Она стукнула своей клюкой по порогу с такой силой, что заглушила все остальные звуки, и уставилась на меня из-под седых нависших бровей.

– Ну? – требовательно произнесла она. – Ты что, собираешься заставить меня стоять на пороге, как неучтивый невежа? Или, может, мне стоит поучить тебя манерам при помощи своей клюки?!

Я отступил назад и отвесил ей глубокий почтительный поклон, и бабушка перешагнула через порог и двинулась навстречу к нам, каждый раз вбивая клюку в пол с таким грохотом, как будто ее целью было загнать ее как можно глубже. Ее свита следовала за ней, все тоже в черных одеждах, даже слуга, который, если уж на то пошло, должен был бы носить ливрею цветов Монтекки: старуха ненавидела яркие цвета так же неистово, как и все остальное.

Слуга закрыл дверь за всей честно́й компанией и встал около двери с явным намерением не дать никому выйти из комнаты. Я не возражал. Я был удивлен – слишком удивлен, наверно, – и недоумевал, что могло выманить ее из логова с пылающим очагом.

Она обвела нас всех взглядом.

– Снимите свои дурацкие маски, – прошипела она, обращаясь к Ромео и Меркуцио. И даже Меркуцио счел за лучшее послушно выполнить ее приказ и стоял с опущенными долу глазами, очевидно боясь вызвать новый взрыв ее неудовольствия.

Но не он был причиной ее раздражения.

Она обратила свой драконий взгляд на меня.

– Я предупреждала тебя! – И она постучала скрюченным от старости пальцем по моей груди. – Я предупреждала: ты будешь отвечать за последствия! Злые языки не дремлют, мой мальчик! Вы трое – вас видели сегодня в таверне, которая ничуть не лучше навозной кучи! Драка, убитые, раненые! Вы думали, что герцог не услышит об этом и не призовет к ответу твоего дядюшку и твоего, глупый Меркуцио, отца?! Вы опозорили нас и заработали очки в пользу Капулетти, а это недопустимо!

Ее слезящиеся глаза сузились, а губы вытянулись в тонкую ниточку.

– Монтекки не должны опускаться настолько низко, чтобы драться с оборванцами в тавернах. Раз уж вы все равно рискуете своей шкурой ради глупых забав – так обратите это хотя бы на пользу семье! Я слышала, вы вбили в свои пустые головы, что отправитесь на бал во дворец Капулетти. Так идите. И найдите способ унизить их в их же собственном доме. Может, хоть соблазните ту несчастную девчонку…

– Розалину? – Ромео встрепенулся, словно борзая, почуявшая запах добычи. – Разве она не уехала в монастырь?

– Ходят слухи, что она никогда не попадет туда, – сказала бабушка с еле заметной усмешкой на губах. – Ее брат Тибальт лично бросился за ней верхом, чтобы вернуть ее, когда она сбежала и направлялась в монастырь, который выбрала сама, а не в тот, куда ее определяла семья. Ее держат взаперти, но, по слухам, на сегодняшнем балу Капулетти хотят показать всем, какая у них благополучная и дружная семья, поэтому она должна присутствовать и даже, верно, будет танцевать. Ты же так хотел эту девушку, Ромео. Возьми же и обесчести ее – сейчас отличная возможность!

– Обесчестить ее? – Ромео отшатнулся, святая простота. – Но я никогда…

– Мужчины лишают женщин чести, – прервала его бабушка. – Вот и все, что они делают, – если отбросить в сторону всю эту любовную чушь. Сделай же с ней все, что тебе нужно, и не слушай свою слишком нежную совесть. Давайте, идите и унижайте Капулетти до тех пор, пока они не бросятся на вас, и тогда деритесь, да смотрите, чтобы мне не было стыдно за вас! Если даже кто из вас и пострадает в этом бою – я плакать не буду. Несколько шрамов и ран вам не помешают – давно пора становиться мужчинами, а не сосунками!

Я больше не мог молчать:

– А если нас убьют?

– Тогда станете мучениками за честь семьи – и это не самая худшая участь для вас. – Она снова схватила клюку и треснула ею об пол с удивительной силой. – Идите и унизьте Капулетти, но не проливайте их крови в их же доме. И если вы провалитесь – я не могу рассчитывать на то, что ваш дядюшка пойдет защищать вашу честь.

Она повернулась и внезапно, без всякого предупреждения, ощутимо треснула своей палкой Меркуцио по бедру, да так, что у него, должно быть, остался синяк от этого удара. Он открыл рот, но ничего не сказал. А бабушка уставилась на него с настоящей угрозой.

– А ты, – прошипела она тихо своим скрипучим голосом, – ты, горшок с дерьмом, извращенец… защити свою репутацию в бою или умри, истекая кровью, и сделай это побыстрее. А если ты совратишь кого-нибудь из моих, я собственными руками убью тебя, сделаю то, что не смог довести до конца твой слабый духом отец. Держи свой меч в ножнах.

Меркуцио ничего не ответил, но в глазах у него плескалось что-то подозрительно напоминающее его собственную желчь и ненависть к Железной Синьоре. Он склонил голову, но никому из нас и в голову не пришло бы, что он сдается. И пока она, спотыкаясь, брела к дверям в сопровождении своей свиты, он провожал ее взглядом.

А потом он снова натянул маску и как будто спрятал за ней ту черную ярость, которая только что кипела в его душе.

– Если я правильно расслышал, ваша бабуля только что приказала нам идти и дразнить Капулетти, – сказал он. – И я собираюсь выполнить ее приказ. А как насчет тебя, Бенволио? Ромео?

Ромео кивнул, но глаза его светились отнюдь не злорадством – в них была надежда. Он из всего, что говорила бабушка, услышал только одно. Имя – Розалина. У меня в товарищах были глупый мальчишка и мужчина, одержимый дьяволом. Да и как ни печально признаваться, весть о присутствии Розалины меня самого порядком взволновала. Что-то всколыхнулось у меня в душе, что-то такое, от чего мое сердце билось сильнее и от чего я, как мне казалось, сумел уже избавиться.

Надежда.

И это было по-настоящему неблагоразумно. Я чувствовал, как в глубине души у меня просыпается чувство, глубокое и неправильное, которое могло вывести меня только на одну дорогу – вниз, во тьму. Бабушка не стала бы плакать ни о наших ранах, ни о нас самих; Меркуцио уже показал, что он так же жесток и бессердечен, как и большинство жителей Вероны. А Ромео, мой славный кузен, готов был с легкостью сунуть голову в петлю, потому что был страстно влюблен.

А я… я, который мог бы и должен был бы положить всему этому конец, любыми способами заткнуть пасть ревущему и извергающему огонь дракону… я вместо этого молча, про себя повторял имя Розалины и знал: что бы ни случилось дальше – я пойду туда, и пойду с радостью.


В этот раз нам не надо было ускользать из дома тайно, как обычно приходилось делать мне: в этот раз мы шли к дому Капулетти во всей красе, у всех на виду, в масках и в сопровождении слуг, с факелами, освещавшими нам путь и отпугивающими всех, у кого могло бы возникнуть желание на нас напасть. Трое молодых знатных синьоров, которые хотят повеселиться и потанцевать. И хотя Ромео и Меркуцио шли быстро, я все равно их подгонял. Сердце у меня бешено колотилось, но не от быстрой ходьбы: я ведь уже и не чаял увидеть когда-нибудь глаза Розалины наяву, и как бы я ни страдал без нее – в монастыре она стала бы для меня недосягаема. Эта мысль согревала мне душу: если бы она стала Христовой невестой – я бы не стал ревновать ее к Богу, но теперь – теперь она была здесь, живая и реальная, а Ромео всю дорогу восхвалял скучающему и раздраженному Меркуцио ее красоту.

– Говорю тебе, у нее самая волшебная кожа, какую я когда-либо видел, – сказал Ромео, чуть задыхаясь от быстрой ходьбы, когда мы вышли на Виа Мадзини.

Мы увидели множество факелов, со всех сторон стекавшихся к дворцу Капулетти, и в этом море огней наше прибытие прошло незамеченным. Одну компанию я разглядел: они были в цветах семейства Скала, и было их человек десять, не меньше, да еще жены, дочери, сыновья и дальние родственники – все они прибыли на праздник. Возможно, там была и моя нареченная – Джулиана. Капулетти здорово потратился на этот бал, это точно, но он явно хотел произвести впечатление на графа Париса и поразить его, продемонстрировав высокое положение своей дочери. Графу по статусу полагалась жена, которую не стыдно было бы представить в обществе.

– Я пойду искать Розалину, – взволнованно заявил Ромео, как только мы подошли ближе к дворцу и смешались с другими гостями с факелами. – Я знаю, она пойдет со мной. А вам нужно только отвлечь Тибальта и убедиться, что все женщины рядом с ней заняты, может быть – потанцевать с ними…

Меркуцио взъерошил ему волосы.

– Так не терпится лишить девушку девственности? – спросил он и отскочил в сторону от разъяренного Ромео. – Но ведь именно это поручила вам ваша бабушка, разве нет? Или ты уже забыл ее приказ? Унизить Капулетти, показав, что их девственница – будущая монашка – не лучше шлюхи. И если ты вдруг передумал – давай я сделаю это вместо тебя.

Ромео толкнул его в гневе. Я не видел его лица под маской, но мне казалось, что гримаса на нем примерно такая же, как та, что исказила и мои черты.

– Хватит! – Я резко оборвал их. – Я старший Монтекки, а Ромео вовсе не должен рисковать жизнью ради всего этого. Если Тибальт захочет наколоть кого-нибудь на лезвие своего меча – пусть лучше это буду я, чем наследник Монтекки.

– Нет! – воскликнул Ромео и схватил меня за локоть. – Бен, нет! Бабушка может таким образом побеждать в своей войне, но мы не должны!

– Женщины ведут самые кровавые войны, – произнес Меркуцио и горько рассмеялся. – Это девка Капулетти обрекла моего друга на смерть – и я знаю, кто это. И меня не волнует ни ее честь, ни ее жизнь. Ваша бабушка права. Обесчестить эту дрянь – и пусть это станет расплатой за то, что она сделала.

Я вырвал свою руку у Ромео и взглянул Меркуцио в лицо.

– Да что за дьявол в тебя вселился?! – спросил я. – Око за око, такой теперь будет твоя жизнь? Кровь за кровь? Удар за удар?

– Мера за меру, – ответил он. – И наша жизнь всегда была такой, братец Бен, а если ты не догадывался об этом, то ты гораздо глупее, чем я всегда думал, и тогда очень хорошо, что наследником является Ромео, а не ты. Видимо, жидкая английская кровь разбавила хорошую веронскую породу.