– Лучше вода, чем такое вино, – возразил Ромео. – Пойдем же, Меркуцио, ты и так достаточно выпил – надеюсь, что так, потому что это, по крайней мере, объясняет то, что ты творишь. Умоляю тебя, позволь нам отвести тебя домой.

– Домой? К моей… жене?

Голос Меркуцио звучал так мрачно, что я вдруг испугался за эту несчастную женщину. Меркуцио – каким он был до того, как повесили его друга, – тот Меркуцио тоже умел жалить, как овод, но его шутки не были жестокими, они искрились добродушием и весельем. Этот яд внутри него был чем-то новым и явно не предвещал ничего хорошего.

– Быстро же вы хотите отделаться от меня после долгой разлуки, друзья мои! А я думал, что вы любите меня по-настоящему.

– Мы и правда любим тебя по-настоящему, и ты знаешь, что я готов умереть ради тебя, но сейчас это сущее безумие. Пойдем же, пойдем и выпьем по бокалу доброго вина где-нибудь в более подходящем месте. Идем?

Ромео говорил так мягко, так искренне, что, видимо, даже в израненном сердце Меркуцио его слова нашли отклик. Меркуцио протянул руку и хлопнул Ромео по плечу.

– Что ж, пойдем, – согласился он. – Возможно, флорин – не такая уж высокая плата за все это. Но теперь вы, дорогие мои, будете платить за выпивку!

– Один стакан, – немедленно отозвался Ромео. – По одному стакану – и сразу домой.

Чем бы ни было безумие, которое владело Меркуцио только что, оно, похоже, прошло без следа. Мы отмылись от крови и грязи, насколько это было возможно, и затем нашли уединенное местечко, где можно было выпить. Один стакан превратился в три. Меркуцио, казалось, пребывал в прекрасном расположении духа. А когда на другом конце улицы появились прохожие – он предложил нам затихнуть и послушать, о чем они говорят.

Прохожие были не простые: сам Капулетти, гуляющий в сопровождении слуги и графа Париса – кузена Меркуцио и родственника самого герцога. Этот серьезный человек был старше нас с Ромео и, судя по всему, собирался жениться: ходили слухи, что он хочет посвататься к дочери Капулетти. Я слышал только отрывок их беседы: граф Парис утверждал, что и более юные девицы, чем Джульетта, становились отличными женами и прекрасными матерями, а ее отец спорил с ним, мудро возражая, что, по его наблюдениям, такое раннее начало супружеской жизни часто ни к чему хорошему не приводит. В конце концов мужчины прекратили спор, видимо оставив на потом решение вопроса, что делать с юной Джульеттой, – и двинулись дальше.

И все было ничего, пока Ромео не заявил:

– Нам нужно вмешаться, кузен.

Я взглянул на него, хмуро, но все еще не чувствуя особой тревоги. Мы все, наверно, выпили слишком много вина для такого жаркого дня. Ромео вскочил на ноги и ринулся вслед уходящим, а за ним, отставая всего на шаг, побежал Меркуцио. Когда я догнал их, я увидел, что Капулетти и граф Парис удаляются вместе, крайне довольные друг другом, а слуга, довольно тупой на вид, остался стоять с листком бумаги, который ему дали. Прежде чем я успел остановить Ромео, тот поравнялся со слугой и заглянул ему через плечо, уставившись в развернутый листок.

– Здорово, молодец, – пропел Ромео, сцепив руки за спиной и являя собой живое воплощение воспитанного молодого господина из Вероны.

– И вам доброго дня, синьор, – ответил слуга и с надеждой протянул ему лист. – Умоляю вас, сударь, вы умеете читать?

– Ах, к моему великому сожалению, умею, – произнес Ромео и с вежливой улыбкой взял в руки бумагу и стал читать. Я подошел поближе и прислушался, как только он стал перечислять имена: граф Ансельм, вдова Витрувио, синьор Плаченцо, Меркуцио… Розалина тоже упоминалась в этом списке, хотя я точно знал, что она уехала. И Тибальт там тоже был, и поэтому я предположил, что и остальные Капулетти в этом списке должны были быть, хотя я не уловил их имен.

– Прекрасный выбор, – заметил Ромео. – И куда им всем следует прибыть?

– К нам, – ответил слуга.

Ромео послал мне взгляд, полный веселого удивления, а потом доверительно обнял тупицу за шею:

– Еще разок – куда?

– На ужин, – сказал тот. – К нам домой.

– А чей это дом?

– Моего хозяина.

Да уж, этот парень был туп как дерево. Ромео еле удержался от смеха, но потом снова овладел собой.

– Ну разумеется, – кивнул он. – Как же я сам-то не догадался.

– Мой хозяин – богатый и могущественный синьор Капулетти, – гордо вздернул голову слуга и выпятил грудь, словно это богатство и могущество распространялось и на него самого. – Если вы не родня Монтекки – ради Бога! – тогда приходите тоже и выпейте за его здоровье. Всего вам хорошего!

И он бросился выполнять данное ему поручение, хотя я сомневался, чтобы он запомнил хотя бы половину имен, которые зачитал ему Ромео.

Ромео же задумчиво смотрел ему вслед, и я почувствовал первый укол тревоги.

– Что, дружище?

– Розалина, – коротко отозвался он.

– Она уехала, – сказал я. – Уехала далеко. Ее там не будет.

– А если будет?

Я схватил его за плечи и поволок туда, где нас ждал Меркуцио. Мысли мои заметались и закружились, натыкаясь друг на друга в тесной черепной коробке, но самой главной, самой заметной и самой пугающей среди них была одна: голос бабушки со всей строгостью напоминал мне о моих обязанностях и о последствиях в случае их неисполнения.

– Я пойду, – провозгласил Ромео. – Это бал-маскарад, насколько я слышал. И я пойду туда тайно. И если она там будет…

– Братец, я же сказал тебе, что ее там не будет!

– Но ты можешь и ошибаться, – сказал он, и в его голосе не было ни следа легкомыслия – только спокойная уверенность. – Я пойду, Бенволио. И если она действительно отдала себя Богу и удалилась в монастырь – что ж, тогда я откажусь от своей любви, раз уж так угодно Ему. Но я пойду, чтобы собственными глазами убедиться, что она уехала.

– Ты рискуешь жизнью из-за пустяка.

– Нет, – покачал он головой. – Я рискую ради ангела, сошедшего с небес. И ты поступил бы так же на моем месте, если, конечно, ты сделан не изо льда.

Он даже представить себе не мог, в каком адском пламени я на самом деле горю. И он не имел права подвергать себя такому риску. Не имел права любить ее так неосмотрительно. Не имел права заставлять рисковать и меня, потому что не мог же я позволить ему отправиться туда в одиночку – в это змеиное логово.

Что-то похожее на бешенство звучало в моем голосе, когда я сказал:

– Что ж, тогда давай пойдем на этот бал. Все красавицы Вероны соберутся там – ты сравнишь их с предметом своей страсти и поймешь, что вместо павлина любуешься вороной.

Но я и сам не верил в свои слова: во всей Вероне не было женщины прекраснее Розалины, не было женщины, которая могла сравниться с ней очарованием и привлекательностью. Я просто надеялся, что влюбчивый Ромео на этом празднике Капулетти найдет себе новый объект обожания.

Меркуцио, который все это время стоял, глядя на нас с нехорошим блеском в глазах, допил вино и швырнул кубок прямо на мостовую, где тот, разумеется, разбился, а когда хозяин таверны заголосил – даже бровью в его сторону не повел.

– Вы что это здесь замышляете? – спросил он и схватил нас обоих за шеи, скорее для того, чтобы не упасть, нежели желая обнять нас. – Какое-то развлечение? Только не произносите никаких женских имен, а иначе я затолкаю их вам обратно в глотку!

– Чудесное развлечение, – ответил Ромео. – Но ты должен пообещать, что будешь вести себя как положено, Меркуцио! Если ты сможешь обуздать свой нрав – это будет отличное приключение, хотя и не безопасное.

Мне бы не хотелось, чтобы он привлекал к этому Меркуцио, – я опасался, что Меркуцио непременно превратит невинную забаву в рискованную и чреватую бедой выходку.

– Приключение? – повторил Меркуцио и состроил смешную, очень довольную рожицу. – Вы просто обязаны посвятить меня в это.

Ромео и Меркуцио было не остановить – как я ни старался. Поэтому я решил оставить попытки их вразумить и только надеялся, что смогу помочь им остаться в живых после этого приключения. Или лучше сказать – стихийного бедствия.

Ночью, чистые и одетые в маскарадные костюмы, на которых не было наших фамильных цветов, мы собирались отправиться во дворец Капулетти в сопровождении лишь нескольких слуг. У меня была маска совы, Ромео был котом (должно быть, в насмешку над Тибальтом), а что до Меркуцио – то он был в ослепительной золотой маске, сияющей, словно восходящее солнце, но при этом был единственным из нас, кто имел законное право находиться на этом празднике.

– Быть дальним родственником герцога иногда не так уж и плохо, – сказал он, натягивая маску на лицо. – Даже Капулетти боятся пренебрегать моей семьей, хотя они и не в восторге от моих… друзей.

Я невольно задумался, кого именно он имеет в виду: нас или того, память о ком так старательно пыталась уничтожить его семья.

Хотя и Меркуцио, кажется, все-таки не думал о нем в этот момент – по крайней мере, я очень сомневался в этом: он снова, казалось, пребывал в своем обычном веселом и ироничном состоянии духа, полный искрящегося остроумия и готовый к авантюрам.

Мы были очень близки к тому, чтобы незаметно исчезнуть, но в этот момент раздался властный, резкий стук в дверь моих покоев, и мы застыли на месте. «Не обращай внимания!» – прошептал Меркуцио одними губами, но я покачал головой, стащил с лица маску и подошел к двери, чтобы впустить нежданного гостя.

И что это был за гость!

В дверь стучали не кулаком и не костяшками пальцев – в дверь колотили деревянной палкой, и эта палка была не чем иным, как клюкой моей бабушки, а сама старая ведьма стояла за дверью, одетая во все черное и закутанная в шали. Я вообще редко видел ее стоящей на ногах, и никогда, никогда раньше она не стучала в мою дверь. Она, конечно, была не одна: не меньше четырех служанок крутилось вокруг нее в тесном пространстве коридора, взволнованно поддерживая ее под локти, словно боясь, что она вот-вот рухнет. Они пребывали в странной уверенности, что она слабая и беспомощная старая женщина, но я увидел на ее лице только слепящую злобу – и никакого намека на слабость.