Несмотря на быстрый шаг, которым пустился в путь С. Т., скорость движения им задавал ослик, — всем, за исключением Немо, и просто отказывался наотрез бежать резвее. Волк бежал впереди маленького отряда, то и дело останавливался и поджидал их, а потом снова срывался вперед и предупреждал их о приближении других путешественников, скрываясь в белых скалах, поросших невысоким кустарником, задолго до того, как С.Т. мог уловить звук приближающихся шагов.

Как-то раз, когда близкое присутствие Немо указывало, что они в безопасном одиночестве, он сказал, стараясь говорить небрежно:

— Я думаю, может, нам стоит пожениться.

Она отреагировала лучше, чем он ожидал.

— Простите? — переспросила она.

— Рано или поздно кто-нибудь увидит, что вы женщина. Будет меньше разговоров, если вы станете носить подобающую одежду.

— Не думаю, что были какие-то разговоры.

— Их могут мстительно распустить обожатели, как ваш маркиз.

Она переложила веревку, за которую вела ослика, в другую руку и подергала за нее, пытаясь заставить его идти быстрее.

— Я уже благодарила вас за то, что вы освободили меня из этого затруднительного положения. В будущем я буду осторожнее.

— Если бы мы были мужеми женой, вас бы никто не беспокоил.

— Ясно. — Он положил руку на рукоять шпаги, ощутив холодный металл. Он чувствовал, как кровь приливает к лицу. Он хотел бы коснуться девушки, а не шпаги.

— Я думал выдать нас за брата с сестрой, — сказал он, — но я бы предпочел путешествовать, соблюдая хоть какие-то приличия. Люди заметят, что с вами нет служанки, и нам придется снимать две разные комнаты, если, конечно, мы их найдем. Ненужные лишние расходы.

— Да, — сказала она спокойно. — Я не собиралась путешествовать с попутчиком.

Он понял, что она хотела уколоть его, но решил не обращать внимания.

— Вы можете не беспокоиться, что я нарушу ваш покой. — Он отломил ветку с придорожного куста и стал на ходу обрывать с нее листья. — Все будет только для вида. Я не останусь в вашей комнате на ночь.

— Ясно, — снова сказала она.

Он смотрел только на тонкий прутик, который держал в руках.

— Что вы на это скажете?

— Я подумаю.

В душе он проклинал ее упрямство. Их ждут неудобства и трудности, пока она одета, как мужчина. Скорее, как мальчик. Никто не мог, конечно, принять ее за взрослого мужчину. И он будет выглядеть по меньшей мере странно, оказывая знаки внимания хорошенькому юнцу. Таким же растленным типом, как сам Сад.

Эти рассуждения, конечно, не замедлили их пути. Судя по поведению Немо, вокруг не было ни души. Он попытался придумать, что ей сказать приятное, но почему-то фразы, которые так легко было шептать в полночь в саду среди кустов роз, казались какими-то натужными и неестественными, когда их приходилось кричать, пересиливая леденящий ветер, — девчонке в штанах, тянущей за собой упирающегося осла.

Он решил порасспрашивать ее. Но она не очень-то охотно говорила. Вытащив с трудом из нее несколько коротких фраз о том, где находится ее дом, он отстал на несколько шагов и слегка хлестнул ленивого осла кнутом. Тот послушно затрусил вперед.

— Скажите мне вот что — как вам удалось меня найти? — спросил он.

— Я искала, — коротко ответила она. — Вас не так трудно узнать, как вы думаете.

— И что же — вы пустились в путь на север Англии, держа в руке объявление о розыске преступников и расспрашивая всех о человеке с необычной формы бровями?

— Все знают, что вы уехали во Францию, — сказала она. — Я начала спрашивать о человеке с зелеными глазами и тронутыми золотом волосами в Париже.

— Все знают, — он осекся в замешательстве. — Из всех… вы хотите сказать, что обо мне все настолько известно?

— Это всего лишь слухи. Во Франции ничего не знают о Сеньоре дю Минюи, но те, кто видел вас, помнят. У вас действительно очень необычная внешность, месье, — я думаю, вы, наверное, недооцениваете ее. Я спрашивала в гостиницах и тавернах, и так я оказалась в Лионе, а потом — в Ла Пэр.

С.Т. покачал головой.

— Боже милостивый, разве можно одной бродить по таким местам? Разве у вас не осталось кого-нибудь из родных?

— Двоюродные братья. Я им написала.

— И они с одобрением отнеслись к вашей поездке?

— Я сказала им, что мне надо сменить обстановку. Что я еду путешествовать по Европе с подругой моей матери.

— Хм, — пробормотал он и снова хлестнул осла. — Так как же его зовут? — спросил он. — Того, кого мы собираемся убить?

Она оглянулась, а затем убыстрила шаги, приспосабливаясь к новой скорости животного.

— Чилтон. Его преосвященство Джеймс Чилтон.

Он уставился на нее в изумлении. — Вы шутите.

Она шла впереди, не говоря ни слова. — Его преосвященство, — сказал он, закатив глаза. — Вы хотите убить священника?

Мистраль принес в ответ холодное молчание. Это было не смешно. Он просто бестактный чурбан.

— Это не убийство. — Ее свистящий шепот походил на звучание ветра. — Это возмездие.

— Тогда скажите мне, почему вы в поисках справедливого ваказания не можете обратиться к мировому судье.

— Мой отец и был судьей. Теперь его место занял мистер Чилтон.

С.Т. вскинул голову, внимательно изучая ее.

— А остальные служители закона? Они спокойно позволили убийце затесаться в их ряды?

— Остальные боятся.

— Они такие трусы?

— Нет. — Она покачала головой, глядя под ноги. — Не трусы. Просто боятся.

Он обдумывал ее слова. Весьма точное наблюдение — тонкое, но существенное отличие. Да, мисс Ли Страхан была совсем не глупа.

— Чего же они боятся?

— Того, что случилось с моими сестрами, — сказала она. — Ведь у них тоже есть дочери.

С.Т. положил руку на круп осла. Он смотрел ей в спину. Она шла размеренно, не сбиваясь с шагу, ветер трепал ее волосы, путая пряди, выскользнувшие из косички, бросал их ей в лицо.

— Вы боитесь спрашивать? — сказала она, по-прежнему не оборачиваясь к нему. — Вы думаете, я не смогу рассказать — не вынесу этого?

— Солнышко, — сказал он мягко.

— Не смейте меня так называть! — Она повернулась к нему так внезапно, что ослик споткнулся, останавливаясь. — Я презираю вас, когда вы меня так называете. Спросите меня, что случилось с моими сестрами.

Он протянул к ней руку, но она сделала шаг назад, резко дернув осла за веревку, чтобы избежать его прикосновения.

— Спросите меня! — закричала она.

Ветер отнес в сторону ее слова. Она в гневном волнении смотрела на него, побелевшими пальцами сжимая сбрую животного.

— Что же случилось? — Он постарался, чтобы слова его звучали безо всякого выражения.

— Анну нашли у озера на Сторожевой Горе, где обычно встречались влюбленные. Она была задушена. Платье ее было разорвано, юбка задрана до пояса, словно у падшей женщины. — Она смотрела на него, не мигая. — Эмили пропадала всю ночь. Вернувшись, она ни с кем не разговаривала. Потом она стала чувствовать себя плохо, и пришел врач и сказал, что у нее будет ребенок. На следующее утро ее не стало. Она повесилась в сарае.

Он старался не смотреть ей в глаза, уставившись себе под ноги.

— Я нашла ее там, — сказала она. — Я рада, что это я ее нашла, понимаете?

Он погладил жесткий бок маленького ослика, наблюдая, как ветер ерошит короткую шерсть. Потом он кивнул.

Из груди ее вырвался глухой звук — невнятный возглас презрения — презрения к нему ли, или к ее воспоминаниям, или к чему-то еще, он не знал. Может быть, она не думала, что сумеет это понять.

Ему нечего было сказать в ответ. Поэтому он только подхлестывал ослика, заставляя его двигаться дальше, и время от времени делал малозначительные замечания в отношении дороги, которую им еще предстояло пройти. Не утруждая себя вопросами, хочет она или нет, он принес ей воды, когда они остановились у подножия известкового утеса. Мистраль ревел в кустах над их головами, вырывая пучки травы и диких цветов, растущих в вертикальных трещинах скал. Когда он снял треуголку, прядь волос хлестнула его по лицу. Ли сидела на обломке розоватого камня, и он опустился перед ней на колени, протягивая чашку.

— Ветер обжигает ваше лицо.

Она взглянула на него с легким пренебрежением,

— Это не важно.

— Может, вы бы повязали платок?

Она пожала плечами и выпила воды. Он по-прежнему хотел дотронуться до нее, коснуться пальцами ее разгоряченных щек, остудить их.

— Вы не устали? — спросил он вместо этого. — Я могу сам повести осла, если вас это утомляет.

— В этом нет необходимости.

Ее холодный тон давал ему понять, что она хорошо знает эту игру, и что так он ничего от нее не добьется.

Он старался набраться терпения. Он и сам не мог разобраться в мотивах, побуждающих его делать то, что он делал. Он хотел защитить ее, утешить, но не все помыслы его были так святы. Больше всего он хотел прижать ее к себе.

Они ели молча.

— Мне следует вам все рассказать, — внезапно произнесла она. — Я вижу, вы не очень-то охотно задаете вопросы.

Он аккуратно завернул остатки хлеба в салфетку и завязал ее.

— На это еще будет достаточно времени. Это расстраивает вас.

— Нет. — Голос ее был ровным, безжизненным. — Раз уж вы настаиваете на вашем участии, я бы предпочла рассказать вам все сразу. Может, тогда вы перемените свое решение.

Он взглянул на нее и отрицательно покачал головой.

На какое-то мгновение глаза их встретились, а потом она отвела взгляд. Руки ее, крепко сцепленные, неподвижно лежали на коленях. Она смотрела на маленькую серо-черную овсянку, прыгающую с качающейся ветки на ветку придорожных кустов.

С.Т. поигрывал стебельком грубой травы, потом, выдернув его, стал жевать его конец. Он мог видеть, как она раскачивается вперед и назад, точно кусты на ветру, обняв себя руками, пытаясь сжаться, стать как можно меньше.

— Расскажите, почему, — сказал он мягко, видя, что она никак не решится начать. — Почему вы думаете, что это он причинил вред вашим сестрам?