После душа я быстро высушила волосы и намазала чуть-чуть блеска для губ. У меня был единственный нарядный комплект белья – из дешевого черного кружева, которое чуть-чуть расползалось на бедрах. Я надела его и посмотрела на себя в зеркало в полный рост. Мои нервы стали понемногу успокаиваться. Я слегка подняла руками грудь, а потом провела ими по бокам до бедер. Мне хотелось знать, какой он увидит меня. Кожа везде была гладкой, теплой и влажной. Я натянула через голову свое красное платье в черный цветочек.

Все было готово к отъезду. Вещи сложены, сумки стояли возле двери. Единственным пунктом в моем расписании осталось расстаться с девственностью. Я снова начала нервничать, но я была готова.

Через минуту я постучалась в его дверь. Когда я услышала за дверью шорох, сердце у меня ушло в пятки. Мэтт сказал, чтобы я была уверена, но меня снова охватили сомнения.

Он широко распахнул дверь. В его руках уже был бокал вина, который он мне тут же и вручил:

– Вот. Тебе может понадобиться.

В свойственной мне дурацкой манере я начала болтать что-то вроде:

– Да, но я тут подумала, но я не знаю, может быть, не надо, еще неизвестно, как все будет, и если тебе не понравится… То есть я не знаю, что мне делать… или чувствовать…

– Грейс, остановись. Не надо ничего говорить. Пей свое вино и расслабься. Это просто мы, ты и я.

– Хорошо. – Я подошла к проигрывателю и поставила диск «Зе Бэндс»[9].

– Прекрасный выбор, леди, – отозвался Мэтт с другого конца комнаты, где он запихивал какие-то вещи в сумку.

Он был голым по пояс, а его черные джинсы, в которых не было ремня, свисали ниже линии трусов.

Я плюхнулась поперек кровати, поставила бокал с вином на пол и взяла его камеру.

– Скажи cheese.

Он обернулся и улыбнулся, а я смотрела на него в видоискатель.

– Нет, ты нравишься мне гораздо больше с другой стороны этой штуки. – Он потянулся и взял у меня камеру, и я отдала ее с облегчением.

Я перекатилась на спину и задрала ноги так, что мое платье упало на бедра сверху. Он начал щелкать затвором.

– Грейс, ты такая красивая.

– А я кажусь тебе секси?

– Да. Очень.

Я села на край кровати, а он поставил камеру на тумбочку. Я допила вино, слушая песню, которая как раз началась:

– Она мне нравится.

Он потянулся за подолом моего платья, а я – к пуговице на его штанах.

– Привстань, детка.

– Мэтт, но я совсем не знаю, что надо делать.

– Ты поймешь.

Он поднял платье и снял его с меня через голову, а затем покрыл поцелуями мою шею, как будто это было его единственной целью. Температура вокруг нас повысилась раза в три. Его рука скользила по моей шее, вниз, вниз, и наконец оказалась под кружевами. Я почувствовала его твердость.

Прервав поцелуй, я отступила. Его грудь тяжело вздымалась. Я смотрела, как он пожирает меня широко распахнутыми глазами, и ждала, и так хотела его.

Он кивнул: «Мне все нравится».

На меня что-то нашло, и я наконец почувствовала себя уверенно и вдохновленно. Шагнув к нему, я стянула с него джинсы вместе с трусами и опустилась на колени.

– Вау. – Стоп, это я только что сказала Вау? Я почувствовала себя идиоткой. Я не могла притворяться, будто знаю, что надо делать, особенно теперь, когда увидела эту штуку внизу. Вся напускная уверенность тут же испарилась. Я услышала, как Мэтт усмехнулся.

– Грейс, поднимайся.

– Почемуу? – прохныкала я, когда он поднял меня, схватив под мышки. Я глянула ему в лицо – он скалился во все зубы.

– Ты знаешь, что ты самая прикольная на свете?

Я скрестила руки на груди и скорчила надутую рожицу.

– Черт побери, а я-то пыталась быть сексуальной.

– И это тоже. Идем просто ляжем. Не будем торопиться.


НИКТО никогда не говорит о том, насколько неловко себя чувствуешь в такие моменты. Когда ты пытаешься изобразить то, что видел по телевизору или о чем читал в книжках, все кажется странным и неестественным. Я дотянулась до бутылки и сделала большой глоток. Мэтт тоже лег в постель. Он был совершенно голым. Его спокойная уверенность была настоящим спасением – он не изображал крутого парня, не пытался быть страстным и опытным. Ему и не надо было притворяться ни страстным, ни опытным – он и так был таким. Я с важным видом сняла лифчик и трусики и легла рядом с ним.

Он смотрел вверх. Потом повернулся на бок, оперся на локоть, сказал мне: «Закрой глаза», и начал целовать.

Стало горячо, и напряжение все нарастало. Когда он слегка прикусил зубами мою нижнюю губу, я думала, что потеряю сознание. Он просунул руку мне между ног, трогая меня там. Я не вскрикнула, не затаила дыхание и не остановила его. Я хотела еще, еще касания, еще давления. Я прижала его руку своей и нажала сильнее. Как он и говорил, я знала, что делать. Страх и неуверенность ушли.

Его губы блуждали по моему телу, останавливаясь на груди, его язык играл с моими сосками, а рука продолжала свою работу. Из меня вырывались тихие стоны и вздохи: «Аааахххх». Не так, как это делают женщины в кино, а ненароком, просто от удовольствия. Он сжал мои бедра и поцеловал меня еще глубже. Затем скользнул по шее к уху и целовал там, пока я не начала извиваться под ним. Чистый восторг.

– Почувствуй меня, – прошептал он. Как я могла не сделать этого? Я была готова принять его. Я обхватила его рукой и потянула к себе, туда.

– Немного подожди, – остановил он меня. Он приподнялся и разорвал обертку презерватива.

– Но я принимаю таблетки, – робко заметила я. Он удивленно качнул головой. Я смотрела на него, не мигая. Свет в комнате был тусклым, но его как раз хватало, чтобы мы могли видеть лица друг друга. Нельзя не признать – хорошая шутка иногда бывает уместна перед тем, как навсегда утратить девственность.

Мэтт рассмеялся. Я бесстыдно вытянулась на кровати и снова обхватила его рукой.

– Сделай со мной это. Просто сделай.

Он продолжал улыбаться, но на его лице отразилось уважение.

– Грейс, ты такая непредсказуемая.

Теперь он нависал надо мной, опираясь на локти. Он снова нежно целовал меня, слегка посасывая нижнюю губу. Все вокруг как будто замедлилось, и потом он снова положил руку мне между ног и потрогал меня, еще нежнее, чем раньше.

– Ахххххх, – застонала я.

Он довольно кивнул и приподнял мои бедра, подтянув их к себе. Мое тело раскрылось ему навстречу. Я ждала. Это ожидание усиливало все ощущения – тепло, напряжение, пульсацию внутри меня. И я знала, что так должно быть.

– Я люблю тебя, – прошептал он мне на ухо и тут же оказался во мне. Я ощутила мгновенное давление, но это не было так больно, как я боялась. Он двигался медленно, и скоро это стало казаться совершенно естественным, как что-то, чего мне всегда не хватало. Мы вместе задвигались быстрее, не сдерживая стонов. Было так странно знать, что каждый из нас, двигаясь для собственного удовольствия, дарит его другому. Секс, как ничто другое на свете, может быть эгоистичен и альтруистичен одновременно. Жара и холод, инь и ян, черное и белое, и все, что между ними. И наконец весь мир обрел новый смысл. Я постигла его главный секрет.

Эхо его слов продолжало отдаваться в моем мозгу в такт нашему движению. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Я тоже люблю тебя. Всегда. Навсегда.

13. Что же изменилось?

ГРЕЙС

Нам с Мэттом удалось поспать буквально двадцать минут до того, как зазвонил будильник. Выключив его, он перекатился на меня, прижавшись всем своим обнаженным телом. Я запустила руки в его шевелюру, а он наклонился и, обхватив губами мой сосок, начал лизать и слегка покусывать его. Темнота комнаты была как будто заряжена электрической энергией.

– Тебе не больно? – спросил Мэтт шепотом.

– Нет.

Я хотела его всем телом… Снова. Я ожидала каких-то болезненных ощущений внутри, крови или кошмарных сожалений о том, что всего несколько часов назад я была девственницей. Но ничего такого не наблюдалось – кроме двух ненасытных молодых тел, жаждущих друг друга.

Он продвинулся от спины к шее и теперь целовал ямку у меня за ухом. Я тяжело задышала. Двухдневная щетина на его лице возбуждающе покалывала мне шею. Бедром я чувствовала его твердость и жар, он прижался ко мне изо всех сил…

– Ооо, Мэтт…

– Мне нравится это слышать.

От его шепота в ухо меня всю словно пронзило током. Я задрожала всем телом. Нас больше ничто не могло остановить. Сила этих ощущений лишала воздуха. Наши тела сливались, сцеплялись, сжимались, целовались, кусались, двигались вверх и вниз, катались туда и сюда по узкой кровати Мэтта, непрерывные в своем движении.

Он повернулся на спину и посадил меня верхом, сказав: «Вот так», а затем приподнял мои бедра и устремился в глубь меня. Я выгнула спину и прижала руки к его твердому животу.

Я слышала, как мои собственные звуки, похожие на слабое мяуканье, смешивались с глубоким, тихим, утробным шумом, вырывавшимся из груди Мэтта.

– Ты чувствуешь? Ты чувствуешь это, Мэтт? – я задвигалась быстрее.

– Да, детка, – ответил он приглушенным голосом. Его глаза были затуманены желанием, губы раскрыты.

Я задвигалась еще быстрее, а затем откинулась назад, положив руки ему на бедра, еще усиливая темп. Он прижал большой палец к клитору. Легкие движения его пальца затмили мне целый мир. Стены могли бы обрушиться, моя виолончель в углу – заняться пламенем, а я бы осталась там, где была, до самого конца, соединенная с Мэттом воедино, двигаясь в одном ритме с ним.

Когда начались судороги, он сжал руками мою талию и напрягся. Я чувствовала, что мой рот раскрыт, но из него не вырывается ни звука. Я не могла вздохнуть, боясь, что все может закончиться. Я закрыла глаза. Было так странно: я не то чтобы забыла про Мэтта – это было невозможно, – но я не осознавала ни себя, ни его. Я забыла, где я и что со мной, когда в порыве восторга по моему телу побежали, чередуясь, холодные и горячие волны. Где-то внизу снова началось движение, более сильное, чем раньше. Мэтт издал странный полузадушенный звук.