Я опустила голову, вспомнив о пышных рождественских праздниках королевы с Людовиком Орлеанским, в то время как ее дети голодали, а король томился в каменном мешке. «Кем личные чувства правили тогда?» – задавалась я вопросом, скрывая предательские мысли за опущенными веками.

– Ты заботилась также и о принце Карле, не так ли? – спросила королева. – Мы убедили герцога Анжуйского поделиться с нами своими мудрыми советами. Он переедет в Париж вместе с семьей и привезет с собой нашего сына.

Испытывая неимоверное облегчение от того, что меня пока не обвинили ни в дерзости, ни в измене, я едва осознавала смысл услышанного. Екатерина встретила эту новость с нескрываемым волнением. До сих пор ее непоколебимая верность дофину затмевала глубокую привязанность к младшему брату, шепелявому спутнику ее младенчества.

– Карл приезжает в Париж? – заметно оживилась принцесса. – Ах, это замечательно, ваше величество!

Увы, мать не разделяла восторгов Екатерины.

– Странно, что вы его помните. Вы были так молоды, когда расстались, – поджав губы, промолвила королева и обратилась ко мне: – Помнится, в детстве Карл не совсем четко выговаривал слова. Так ли это, госпожа Ланьер?

Меня словно окатили холодной водой. Похоже, я слишком рано почувствовала облегчение. Не обвинят ли меня теперь в шепелявости принца Карла?

– Да, ваше величество, в его речи замечали незначительный изъян, но принц наверняка перерос этот младенческий недостаток, – ответила я, скрестив спрятанные в рукаве пальцы.

– Очень на то надеемся. – Королева внезапно махнула рукой, давая понять, что отпускает меня.

Я обрадованно попятилась, а королева приказала принести для Екатерины кресло. Возможно, моя принцесса вернулась в фавор.

* * *

Я никогда не понимала, почему Катрин так любила младшего брата. Полагаю, она привыкла чувствовать себя ответственной за него. В детской она всегда защищала Карла от беспощадных издевательств его старших братьев. Принц Карл рос робким и обидчивым ребенком. Разумеется, я жалела его, как и всех брошенных королевских детей, однако к двенадцати годам он превратился в раздражительного и подозрительного юнца, которому трудно угодить и которого слишком легко обидеть. Впрочем, Екатерина этого не замечала.

Карл уже два года был помолвлен с девятилетней Марией Анжуйской. Этот союз устроил дофин в пику тем брачным узам, к которым герцог Бургундский вынудил его самого, его сестру Мишель и брата Жана. Людовик считал свой брак с Маргаритой Бургундской несчастьем всей жизни. Однажды он признался Екатерине, что ему никогда не стать отцом наследника – он не желает ложиться в постель с дочерью заклятого врага. Вдобавок дофину претила мысль о потомках герцога Бургундского на престоле Франции.

– По-моему, враждебное отношение Людовика к герцогу вызвано не только ненавистным брачным союзом, – заметила однажды Екатерина. – Он никогда не говорит о двух годах, проведенных в Лувре под присмотром герцога Бургундского. Подозреваю, что наставники Людовика использовали весьма суровые методы наказания.

В том, что касалось брачных союзов, Карлу повезло больше. После обручения он покинул своего крестного отца, герцога Беррийского, освободившись от навязчивой стариковской опеки, и уехал в Анжер, где жил и учился вместе с будущей женой и ее братьями – любящими и умными детьми, умело взращенными их матерью, Иоландой Арагонской.

На следующий день после возвращения в Париж, несмотря на декабрьскую стужу, принц Карл пришел на мессу в королевской часовне. К чести принца, он преклонил колена перед отцом, хотя король испуганно отпрянул и захныкал. Екатерина заверила брата, что король всегда так ведет себя при встрече с незнакомцами, и пригласила Карла на завтрак в свои покои.

– Нам будет прислуживать Метта, – пояснила Екатерина. – Помнишь, здесь когда-то была наша детская?

Карл раздраженно скинул с плеч подбитый мехом плащ и уселся в кресло, которое я торопливо подвинула к столу.

– Нет, не помню, – отрезал принц, не обращая на меня внимания. – И не желаю вспоминать ни о жутком холоде, ни о постоянной рези в пустом желудке.

К счастью, Карл не превратился в обжору. Он вообще был мало похож на Катрин и Луи. Хилый и робкий двенадцатилетний подросток не обладал ни изяществом Екатерины, ни самодовольством Людовика. Шепелявость его пропала, но он по-прежнему картавил. Животным он доверял больше, чем людям, и привел в покои Екатерины двух огромных белых гончих, Хлодвига и Хлодовальда. Хорошо обученные псы в холке достигали плеча своего хозяина. Впрочем, я с трудом подавила раздражение, глядя на клочья белой шерсти на траурных драпировках и грязные следы лап на дубовых половицах.

Брат и сестра не виделись с малых лет, поэтому неудивительно, что начали разговор они довольно скованно.

Я подала Карлу миску с теплой водой, чтобы он ополоснул руки.

– Как ты добрался от Анжера? – спросила Екатерина. – Говорят, леса полны разбойников.

– Мы их не встретили, – ответил Карл. – Да они и не решились бы напасть на мой эскорт из ста рыцарей. А провести в дороге целую неделю довольно утомительно. – Он вытер руки о предложенное мной полотенце. – Знаешь, меня больше интересует, что происходит здесь, в Париже. Ты видела Людовика? Он болен?

Я подошла с миской и полотенцем к креслу Екатерины, и она кивнула, погружая в воду пальцы.

– Да, ему нездоровится. Я с ним виделась всего несколько дней назад. Он утверждает, что демоны грызут его внутренности в наказание за Азенкур. По-моему, во всем виновата его любовь к хмельным напиткам.

Я поставила на стол закуски и стала наливать вино.

– Или же это яд, – спокойно заметил Карл.

– Нет, что ты! – воскликнула Екатерина. – Когда мы с Меттой были у дофина, мэтр Танги объяснил, что всю еду и питье дофина пробуют, прежде чем подавать. Правда, Метта?

– Да, ваше высочество, – подтвердила я. – Мэтр Танги считает, что яд обязательно обнаружили бы.

– Так что еда не может быть отравлена, – настойчиво повторила Катрин.

– Яд не обязательно добавлять в кушанья или напитки, – возразил Карл. – Им можно пропитать одежду, простыни или даже поленья, чтобы они давали ядовитый дым.

– Ты начитался Плиния! – рассмеялась Екатерина. – Луи обожает аквавит, ужасное нормандское пойло. Оно его и отравляет. Вот и все.

На щеках Карла вспыхнул возмущенный румянец.

– Все мужчины много пьют, Екатерина, – веско заявил он, отхлебнул вина из кубка и укоризненно взглянул на меня, сообразив, что оно разбавлено водой. – Мой дядя Берри за любой трапезой пьет по три кувшина крепчайшего вина и дожил до глубокой старости. Нет, я не верю, что тот напиток вызвал болезнь Людовика.

– Ну а кто тогда желает отравить Луи? И зачем? – спросила Екатерина.

– Ты упомянула мэтра Танги? – осведомился Карл, не отвечая на вопрос сестры.

– Да. Это новый секретарь Людовика. После Азенкура приехал с ним из Пикардии. Его зовут Танги дю Шатель.

– Видишь ли, полное его имя – Танги, сеньор дю Шатель, – заносчиво пояснил Карл. – Весьма родовитый дворянин, преданный вассал герцога Орлеанского, а не просто скромный секретарь. Мой дядя, герцог Анжуйский, собирал прошлой весной совет, и я видел твоего мэтра Танги в свите герцога Орлеанского. Я хорошо его запомнил, потому что он похож на ворону – всегда в черном и носатый!

Екатерина озабоченно сдвинула брови.

– По-твоему, Танги пытается отравить дофина?

– Нет, что ты! Он просто доносит во дворец Сен-Антуан обо всем, что делает Людовик. И если уж шпион орлеанистов живет под боком у дофина, то человек бургиньонов может быть кем угодно в окружении Луи – камердинером или даже… Кстати, говорят, у Людовика есть любовница.

Екатерина откинулась на спинку кресла и с любопытством посмотрела на брата.

– Ты только что приехал, а уже так много знаешь о том, что происходит в Париже!

– Я учусь у герцогини Анжуйской. – Карл равнодушно пожал плечами. – Она необычайно умна и содержит целую армию шпионов. Графу д’Арманьяку следует просить совета у нее, а не у ее мужа. Тебе, сестрица, не помешает с ней познакомиться.

– Увы, меня учат только нудные священники и слащавые преподаватели танцев. Ну и королева, конечно. Погоди, ты еще ее увидишь!

– Нам велено почитать и мать, и отца, однако герцогиня Иоланда трактует эту заповедь по-своему. Я точно знаю, что она думает о королеве, и вполне разделяю ее мнение.

У Екатерины не было возможности узнать, каково это мнение, потому что в дверях появился взволнованный паж. Хлодвиг и Хлодовальд мгновенно очнулись от дремоты и зарычали, готовясь к прыжку, но Карл единым словом остановил их.

– К вам мэтр дю Шатель, ваше высочество, – выпалил паж.

Секретарь дофина тут же вошел в покои, коротко поклонился и велел пажу удалиться, затем плотно прикрыл дверь.

– Ваши высочества, я принес вам страшное известие, – негромко и скорбно произнес Танги дю Шатель. – Его высочество дофин умер.

– Боже правый! – Екатерина вздрогнула, побледнела и осенила себя крестным знамением. Я поспешно подала ей кубок с вином.

– От чего он умер, мессир? – невозмутимо спросил Карл.

Дю Шатель покачал головой.

– Кто знает, ваше высочество… Ему давно нездоровилось.

– Я слышал. Его не отравили?

– Увы, я не определю это без лекаря.

– Вы не вызывали лекаря? – ужаснулась Катрин. – Почему?

– Потому что как только я обнаружил, что его высочество скончался, то немедленно запечатал покои дофина и направился сюда, – ответил секретарь. – Начальник дворцовой стражи сообщил мне, что его высочество принц Карл присутствовал на мессе и находится сейчас у дочери короля. Я желал непременно сообщить вам о смерти вашего брата прежде, чем об этом будет официально объявлено. Это даст вам время подготовиться.

– Подготовиться? – озадаченно переспросила Катрин. – Что вы имеете в виду?

Мэтр Танги подошел к столу.