екатерина поручится за мою честность, но в нынешних условиях она так же бессильна повлиять на разбирательство, как и я. Герцогу Бургундскому зачем-то понадобилось убрать меня с дороги. Обвинить меня в краже для него проще, чем отправиться на охоту. Он отдал приказ – и его исполнили.

Больше всего меня волновала участь Алисии и Люка. Узнают ли они, где я, пойдут ли меня искать? Я надеялась, что нет, потому что не хотела, чтобы их тоже коснулось чудовищное обвинение. Боже правый, а вдруг моим детям придется смотреть на казнь матери? Вдобавок их объявят воровским отродьем, они лишатся работы и будут отданы на произвол судьбы. К полуночи я навоображала самые ужасные последствия для них обоих и прикусила кулак, чтобы не разрыдаться в голос.

И все же меня не оставляли мысли о случившемся. Теперь я понимала, что именно произошло, как и по чьему повелению. Надо было уяснить, зачем это было сделано. Почему герцог Бургундский так со мной поступил? Возможно ли, что все эти годы он помнил няньку из королевской детской? Конечно, нет. С тех пор мы с ним не встречались, да он бы меня и не узнал. С какой стати великий вельможа, правящий жизнями тысяч людей, помнил бы какую-то няньку, обезображенную ударом его латной перчатки четырнадцать лет назад? В мыслях герцога это происшествие не оставило следа. Нет, он решил устранить меня для исполнения своих коварных замыслов. Но каких?

Я редко взываю к защите Всевышнего, однако тогда я упала на колени и начала молить Господа, Пресвятую Богородицу и всех святых, ибо внезапно поняла, чем помешала дьяволу-герцогу. Я умоляла их о чуде, хотя знала, что моя догадка верна. То, чего я так боялась, наверняка свершилось, и я не в силах была этому помешать.

20

На рассвете ухмыляющийся стражник вытолкнул меня на лестницу и вывел из кабинета распорядителя замка.

– Почему меня освободили? – спросила я, спеша покинуть привратную башню.

– Откуда я знаю! – буркнул он. – Лучше не спрашивай, а возблагодари Господа за то, что на твоей шее не затянули петлю.

Я вошла в покои принцессы. Алисия, скорчившаяся в углу коридора, тут же вскочила и бросилась ко мне, рыдая от облегчения.

– Ах, матушка, я думала, ты умерла! – всхлипывала она. – Стражники отвели меня в караульную и не выпускали. Они сказали, что утром тебя повесят за воровство, а меня вышвырнут за ворота замка. Что случилось? Тебя обвинили в краже?

– Да, но почему-то освободили, – ответила я. – Ты видела Люка?

– Нет. А разве он здесь?

– Вчера вечером привезли собак, готовятся к охоте, – пояснила я. – Ох, хорошо, что он не приходил. Похоже, никто не знает, что он в Понтуазе. Сбегай-ка на псарню и поговори с ним украдкой, без лишних глаз. Передай ему, что попозже я сама зайду его навестить, и возвращайся побыстрее. А сейчас мне нужно к принцессе.

Я застала Екатерину в одиночестве, но не в постели, а на моем тюфяке. Она завернулась в одну из своих простыней, будто в саван. Я тихонько окликнула ее. Екатерина бросилась ко мне и обняла меня так крепко, что я едва не задохнулась.

– Ах, Метта, ты здесь – и свободна! Он сказал, что не причинит тебе вреда, если я подчинюсь. Господи, я так боялась, что он передумает!

Лицо Екатерины опухло от слез. Я гладила ее спутанные волосы, шептала ласковые слова, не спрашивая, что случилось, зная, что она расскажет мне, когда сможет, – но сердцем уже все понимала.

Когда Катрин успокоилась, я усадила ее в кресло.

– Оставайтесь здесь, ваше высочество. Я скажу, что вы нездоровы, и приготовлю вам ванну. Искупаетесь – и вам сразу станет легче.

Она долго смотрела на меня потускневшими сапфировыми глазами.

– Ты все поняла? Да, Метта? Ты знаешь, что он сделал? Он велел мне никому не рассказывать, но я боюсь, он поймет, что ты знаешь.

Я поднесла палец к губам и покачала головой.

– Не будем пока об этом. Сейчас самое главное – ванна. Ваше высочество, я вас ненадолго оставлю и схожу за водой, ладно?

От Екатерины Французской

Карлу, дофину Вьеннскому


Ах, мой возлюбленный брат!

Выводя на бумаге свое и ваше имя, я не в силах удержаться от слез, думая о том, как обесчещены мы оба действиями одного человека – служителя зла, Иоанна Бургундского, зовущего себя Бесстрашным. Мы с вами – дети Франции, сын и дочь короля, отпрыски рода Валуа, как и сам он, и все же он смотрит на нас, будто на червей, пресмыкающихся по земле. Он сделал вас бастардом, а меня – шлюхой. Он – сын Вельзевула, неподвластный даже адскому огню. Против всех христианских заветов, внушающих нам благословить врага своего, я заявляю, что ненавижу и презираю Иоанна Бургундского сильнее, чем ненавижу и презираю тех, кто распял Господа нашего Иисуса Христа.

Я не могу описать того, что Бургундский сделал со мной, ибо во мне еще достаточно осталось целомудрия, и подобные слова мне неведомы. Достаточно будет сказать, что я, вероятно, по-прежнему девственница, в точной природе этого термина, но даже если и так, в моей душе уничтожены всякие остатки чистоты. Он угрожает тюрьмой и даже смертью моим самым близким друзьям и помощникам, если я ему не покорюсь, и я вынуждена мириться с постоянной угрозой и принуждением до тех пор, пока герцог Бургундский занимает свой пост подле короля.

Я не смею предаться отчаянию только ради нашего отца, который сейчас мучительно страдает от своего ужасного недуга.

Вы однажды сказали, что я не наложу на себя руки, ибо слишком упряма и набожна, и что я об этом еще пожалею. Увы, этот день настал.

Прошу, молитесь за меня,

Ваша оскверненная сестра,

Екатерина

Писано в замке Понтуаз,

в ранние часы вторника,

тридцатого дня сентября 1418 года

В те черные дни всем нам довелось испытать бессильное отчаяние под властью злодея. Пока двор оставался в Понтуазе, герцог Бургундский часто приходил в покои Екатерины, и всякий раз она заранее предупреждала меня, чтобы я уходила из опочивальни.

– Я боюсь, что он тебя увидит, Метта. Он без колебаний уничтожит любого, кто представляет малейшую угрозу для его положения.

Герцог предупреждал Екатерину о своем намерении во время ужина, отрезая лучший кусок от порции мяса и передавая его принцессе. В первый раз я решила, что это принятый среди знати знак уважения к приглашенным на трапезу. Однако когда паж преклонил колено рядом со стулом Екатерины и предложил ей подношение герцога, ее лицо стало белее, чем хлеб с королевского стола. Позже она со слезами на глазах объяснила мне истинное значение подобного поступка.

Некоторое время я не могла понять, как герцог попадает в опочивальню Екатерины, минуя караульных у входа, но вскорости загадка разрешилась. Лестница, которая вела в салон и опочивальню, спускалась в сводчатое подземелье, где хранились запасы на случай осады – мешки с мукой и бочонки засоленного мяса и рыбы. Я взяла фонарь и обследовала темные закоулки подвала. В самом дальнем углу обнаружились отодвинутые от стены бочки, а за ними – замшелая дверь с недавно смазанными петлями. Я вспомнила, как возчик рассказывал нам, что замок Понтуаз построен на развалинах древней крепости, и сообразила, что и вор, укравший злосчастный кубок, и сам герцог пользовались подземным ходом между цитаделью и покоями принцессы. Очевидно, герцог давно вынашивал свои коварные замыслы и не случайно выбрал для Екатерины это жилье. Вероятно, он очень разгневался, обнаружив, что мы с Алисией спим в опочивальне принцессы, и разработал план нашего устранения.

Когда Екатерина возвращалась из пиршественного зала с потухшим взглядом и мрачным лицом, я объясняла Алисии, что принцесса ожидает визита, и мы с дочерью удалялись в гардеробную на чердаке. Там, при свечах, приводя в порядок роскошные одеяния принцессы, я старалась не думать о том, что происходит в ее опочивальне. Так как наше присутствие больше не защищало Екатерину, я предположила, что нам с Алисией лучше подыскать себе другое пристанище, но принцесса и слышать об этом не хотела.

– Нет, Метта, не оставляй меня, – умоляла она. – Ты мне очень нужна. Как только он уйдет, я выставлю за дверь свечу, и вы сможете вернуться.

В опочивальне принцессы герцог не задерживался – похоже, он получал извращенное удовлетворение от утверждения своего превосходства. Во время его визитов Екатерина молчала и, потупив взор, безропотно и бездумно исполняла его приказания. Для того, чтобы не сойти с ума от позора и унижения, она отказывалась верить в присутствие своего мучителя, превращая оскорбительные надругательства и насилие в иллюзию. Во мне Катрин находила отдушину. При герцоге она умудрялась сохранять присутствие духа, но со мной боль выплескивалась из бедняжки, как вино из проломленной бочки.

– Мне приходится выслушивать его гнусные, гадкие слова, терпеть его мерзкие деяния, – захлебывалась слезами Катрин. – Он говорит, что удовлетворяет мои тайные потребности! Какая непревзойденная наглость! Какое тщеславие! От его прикосновений мне хочется кричать, подобно отцу, что я сделана из стекла, что я разобьюсь. Но я молчу, я отказываюсь доставлять ему такое удовольствие. Когда он уходит, меня тошнит, будто моя плоть желает очиститься от его скверны. Он отравляет мне мысли, он преследует меня повсюду, даже мое тело больше мне неподвластно. Я непрестанно молюсь Деве Марии, чтобы она указала мне способ избавиться от дьявола, однако Пресвятая Богородица не дает мне ответа.