— В самом деле, сэр? — Эта новость показалась хозяину удивительной, но не столь, как сообщение о женитьбе. — Примите, пожалуйста, мои искренние поздравления, мистер Мейтланд, и наилучшие пожелание вашей супруге. Что еще вам может понадобиться?

— В сумке — одежда, которую надо прогладить. Нам бы хотелось помыться с дороги да еще и поесть. Здесь, наверху. Может быть, холодное мясо. И бутылочку арманьяка. Если, конечно, у вас он хороший.

Владелец кивнул головой и подхватил сумку.

— Да, мне еще нужно с дороги почистить куртку. Хотя, вот что. У вас есть ведь знакомый портной? Зайдите к нему и спросите готовую для меня одежду — лучше всего из бархата. Бархата или атласа, — он отстегнул шпагу и снял куртку из буйволиной кожи. — Уверен, леди ужасно устала с дороги. Но вскоре мы выйдем прогуляться по Раю.

Владелец трактира взял сумку, куртку и, поклонившись, удалился. Ли взволнованно смотрела на Сеньора. Она думала о последней оставшейся гинее и обо всех сделанных им заказах.

Он расстегнул жилет. Когда он стянул его со своих широких плеч, из внутреннего кармана выпал небольшой пакетик. Он улыбнулся, поднимая его:

— У меня еще никогда не было жены.

— У вас и сейчас ее нет, — сказала Ли непоколебимо. В комнате стало темнее, но меркнущие солнечные лучи все еще золотили его густые длинные ресницы. Ли подумала, что ему очень идет светлая рубаха с длинными рукавами.

Он разорвал бечевку и, открыв пакетик, выложил его содержимое на ладонь.

— Не окажете ли вы мне такую честь — принять это от меня и надеть вечером?

Она поглядела на медальон и серебряную цепочку, поблескивающую в его руке.

— Что это?

— Нечто, что я хочу вам подарить, — сказал он, глядя ей в глаза.

Она нахмурилась, сжала руки:

— Это ваше?

— Я не украл, если вы это имели в виду.

Она еще раз взглянула на медальон. Он был сделан со вкусом, — такой подарок для нее мог бы выбрать отец. В груди у нее защемило.

— Я купил это для тебя в Дюнкерке, — произнес Сеньор тихо.

— В Дюнкерке! — Она оттолкнула его руку. — Что это все за романтическая чушь! Во сколько она тебе обошлась?

Он сделал шаг назад. Он так посмотрел на Ли, что она, не выдержав, отвернулась. Губы ее дрожали.

— Это не имеет никакого значения, — сказал он, и она услышала, как он прошел через комнату. Она резко повернулась к нему.

— У нас всего одна гинея! Одна-единственная, а вы покупаете какие-то дурацкие украшения в Дюнкерке. Они стоят фунта три, хотя я не дам за них и пенни!

Он сел на кровать, пристально глядя на Ли. Его зеленые глаза блестели под демоническими золотыми бровями.

— Ты собираешься ограбить карету, да? — спросила она. — Мы только-только благополучно выбрались из трудностей, а ты собираешься опять рисковать.

По губам его пробежала ироническая улыбка.

— Какого черта мне это делать?

Она оглядела комнату:

— Может быть для того, чтобы расплатиться за эту комнату.

Он покачал головой.

— Нет, ты меня разочаровываешь. Где твоя практичность? Если я даже и раздобуду карету — что мне с ней делать без лошади? Сбыть драгоценности я здесь не смогу. Так что грабить кареты здесь — неразумно. Лучше уж отправиться прямо в банк.

— Банк!

— Ну, в конце концов, что тут особенного? Как я знаю, это самое прибыльное дельце. — Он начал стаскивать с себя сапоги. Это очень просто — войти в банк и назвать клерку необходимую тебе сумму — и он весь к твоим услугам.

— Ты собираешься ограбить банк? — воскликнула она. Когда он наклонился вперед, на плечо ему сползла его выгоревшая коса, заплетенная черной лентой. Он откинулся на подушки, заложив руки за голову.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — сказал он, глядя на бал дахин. — Я уверен, что у меня здесь не меньше тысячи фунтов. Я никогда не позволял, чтобы на счету у меня оставалось меньше девятисот фунтов.

Немо вытянулся на деревянном полу и положил голову на лапы с легким вздохом. Ли недоверчиво вглядывалась в тот угол, где развалился на кровати Сеньор.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть деньги на счету в банке Рая?

Он перекатился на локоть.

— Да.

Она облизнула губы.

— И тебе не придется грабить банк, чтобы заплатить за все это?

— Нет.

В глазах его появилась угрожающая расслабленность.

— Будь ты проклят! — выкрикнула она. Она подошла к окну и, распахнув его, стала смотреть во двор, где находились конюшни.

— Прости меня, пожалуйста, — сказал он сухо. — Я не знал, что это так тебя огорчит.

— Дело не в этом, — вымолвила она, — Поверь, дело не в этом.

Повисла тишина.

— Неужели ты беспокоилась о моей шее? — спросил он тихо.

Она отвернулась от окна, не обращая на него внимания.

— У нас должен быть план, не так ли? Ты все продумала. Почему мы здесь? Если у тебя есть план, я должен его знать. — Он долгое время не спускал, с нее глаз.

— Закрой окно.

Она зло взглянула на него, но потом подчинилась.

— Подойди сюда.

Глубоко вздохнув, она села на край постели, так, чтобы ему не пришлось повышать голос.

Он поднял руку, и серебряная цепочка свесилась с его ладони. — Уже шесть недель, — пробормотал он, — уже шесть недель я хочу тебя. Я знаю, все твои движения, знаю, какую тень ты отбрасываешь в разное время суток, я знаю линию твоей шеи, овала лица, форму уха. Я знаю, какая ты под этим чертовым жилетом!

— А какое все это имеет отношение к нашему плану?

— Никакого, — сказал он. — Совершенно никакого. — Он хрипло засмеялся, затем повернул голову на подушке и уставился на балдахин. — Я умираю, — сказал он. Он стукнул себя кулаком по груди. — Прямо здесь; ты убиваешь меня.

— Я не виновата, — сказала она. Он закрыл глаза. Неожиданно она поняла, что все его тело напряжено. Дышал он глубоко и прерывисто.

— Черт, — сказал он неожиданно спокойно. — Скажи мне, мое сердце, я еще что-то тебе должен?

— Это все, что ты хочешь узнать? — Она отпрянула назад, почувствовав, что ее всю трясет от злости. Она так сжала руку, что ногти вонзились в ладонь. Она боялась, что он попытается ее обнять, и она не знала, как себя вести.

Он лежал на кровати, как лев, с разметавшейся золотой гривой. Молчание затянулось. Он что-то невнятно произнес, глядя на серебряный медальон.

— Я думала, ты выше этого, — вымолвила она наконец. Голос ее зазвучал неверно, слишком сипло: — Ты едва дотронулся до меня со дня первой встречи.

— Да, — произнес он горько. — Когда есть долги, надо быть щепетильным.

Она никогда не согласится на это. Она не хочет вступать в осложненные ревностью отношения. Его мир перенасыщен страстями. Он ведь просто сумасшедший. Поглощен только собой. Она могла вообразить его в обществе своих сестер. Он весело бы откликался на шутки Эмилии, даже если бы они были не слишком удачными. Он бы развлекал Анну. Он бы… Нет, это все, увы, невозможно… Иногда ей казалось, что она слышит сестер, их голоса, иногда видит их — где-то вдали. Где-то вне досягаемости, будто во сне.

Все-все это в прошлом. В таком далеком прошлом, словно его никогда и не было. В настоящем же была незнакомая комната и вот этот бродяга. Красивый. Нелепый. С мощным, как у волка, торсом. Ей трудно бывало отвести взгляд от его мускулистых рук, его запястий; ее давно уже приводила в смущение его неожиданная улыбка.

Она точно погружалась в тишину, когда оказывалась к нему так близко. Это было похоже на боль; ноги и руки отнимались, а изнутри заливал жар. Она не могла, не хотела так жить.

— Я не стану спорить, — сказала Ли. Голос ее звучал теперь чисто и ломко. — Мне не нужно ничего из того, что ты называешь любовью. То, что ты хочешь, — твое собственное дело.

Он поглядел в сторону, и лицо его исказилось гримасой. Он по-прежнему держал в руках медальон.

— Разве я говорил что-нибудь о любви? — Челюсти его были стиснуты. — Мне казалось, я говорил о долгах. — Моя кровать. Моя еда. Мои деньги, — сказал он мягко. — С самого Ла Пэра. — В голосе его зазвучала насмешка. Он опустил руку и положил ее на руку Ли. — Но что из этого? Ведь все это — лишь наше продвижение к цели.

Ли напряглась. Она опять вспомнила, как со звоном упала ее шпага на каменистый берег.

Он обхватил ее запястье пальцами, медленно привлекая к себе. На губах его появилась сардоническая улыбка:

— Так как… Ты мне заплатишь?

Она глубоко вздохнула, застигнутая врасплох. Неужели он думает, что на сей раз она вновь ускользнет от него? Она глядела на него — на его губы, глаза, затененные ресницами. Она потупилась.

Пусть так. Пусть он поверит, что может взять верх над ней.

Его рука скользнула вверх по пуговицам ее жилета и стала одну за другой расстегивать.

— Ты слишком вяла для гулящей девки. Разве ты не знаешь, что надо делать?

Она почувствовала, как румянец жжет ее щеки. Нет-нет, только не показать ему своего смятения.

Приподняв ее подбородок, он ласкал его нежными прикосновениями. На его губах по-прежнему играла насмешка.

— Я это покупаю, но не должен же я проделывать всю работу один.

— А вдруг войдут слуги?

— Думаешь, мы их смутим? — пробормотал он. — Они не задержатся.

Она пыталась подавить в себе тревогу и возбудить в себе негодование. Она вспомнила о том, как он выбил из ее рук шпагу, будто в пальцах ее не было никакой силы. Она хотела ему отомстить и за это.

Ей вдруг представились неприличные сценки из маленькой книги маркиза. Губы ее насмешливо дрогнули. Что же, пусть он думает, что может ее таким образом подчинить.

Она повернула голову и провела губами по его руке. Нежно прикусила кончики его пальцев и вскочила:

— Мне надо нагреть воды для вашего купания, монсеньор.

С.Т. лежал в постели, а девушка тем временем нагревала воду в чугунной ванне. Портной Рая не замедлил оказать свои услуги, и новые одежды С.Т. лежали на столе, среди оберточной бумаги: бронзового цвета бархатный камзол с зеленой шнуровкой; атласные жилеты, украшенные золотом и серебром; штаны для верховой езды; льняные рубашки с кружевами на обшлагах.