За пиццей Скотт научил меня играть в «Энгри Бердс». Для меня это было большим шагом к победе над моей технофобией. Девушка, которую хотел увидеть Скотт, в тот день не работала, так что мы съели пиццу и вернулись вофис.


Оказавшись снова в своей кабинке, я загнал имя Грейс в Гугл во всех возможных вариациях – первое, второе и фамилия; первое и фамилия; второе и фамилия – и все безуспешно. Как это может быть? Как она живет, умудряясь не оставлять никаких следов в Интернете?

Я думал о том, что произошло с нами. О том, как она выглядела там, в метро, – все так же красива, но совсем другая. Никто не смог бы назвать ее хорошенькой. Хоть она и была невысокого роста, она была слишком красива для хорошенькой, с ее огромными зелеными глазами и гривой белокурых волос. Ее глаза казались запавшими, а черты лица – более жесткими, чем были, когда я видел ее последний раз. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что она не была больше той широкой, вольной душой, какой я знал ее когда-то. Попытки угадать, как она живет теперь, сводили меня с ума.

Из комнаты отдыха, расположенной дальше по коридору, донеслись приветственные возгласы. Я побрел туда и застал конец церемонии объявления моей бывшей женой всем коллегам о своей беременности. Вскоре после нашего развода я остро осознал, что все вокруг меня продолжают жить. А я, застыв, стою на платформе, глядя, как мимо, один за другим, проносятся поезда, и не знаю, который из них мне нужен. Элизабет уже добралась до следующей станции, где основала новую семью, а я пробрался обратно в свою кабинку, стараясь, чтобы меня не заметили. Мне было все равно, беременна она или нет. Я будто оцепенел… Но, тем не менее, по привычной обязанности, оставшейся от нашего развалившегося брака, написал ей письмо.

Элизабет,

мои поздравления. Я рад за вас. Я знаю, как сильно ты хотела детей.

Всего наилучшего,

Мэтт.

Через две минуты в мою почту упал ответ.

Всего наилучшего? Вот так, да? Прожив со мной больше десяти лет, ты так и не можешь сказать мне «с любовью»?

Я не ответил. Мне было некогда. Мне надо было снова попасть в метро.

2. Пять дней после встречи

МЭТТ

Каждый день в обед я ездил по клятой линии F как заведенный, от Бруклина до Центра и обратно, по часу в один конец, надеясь снова увидеть Грейс. Но мне не везло.

Дела на работе шли плохо. Еще три месяца назад я подал начальству заявление с просьбой отправить меня на полевую работу, но мне отказали. И теперь я вынужден был смотреть, как благословленные Элизабет с Брэдом ходят по офису, а все вокруг поздравляют их с будущим ребенком и повышением Брэда по службе, которое случилось немедленно после объявления о ее беременности.

Я же продолжал отвергать любое продвижение вперед в своей жизни. Я был застывшей лужей дерьма. Я вызвался снова поехать добровольцем в Южную Америку вместе со съемочной группой Нэшнл Джиогрэфик. Нью-Йорк перестал быть прежним. Джунгли Амазонки со всеми их прекрасными экзотическими болезнями казались мне привлекательнее, чем моя бывшая жена с ее раздутым от важности мужем. Но мое заявление не получило ни одобрения, ни отказа. Оно так и валялось у Скотта на столе в куче других заявлений.

Я размышлял о текущем состоянии своей жизни, пялясь на белую стену в комнате отдыха. Стоя возле кулера с полупустым бумажным стаканчиком в руках, я перебирал в памяти все пустые, незначащие годы, проведенные с Элизабет, и спрашивал себя: ну почему? Как вышло, что все пошло наперекосяк?

– Эй, старик, ты чего там? – раздался из открытых дверей голос Скотта.

Я повернулся и улыбнулся ему.

– Да ничего, просто размышляю.

– Ну, выглядишь ты вроде пободрее.

– Вообще-то я размышлял, как так вышло, что мне тридцать шесть, я разведен и сижу тут, зажатый в этой проклятой кабинке.

Скотт подошел к кофеварке, налил себе полную кружку и не спеша устроился возле стойки.

– Ты был трудоголиком? – выдвинул он предположение.

– Дело не в этом. Элизабет изменила мне не поэтому. Она бросилась в костлявые объятия Брэда, а он работает еще больше меня. Да блин, Элизабет сама работает больше меня.

– Да что ты все цепляешься за прошлое? Ты посмотри на себя. Ты высокий. С волосами. Да еще, – он помахал рукой в районе моего живота, – у тебя там, кажется, еще и мускулы?

– Это что, проверка?

– Да я бы убил за такую кучу волос, как у тебя.

Скотт принадлежал к типу мужчин, которые лысеют в двадцать два. С тех пор он брился наголо, как Мистер Мускул с рекламы моющих средств.

– Как бабы называют эту штуку? – спросил он, указывая на мой затылок.

– Пучок?

– Не, есть какое-то другое слово, посексуальнее. Но женщинам нравится эта фигня.

– Они называют это мужской пучок.

Он оглядел меня изучающим взглядом.

– Господи, Мэтт. Ты свободный человек. Почему ты не скачешь по саванне? Тошно смотреть, как ты тут киснешь. Я думал, ты давно пережил историю с Элизабет.

Я закрыл дверь в комнату отдыха.

– Ну да. Я давно пережил историю с Элизабет. Я вообще с трудом вспоминаю, что любил ее. Я любил свои фантазии – как мы путешествовали вместе, фотографировали, вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?

– А что с девушкой из метро?

– А что с ней?

– Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.

– Ну да. Наверно. Но проще сказать, чем сделать.

– Тебе надо расширять кругозор. Пойди поищи в социальных сетях.


Найду ли я там Грейс? Я разрывался между желанием сделать все, чтобы отыскать ее, и чувством, что это совершенно бесполезно. Она будет с кем-то. Будет за кем-то замужем. За кем-то, кто лучше меня. Мне хотелось уйти от всего, что напоминало – у меня нет ничего.

– Если ты так переживаешь, то почему не подпишешь мое заявление? – спросил я.

Скотт нахмурился. Я обратил внимание на глубокую морщину между его бровями, и подумал, что мы же с ним ровесники… а он заметно стареет.

– Я имел в виду саванны не в буквальном смысле. Попытка сбежать не решит твоих проблем.

– Теперь ты типа мой психотерапевт?

– Нет, я твой друг. Ты помнишь, как сам просил эту работу в офисе?

Я направился к двери.

– Подумай об этом, а? Пожалуйста, Скотт.

Прежде чем я вышел из комнаты, он ответил:

– Ты не за тем гонишься. Это не даст тебе счастья.


Он был прав, и я мог признать это про себя, но не вслух. Я думал, что, если бы смог снова выиграть приз, получить признание своей работы, это могло бы как-то заполнить черную дыру, пожирающую меня изнутри. Но глубоко внутри я знал, что правильный ответ состоит не в этом.


После работы я сел на лавочку на автобусной остановке прямо возле здания Нэшнл Джиогрэфик. Наблюдая, как толпы людей торопятся по домам, снуют туда-сюда по переполненным тротуарам центра города, я размышлял, можно ли судить о степени одиночества человека по тому, как он или она спешит куда-то. Никто, у кого есть хоть кто-то, ожидающий его дома, не будет сидеть на лавочке после десятичасового рабочего дня и наблюдать за людьми. В моей сумке еще со школьных времен всегда лежала фотокамера «Пентакс», но я не пользовался ею много лет.

Я вынул ее из чехла и начал фотографировать людей: как они входят и выходят из метро, как ждут автобуса, как ловят такси. Я надеялся, что вдруг увижу ее сквозь линзу объектива, как много лет назад. Она была полна жизни; она могла наполнить цветом черно-белое фото лишь за счет своего магнетизма. Я часто думал о Грейс все эти годы. Что-то совсем простое, вроде запаха, или сладких оладушек ночью, или звука виолончели на Центральном вокзале, или парка на Вашингтон-сквер в теплый день, могло немедленно перенести меня в тот год, когда мы учились в колледже. В тот год, когда я влюбился в нее.

Мне было все труднее разглядеть в Нью-Йорке его прежнюю красоту. Справедливости ради многое из былой грязи и беспорядка теперь исчезло, по крайней мере в Ист-Виллидж. Тут стало чище и зеленее, но почти физически заметная энергия города, которую я ощущал в те годы, исчезла тоже. По крайней мере, для меня.

Время идет, жизнь продолжается, места меняются, и люди тоже. А я все не могу перестать думать о Грейс после нашей встречи в метро. Пятнадцать лет – слишком долгий срок, чтобы так цепляться за несколько душещипательных моментов времен учебы в колледже.

3. Пять недель после встречи

МЭТТ

– Мэтт, я с тобой разговариваю.

Я поднял глаза на Элизабет, нависавшую над перегородкой моей кабинки.

– Угу.

– Я спрашиваю: хочешь пойти с нами обедать и заодно обсудить новые слайды?

– С кем – с вами?

– Скотт, Брэд и я.

– Нет.

– Мэтт, – начала она. – Ты должен там быть.

– Элизабет, я занят. – Я разгадывал кроссворд, напечатанный на коричневом пакете, в котором купил сэндвич с индейкой себе на обед. – И, кроме того, я уже ем, не видишь?

– Есть полагается в комнате отдыха. Твой лук воняет на весь зал.

– Это потому, что ты беременна, – пробубнил я в ответ, откусывая сэндвич.

Она фыркнула, развернулась и ушла по коридору, бормоча что-то себе под нос.

Минутой позже в мою кабинку заглянул Скотт.

– Приятель, нам надо пройтись по этим слайдам.

– Слушай, могу я поесть спокойно? И, раз уж ты здесь, ты рассмотрел мое заявление?

Он ухмыльнулся:

– Ты нашел свою девушку из метро?

– Я старался. Целый месяц таскался в Бруклин каждый день. Бесполезно.

Это была правда. Я искал Грейс. После работы я отправлялся по всем нашим бывшим местам в Ист-Виллидж; я даже заходил в общежитие Нью-Йоркского университета, где мы когда-то жили. Ничего.