Она не обратила внимания на его протянутую руку.

— Это тоже немного помогает. — Видно было, что ей еще трудно говорить, и низкий от природы голос звучал хрипловато, но она упрямо продолжала: — Я обдумала, какие еще травы вы должны собрать. Дайте мне бумагу и перо, и я напишу, что нужно принести. — Не дожидаясь, пока он выполнит это распоряжение, она прерывисто вздохнула и немедленно перешла к следующим указаниям. — В Бердфордшире хорошие результаты давало мытье стен в домах, где были больные лихорадкой, с негашеной известью. Здесь можно ее достать?

С.Т. отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз. Он сомневался, стоило ли ей позволять так много говорить.

Пальцы ее беспокойно теребили край простыни.

— Вам придется получить ее самому. Я скажу, как это делается. Но сначала нужно собрать травы. Вы должны приготовить несколько необходимых отваров и принимать их. — Она закрыла глаза, мгновение помолчала и вновь открыла их. — Холодные ванны нужно продолжать. И вы немедленно скажете мне, если у вас заболит голова или появятся какие-нибудь другие симптомы. Я напишу вам их перечень. Теперь об извести. Вы должны взять…

К тому времени, как С.Т. получил целый перечень профилактических мер, которые он должен был предпринять для сохранения своего здоровья, он начал сомневаться, действительно ли мисс Ли Страхан заботится о нем, или она просто прирожденный сержант, муштрующий новобранцев. У нее был как раз тот стиль отдачи приказов, с распределением их важности, — кратких, без лишних слов, который ему напоминал сдержанно-сухие поучения и одновременно манеру сборщиков налогов. Он начал боком выходить из комнаты и, чтобы ускорить свой уход, сказал, что у него выкипает чеснок и сбежал от нее по винтовой лестнице.

Он вошел в оружейную комнату, стараясь вспомнить, с чего же ему следовало начать, но так и не сумел, покачав головой.

— Черт побери, — пробормотал он, глядя на портрет Харона. — Известь. Хинная корка. Проклятье!

Отшвырнув ногой комок земли, он стащил с себя куртку и решил, что лучше он выпотрошит фазана. Он не собирался торчать здесь, собирая травы, белить стены, — как только она сможет обходиться без него, он оставит ей запас еды, а сам пойдет искать Немо.

Когда он принес ей на обед блюдо, которое местные жители называли «эго булидо», она сидела на его стуле, завернувшись в простыню. С.Т. с раздражением проворчал:

— Вы же снова заболеете, черт вас возьми. Ложитесь обратно в постель.

Она холодно взглянула на него, а затем на оббитую миску, полную хлеба, залитого бульоном из шалфея и чеснока, приправленным оливковым маслом. С.Т. часто ел это сам и именно «эго булидо» столетиями поддерживало крестьян Прованса. С.Т. знал, что Марк даже считал это блюдо особенно полезным для больных, но мисс Ли Страхан только понюхала еду и тут же отвернулась.

— Я не могу, — сказала она, еще сильнее побледнев.

— Вы не можете это есть?

— Чеснок! — В том, как она произнесла это слово, выразилось все ее глубочайшее отвращение. Он присел на край кровати.

— Что ж, хорошо. — Он взял миску и стал есть сам. Она смотрела на него, поджав губы. Он оперся о столбик кровати и с наслаждением ел ароматный суп. — Что бы вы предпочитали, мадемуазель?

— Может… немного крепкого говяжьего бульона?

— Я как-то слышал, что в Провансе была одна корова, — сказал он. — В Авиньоне. Это в тридцати лье отсюда. — Он зачерпнул еще кусок хлеба. — Леди Харвей привезла ее из Англии.

— Ox, — вздохнула она.

— Ей не нравилось добавлять в чай козье молоко.

Ли прикусила губу.

— Тогда, может быть, просто хлеба.

— Как хотите. — Он покачал головой, доедая последние куски в миске. — Я принесу вам хлеба, прежде чем уйду.

— Куда уйдете? — быстро спросила она. Он отставил миску в сторону.

— Сначала в деревню. Может, потом дальше, я пока не знаю. Я хотел день-другой подождать, но если вы достаточно окрепли, чтобы испытывать брезгливость, то я думаю, вас можно оставить одну. С хлебом вы разделаетесь сами.

— Я, конечно, могу остаться одна, но вам не следует сейчас отсюда уходить.

Он нахмурился, глядя в пол.

— Я ни к кому не буду прикасаться. Буду держаться на расстоянии. Мне просто надо — поспрашивать.

— О чем?

Он смотрел на свои руки, с силой вжимая кулак одной руки в ладонь другой.

— Мой волк… он ушел. Я хочу поискать его.

— Он потерял дорогу?

— Может быть.

— И сколько его уже нет?

Он не смотрел на нее.

— Две недели.

Наступило долгое молчание. С.Т. начертил пальцем на ладони круг, потом восьмерку.

— Значит, это моя вина, — тихо сказала она. Он сделал глубокий вдох.

— Нет. Я послал его. В деревню, с запиской. Я сам сделал это. Вы не просили.

Простыни зашуршали, когда она вставала с кровати.

— Где моя одежда?

Он взглянул на нее. Она покачнулась и оперлась о спинку стула.

— Вам не нужна одежда. Возвращайтесь в постель.

— Нет, — сказала она. — Я иду с вами.

4

Лежа щекой на своей сумке под сосной и притворяясь спящей, Ли наблюдала за ним сквозь полуприкрытые ресницы. Если бы не картина — портрет черного красавца Харона — она бы ни за что не поверила, что этот человек и есть Сеньор.

Правда, внешность его в точности соответствовала описанию. Он сидел, скрестив ноги, в одной рубашке, небрежно отбросил в сторону треуголку, глядя на долину, окруженную горами с отвесными склонами, и жевал веточку дикорастущего тмина. Волосы его были забраны назад и кое-как связаны в косичку. В лучах южного солнца они отливали золотом, перемежающимся с густыми, землистого цвета тенями — то, что казалось таким странным в описании и неожиданным в действительности. Черная лента спадала ему на спину. Непринужденная улыбка и странный дьявольский изгиб бровей делали его лицо чем-то похожим на сатира, смеющегося и в то же время свирепого.

Сам себя он не расхваливал. И хотя обычно он двигался легко и свободно, при резком повороте терял равновесие. Пока они шли по узкому ущелью, так случалось уже трижды. Она поначалу испугалась, что у него начинается лихорадка, но других симптомов заметно не было — разве что, когда она обращалась к нему, он мог повернуться в другую сторону.

Человек с плохим чувством равновесия и нечеткими рефлексами не мог быть хорошим фехтовальщиком, хотя и носил на боку рапиру. Не мог он быть и искусным наездником, а Сеньор отличался и в том, и в другом.

Но оставался еще портрет черного коня. И его легендарное умение общаться с животными — он просил волка выполнить его приказ так, словно говорил с разумным существом, а не с диким зверем. А его необычные глаза и волосы — золотые, позолоченно-шоколадные, по которым, собственно, она и нашла его — след вел от самого Лиона, где все знали об эксцентричном англичанине с манерами истинного дворянина, который прекрасно говорил по-французски и поселился по непонятным причинам в полуразрушенном замке, точнее просто в груде камней.

Она нашла его. Он и был Сеньор дю Минюи — Принц Полуночи. Это было несомненно.

Просто он оказался не таким, как она представляла.

По правде говоря, она почти жалела его. Дойти до такого — жить в полном одиночестве, в запустении, есть что попало — скудные дары бесплодной земли, в окружении нескольких уток и волка. И это после того, кем он был и что делал. Тут вполне можно было сойти с ума.

Он взглянул на нее. Ли по-прежнему притворялась спящей — ей не хотелось ни говорить, ни двигаться. Сквозь сетку ресниц она увидела, как он поднялся, подтянувшись за ветку дерева для устойчивости.

Он стоял не шевелясь на краю каньона, вполоборота к ней, но внимание его было обращено куда-то вдаль, словно он пытался разобрать слова еле слышимой песни. Широкие рукава рубашки шевелил слабый ветер. Оборки простого кружева у запястьев трепетали, тонкая ткань не могла скрыть очертания широких плеч. Шов сзади немного разошелся, и, если его не зашить, он совсем разорвется, а высокие сапоги из мягкой кожи не мешало бы хорошенько почистить. Пятно голубой краски на рукаве у локтя нарушало молочную белизну дорогого полотна.

Он казался очень одиноким.

Ли беспокойно поерзала, уткнувшись лицом в руки. Резкий запах сосновых иголок окутывал ее. Она закрыла глаза. Все тело ее хотело спать, отдыхать и восстанавливать силы, но душа противилась этому. Нужно было принимать решения, находить ответы на вопросы, строить новые планы, раз прежние не удались. Ей было не до чувствительности. Если он не хочет учить ее — или не может, она вынуждена будет избрать другой путь.

Но сначала она вернет ему долг. Она останется с ним, пока не минует угроза лихорадки, хотя он в такую опасность и не верит. И еще она надеялась, что безжалостное провидение сотворит всего одно чудо и вернет ему волка целым и невредимым.

С.Т. четыре раза предлагал понести ее сумку, но она всякий раз отказывалась. Это вызывало у него раздражение: она умела простое вежливое предложение превратить в чрезмерное покушение на ее достоинство, словно он не сумку предложил ей понести, а попытался просунуть руку ей под рубашку.

Конечно, он бы совсем не возражал против того, чтобы просунуть руку под рубашку. Или еще что-нибудь такое сделать. Он шел позади нее, видел перед собой ее ноги и контуры женской фигуры под широкой плисовой курткой и улыбался своим мыслям.

— Итак, — сказал он, когда они шли уже достаточно, чтобы молчание стало тягостным, — откуда вы родом, мисс Страхан?

— Не смейте меня так называть. — Она тяжело ступила с большой каменной глыбы вниз, одновременно резко поворачиваясь, как того требовала тропа, по которой они шли.

С.Т. последовал за ней, но от слишком поспешного поворота потерял равновесие и вынужден был схватиться за ветку дерева, чтобы не упасть. Сильный приступ головокружения начался с утра, когда он проснулся и поднял голову от подушки.