Месье Ли Страхан не отводил глаз от ароматного хлеба, который С.Т. разламывал на большие ломти, от которых шел пар. Девица выглядела голодной, но отрицательно покачала головой:

— Я уже ел. Merci.[12]

С.Т. взглянул на нее, пожал плечами и налил ей вина. Да будь он проклят, если она не умирает с голоду, но у молодых — собственная гордость. Он откинулся назад, прислонившись спиной к стене, и намазал горчицей большой кусок сыра. До его замка было довольно далеко, и к тому же в гору.

Откусывая хлеб, он встретился с ней глазами и усмехнулся.

Она была очень бледной, но отважно улыбнулась в ответ. И как только он мог подумать, что перед ним мужчина?

Эти глаза. Великолепные глаза. Однако как, черт возьми, можно с ней любезничать, когда она вырядилась таким образом?

— Этот сеньор, — сказал он, доедая хлеб. — Бронзовые волосы. Изумрудные глаза. Высокий мужчина.

— Красивый, — добавила она все тем же грубоватым ровным голосом.

Плутовка. С.Т. подлил себе вина.

— Что есть красивый? Я не знать слово.

Она отхлебнула вина, подражая ему. Он уже подумывал, не стоит ли икнуть, чтобы посмотреть, скопирует ли она и это.

— Un bel homme[13], — сказала она. — Красивый.

— Ха! Он француз?

— Его родители англичане. — Она сделала еще глоток. — Но он прекрасно говорит по-французски. Вот почему в Англии его все называли «сеньор».

— Quellt stupidite[14]. — С.Т. обвел жестом всех, сидящих в переполненной таверне. — Все знать французский. Все лорды здесь, э?

Она не моргнула глазом.

— В Англии таких людей не очень много. Говорят, что у него — какой-то особый вид. Это имя дала ему одна газета, и так оно за ним и осталось.

— Сеньор дю Минюи, — задумчиво проговорил он и встряхнул головой. Он так надеялся, что это прозвище умерло вместе с его репутацией. — Абсурд. Полночь, pourquoi? [15]

Она подняла кружку и выпила еще. Оббитая фарфоровая кружка надтреснуто ударилась об стол, когда она ее опускала. Она взглянула ему прямо в глаза.

— Я думаю, вы знаете, почему «Полночь», месье Эсте.

Он слегка улыбнулся.

— Да?

Девушка не проронила ни слова, пока он наливал ей еще кружку вина. С.Т. снова откинулся к стене. Он не хотел слышать ее печальную историю. Он не хотел слушать ее мольбы. Он просто хотел смотреть на нее и мечтать о том единственном, чего не хватало в эти дни в его жизни.

Незнакомка сделала глубокий вздох и еще один глоток вина. С.Т. видел, что она думает, пытаясь понять его. На ее задумчивом лице появились первые признаки отчаяния. Хлебнув еще вина, девушка заговорила напрямую.

— Месье Эсте, — сказала она, — я могу понять, что сеньор не желает встречаться с незнакомыми ему людьми. Я знаю опасность этого.

С.Т. заставил себя широко раскрыть глаза.

— Опасность? Что есть такое? Я любить нет опасность.

— Опасности нет. Для него.

С.Т. фыркнул.

— Для него я думать нет, — с возмущением сказал он. — Для меня я думать, может, хорошо я не знать этот плохой сеньор, да? Я думать, я не помогать искать где он.

Девушка выглядела немного менее уверенной. Вино оказывало свое действие: огонь в прекрасных ее глазах немного затух.

— Mon cher ami[16], — сказал он мягко. — Вы идти домой. Вы не искать опасность. Этот сеньор есть такой абсурд.

Холодное пламя вспыхнуло с новой силой.

— У меня нет дома.

— И поэтому, — он внимательно изучал ноготь на большом пальце, — вы идти искать. Я думать, я знать этот «принц». Я размышлять. Я слушать «полночь» и «сеньор», и я знать, какой это человек. Плохой человек. Плохой — опасность. Он разбойник, нет? Он бежать из Англии как chien[17]. Хвост между ног, нет? Здесь мы его не хотеть. Здесь только хорошие люди. Хорошие люди короля. Нет опасность. Нет неприятность. Вы идти домой, mon petit?[18]

— Я не могу.

Ну, еще бы. Естественно, ему не удастся так просто от нее избавиться. С.Т. и не был уверен, что хочет этого. Он смотрел, как она допивает вино. Когда он не предложил налить еще, она сама взяла бутылку — непочатую, только что принесенную Марком.

— Mon dieu![19]Что ты хотеть, мальчик? — внезапно потребовал он. — Быть преступник? Вор? Почему ты искать этот ублюдок?

— Он не ублюдок — вскинула голову девушка. Когда она снова заговорила, речь ее от выпитого вина стала уже немного нечеткой. — Вы и вправду не он, да? Вы не… понимаете.

С.Т. потер лоб. Он отхлебнул из кружки и подпер подбородок рукой.

— Он хороший человек, — сказала незнакомка, не замечая, как повысился ее голос. Она осушила кружку и налила себе еще. Обтрепанное кружево откинулось — запястье под ним было таким трогательно тонким и бледным. — Он не вор.

Он презрительно улыбнулся.

— Люди давать ему драгоценности, да? Осыпать его золотом.

Она резко выпрямилась, бросив на него горящий взгляд синих глаз.

— Вы не понимаете. — Она, казалось, полностью забыла свою роль мужчины, и ее настоящий голос был сочным, мягким и низким. — Он бы мне помог.

— Как?

— Я хочу, чтобы он меня научил. — Она решительно подняла кружку и опорожнила ее. Ей пришлось держать кружку двумя руками, ведь она уже опьянела. Поставив ее на стол, она машинально стала накручивать на палец выбившуюся прядку волос — и это движение было таким женственным и изящным, что он невольно улыбнулся.

Тихим голосом он спросил:

— Научил чему, ma belle[20]?

Она не обратила внимания, что он обратился к ней как к женщине, а не мужчине.

— Фехтовать, — страстно сказала она.

От неожиданности он чуть не выронил кружку.

— Стрелять из пистолета, — добавила она. — Ездить верхом. Ему нет равных. Нигде, в целом мире. Он может заставить лошадь делать все, что угодно.

Она лихорадочно всматривалась в лицо С.Т., который отрицательно качал головой и вполголоса ругался. Встретившись взглядом с ней, он отвернулся от этих пристально ищущих глаз и, испытывая чувство какой-то неловкости, запустил руку в волосы.

Это было ошибкой. Он и забыл, что надел парик, отправляясь в деревушку Ла Пэр сегодня утром. От этого неосторожного движения парик съехал набок, и ему пришлось стянуть его совсем. Проклиная по-французски это нелепое жаркое сооружение, под которым так чешется голова, он бросил парик на стол. Фехтование! Из самых идиотских идей, будь они прокляты. Он уперся локтями в стол, приглаживая волосы.

Когда он снова поднял на нее глаза, то понял, что совершил даже большую ошибку, чем подумал вначале. Она пристально смотрела на него, и взгляд ее был напряженным и совершенно пьяным.

— Вы и есть этот сеньор. — Казалось, губы плохо повинуются ей. — Я знала это. Я же знала это.

— Allons-y![21] — он встал, рывком поднимая ее на ноги. Она, видимо, относилась к той категории женщин, которые легко пьянеют от кларета. Она уже миновала ту грань, которая сдерживала ее эмоции. Через мгновение она или разрыдается, или что-нибудь еще выкинет, как это водится у женщин. И кем бы она ни была и зачем бы сюда ни пришла, вряд ли было благородно оставить ее здесь, чтобы ее обман раскрылся на глазах у посетителей дешевой таверны. Прихватив бутылку, он нахлобучил свою треуголку и обхватил девушку за талию. Она вся обмякла, прислонясь к нему.

— Безмозглый юнец. Не голова, а кочан капусты, — с презрением сказал он Марку, вытаскивая из таверны своего собутыльника.

Хозяин таверны благосклонно улыбался, вытирая руки о засаленный фартук.

— Не забудьте о портрете моей Шанталь! — крикнул он им вслед.

С.Т. поднял в знак согласия полупустую бутылку, даже не оборачиваясь, и потащил прочь месье Ли Страхана.

Он оставил ее проспаться в амбаре на краю деревни, а сам отправился домой. Он не сомневался, что вскоре снова увидит ее — это было так же неотвратимо, как смерть или уплата налогов.

Солнце уже садилось, когда он, тяжело дыша, поднялся к полуразрушенным башням Коль дю Нуар. Замок прилепился к обрыву у самого края каньона, и силуэт его резко выделялся на фоне ясного неба. Навстречу ему выбежали утки и стали легонько клевать его в ноги, пока он не откупился от них, бросив им кусок хлеба. Он задержался ненадолго в саду и, пошарив среди засохших сорняков, выдернул головку чеснока, чтобы приправить свой обед. Вытирая испачканные руки об штаны, он прошел через арку ворот своего замка по тропинке, буйно заросшей лавандой, во двор.

Он свистнул, и тут же появился Немо, в несколько прыжков добежав из какой-то сумрачной расселины, где прятался до того. Огромный волк скакал от радости, в восторге лизал лицо С.Т., а потом стал ласкаться, чуть поскуливая от нежности, и получил, чего добивался: хозяин потрепал его и дал кусок сыра. Волк описывал круги вокруг С.Т., когда тот поднимался в дом по неровным каменным ступеням.

С.Т. зашел в помещение, служившее некогда складом оружия, и остановился, глядя на огромную картину, еще различимую в последних лучах уходящего солнца. Немо внимательно обнюхивал его сапоги. С.Т. слегка погладил холст в том месте, где от частого прикосновения руки чуть стерся блеск краски на боку сияющего красотой черного коня.

— Вот я и дома, старина, — сказал он. — Я вернулся.

Он еще постоял перед картиной. Немо опять заскулил, и С.Т., резко отворачиваясь от картины, нагнулся к волку и с силой потрепал его. Немо прижался к его ноге, наслаждаясь вниманием, и то рычал, то стонал от восторга.

Обед был простым и быстрым: горшок жаркого из кролика на двоих с Немо, который его и зацапал, и остатки доброго старого вина Марка. Потом С.Т. сидел перед очагом в кухне, отклонясь от стола на двух ножках трехногой табуретки, и неторопливо размышлял, не попробовать ли посадить виноград, а также хочется ли ему сегодня рисовать настолько, что он сможет заставить себя зажечь светильники в зале.

Он решил, что не хочет, и опять мысленно вернулся к загадочному процессу создания вина, который, по словам Марка, был безумно сложным. Одному Богу известно, как придется холить и лелеять лозы. Прополка чеснока и то утомляла его. И какие-то насекомые всегда поедали его перцы в самом их раннем возрасте, если только он не охранял их, днюя и ночуя на грядках.