Вот две передние лошади поравнялись с ним, их головы покачивались у брюха его лошади. Они чуяли ее запах, нервно раздували ноздри, но шоры не давали им возможности ее разглядеть, хоть они и задирали головы. Кучер что-то сказал, чтобы их успокоить.

— Стойте! — неожиданно крикнул С.Т., спускаясь по откосу. — Стойте! — Он поднял шпагу и ударил ею с размаху по фонарю. Стекло вылетело, свет погас.

Кучер громко закричал. С.Т. ухватился за дверцу кареты, с трудом сдерживая свою лошадь, которая испуганно рвалась прочь. В отчаяньи он откинулся назад, пытаясь усидеть в седле: сейчас все зависело от того, как его поймет и послушается лошадь.

Усилия его увенчались успехом. То ли благодаря хорошей выучке, то ли просто из желания быть рядом с другими лошадьми, она успокоилась и встала как вкопанная. Со страшным свистом в этот момент взвился кнут кучера и обрушился на голову и руки С.Т. Он чуть не взвыл от боли и почувствовал, как ему стянуло кнутом запястья. Его тело мгновенно отозвалось на удар: резкий рывок — и кнут полетел в темноту.

— Стой! — грозно крикнул он кучеру. — Мой пистолет заряжен! — Он дернул поводья, и лошадь отступила поближе к упряжке.

Про пистолет он ловко соврал — его не было у него и в помине, но плотная тьма мешала разоблачить его хитрость. Внутри кареты кто-то неосторожно зажег свечу, и этого света хватило, чтобы разглядеть кучера, замершего на козлах, и столь же неподвижную фигуру лакея на запятках. С.Т. боялся, что из кареты может раздаться выстрел. Но, как видно, тот, кто находился в карете, не хотел рисковать.

Наступила неожиданная тишина. Только позвякивала упряжь.

— Не двигайтесь! — предупредил С.Т. Он вновь пустил лошадь к откосу, избегая малейшего освещения.

— Спускайся на землю! — крикнул он кучеру. Кучер медленно отпустил вожжи и подчинился приказу. — Залезай внутрь, в карету. Ты — тоже, — велел он лакею.

Из кареты донеслось сдавленное рыдание. С.Т. наклонился, когда кучер открывал дверцу, и разглядел бледного господина средних лет, пожилую даму и девушку. Свечу задуло.

— Зажгите свечу, — сказал он. — Я не хочу убивать ваших слуг, а в темноте мне придется сделать это.

Рыдания усилились. Свечка вновь осветила внутренность кареты. Было совершенно очевидно, что семья возвращалась с какого-то вечернего приема. На запястьях и шее девушки сверкали и переливались в мерцании огня бриллианты. Огромная рубиновая булавка красовалась в галстуке господина. У его жены в волосах тоже посверкивали рубины, и рубиновое ожерелье охватывало ее полную шею. Видно, ехать им было недалеко. Вряд ли бы они отправились в долгий путь — без охраны, имея при себе такие сокровища.

С.Т. собирался их отпустить, раскаиваясь в душе, что ни за что ни про что напугал почтенное семейство. Не такой уж он был конченый разбойник. Но его намерения не были известны молодой особе, и она продолжала так бурно рыдать, словно у нее сердце разрывалось от горя. «А Ли никогда не плакала», — неожиданно подумал он и почувствовал ожесточение.

— Дайте мне ваши бриллианты, — сказал он рыдающей девушке.

Она испустила крик и замотала головой в знак несогласия. — Заберите у нее бриллианты, — сказал он кучеру. Снимите ожерелье.

— Нет! — закричала девушка. — Вор! Отвратительный вор! — Руки ее были прижаты к горлу.

— Отдай бриллианты, Джейн, — тихо произнесла пожилая женщина. Она тронула рукой свое собственное ожерелье. — Бога ради, пусть возьмет все наши драгоценности. Это всего лишь камни!

— Мне нужны лишь бриллианты, мэм, — сказал С.Т. — Рубины можете оставить. Мне нравится ваша мудрость. — Значит, вы хотите забрать лишь мои бриллианты? — воскликнула в ужасе девушка. — Но это бесчестно!

— Неужели вам так трудно с ними расстаться, мисс? — Он покачал головой. — Это подарок? Может быть, память о любимом?

— Да! — сказала она, глядя в ту сторону, откуда доносился звук его голоса. — Пожалейте меня!

— Вы лжете.

— Нет, мой жених… — она мгновение поколебалась. — Мистер Смит, — сказала она с отчаянием в голосе. — Джон Смит.

Он усмехнулся.

— Плохо придумано, моя милая. Сегодня я недоверчив. Принесите мне ваши драгоценности.

Она взвизгнула и оттолкнула руку слуги, который было к ней потянулся. С.Т. пришпорил коня и придвинулся вплотную к карете. Быстрым движением он извлек из ножен шпагу, поднес ее к дверце, так что в слабом свете засияло наточенное лезвие.

— Бриллианты — не самая страшная потеря, моя леди, — тихо произнес он.

Она уставилась на лезвие шпаги и опять разрыдалась. Он молча ждал. Через несколько мгновений она дотронулась до застежки на шее. Он не спускал с нее глаз и, как только она бросила ему ожерелье, подхватил его на острие шпаги.

Затем поднял ее и дал ожерелью соскользнуть до самого эфеса.

— Очень щедро с вашей стороны, мадемуазель! — Одним движением руки он подбросил ожерелье и подхватил другой рукой. Затем ударил каблуками по лошадиным бокам — и оказался на взгорке. Он пригнул голову к ее развевающейся гриве и пустил ее вскачь. Они скрылись в темноте.

Лошадь неслсь во весь опор, даже не подозревая, что теперь спасает своего седока от возмездия королевского закона. Затем замедлила бег. С.Т. позволил ей перейти на легкий галоп, затем на трусцу. Он спрятал ожерелье в перчатку, натянул поводья, и лошадь послушно перешла на шаг. Она насторожилась, когда учуяла приближение Немо.

С.Т. остановил лошадь, спрыгнул и переседлал ее, приладив стремена по своему росту. На его лице играла зловещая улыбка. Он уже не в силах был с собой совладать и, вскочив в седло, повернул лошадь к месту своего преступления.

Он частенько останавливался и напряженно слушал. Задолго до того, как он что-либо услышал, он почувствовал, как его лошадь тревожно подняла голову. Хотя впереди была тьма, ее уши были насторожены, она уже слышала и чуяла своих сородичей. Он позволил кобыле медленно двигаться вперед, пока не услышал голоса и хлопка дверцы кареты.

Зная, что у него не все в порядке со слухом, С.Т. все-таки решил, что это должно быть поблизости, хотя раздавшийся звук доносился, казалось, откуда-то издалека. Он поднял руку, натянул зубами перчатку и улыбнулся. Когда наконец он расслышал цоканье копыт и покашливание кучера, пустил свою лошадь рысью и, догнав свои жертвы, следовал за ними на некотором расстоянии вплоть до ворот в городишко Рай, наслаждаясь предстоящим фарсом.

Он уже достаточно приблизился к городку, чтобы видеть огни в домиках, стоявших у крепостной стены. С.Т. свернул на боковую дорогу и пустыми аллеями пустился к тем воротам, через которые они с Ли въехали в город утром. Он вспомнил телегу пивовара, — она все еще стояла здесь, груженая пустыми бочонками. Он остановил лошадь, наклонился вперед и начал открывать наугад все подряд крышки. Наконец, он нашел немного оставшегося пива, обмокнул в него свой шейный платок и затем, тяжело покачиваясь из стороны в сторону, распространяя запах пива, запел пьяным голосом.

Когда он добрался до конюшни у «Русалки», ноги его уже болтались без стремян, он попытался сойти с лошади, но едва не упал, уцепившись за шею терпеливого животного. Нога его скользнула по грязи и с тяжелым — «уф» — он уселся на землю, прямо рядом с подоспевшим конюхом.

Немо, повизгивая, лизал его лицо.

— Ух, ты, — бормотал он нечленораздельно. — Я потерял поводья. Дайте мне поводья…

— С удовольствием, сэр, — но это не ваша лошадь, — произнес мальчик-конюх.

С.Т. облокотился на локоть и отпихнул прочь Немо.

— Нет, это моя лошадь. Я только что ехал на ней верхом.

— Нет, это — лошадь мистера Пайпера.

— Па… Пай… — С.Т. опрокинулся навзничь на землю. — Я его не знаю.

— Но вы взяли его лошадь, тем не менее.

— Послушай, — сказал С.Т. — не найдется ли у тебя выпить? — Он глубоко вздохнул. — Моя жена не любит, когда я такой.

Конюх улыбнулся:

— Мистер Мейтланд, в трактире найдется и пунш, и пиво, и все, что вы захотите.

С.Т. поднял руку:

— Чертовски… неприятно… когда… проклятая жена тебя не любит. Черт, неприятно. Она зовет меня «Тод», — он помахал рукой. — Как тебе это нравится? Чертова дрянь!

— Мистер Мейтланд, давайте я помогу вам войти, — сказал мальчик и позвал другого конюха. Вдвоем они подхватили его под руки и поставили на ноги. С.Т. тяжело повис на плечах мальчика-конюха.

— Черт, — пробормотал он, хватая его за руку. Он нащупал свой кошелек. — Дай коню поесть, возьми деньги. Ты хороший парень. — С.Т. положил кошелек в руку мальчику. — Возьми, сколько надо.

— Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. Но это не ваша лошадь, мне очень жаль.

С.Т. поднял голову.

— Нет, моя.

— Нет, не ваша, сэр.

С.Т. уставился на лошадь:

— Нет, моя, самая лучшая кобыла, которая у меня когда-нибудь была.

— Лошадь не ваша, мистер Мейтланд.

С.Т. оттолкнул от себя мальчишку, встал, пошатываясь.

— Откуда ты знаешь, что это — не моя лошадь? — спросил он его серьезно.

— У вас нет лошади, сэр.

С.Т. задумался. Поглядел конюху в лицо.

— Но я ведь только что приехал на этой лошади.

— Да, вы только что на ней приехали. Потому что вы умчались на лошади в темноту, так быстро, что мы даже не знали, где вас искать. Мы тут все с ног сбились. А лошадь эта — мистера Пайпера.

— Значит, так? — С.Т. икнул и нахмурился. Он закрыл глаза. — Не может быть…

Он покачнулся, уцепился за конюха.

— Не может быть…

Он застонал, тяжело дыша.

— …Я пьян… — заявил он, упал на землю и захрапел.

Ли испуганно проснулась, когда раздался шум. Она прислушивалась к движению снаружи, в коридоре, надеясь, что это сейчас прекратится. После того, как целый вечер она провела, утешая мистера Пайпера, бесконечно повторяя, что возместит все убытки, и сочувствуя ему совершенно искренне, долго не решалась открыть дверь. Но шум не прекращался, и она выглянула в коридор.

То, что она увидела, ничуть ее не утешило. Впереди стоял владелец гостиницы со шляпой и мокрым плащом в руке, позади — два конюха держали не стоящего на ногах Сеньора. Сеньор, нечленораздельно что-то бормоча, вырвался и упал на пол.