Она наклонилась близко к Фрэдди и положила руки ему на плечи. Граф не двигался. В темноте он казался таким огромным. Он продолжал улыбаться, как казалось Кэтрин, насмешливой улыбкой. А Фрэдди считал, что ведет себя просто великолепно, и опасался только того, что сохранять самообладание с каждой секундой становилось все труднее и труднее.

— Обними меня, — сказала она.

Руки мужа тотчас же обвили ее бедра и прижали к себе. Раздвинув его ноги своими, Кэтрин со вздохом опустилась коленями на сиденье стула. Тело Кэтрин прикрывали лишь тонкие кружева лимонно-желтой ночной рубашки. Фрэдди хотелось выть от исходившего от нее сладостного влажного тепла.

— Крепче, — прошептала она, склоняя голову ему на грудь.

Он повиновался. Граф еще теснее обвил ее бедра, сильно прижал ее мягкое ароматное тело к своему. Только тонкий шелк разделял теперь его налитые мышцы и мягкие груди.

Кэтрин уткнулась лицом в его шею и с наслаждением вдыхала его аромат, присущий только одному мужчине — графу Монкрифу. Она потерлась носом о его кожу, а затем нежно прикоснулась губами к мочке его уха.

— Поцелуй меня, — попросила ласковая покорительница, наклоняя к нему голову.

Фрэдди поцеловал. Это был милый, но лишенный страсти поцелуй. Так дедушка мог бы поцеловать внучку.

— Не так. — Кэтрин слегка прикусила его нижнюю губу и быстро, чуть касаясь, пощекотала ее языком. Она вспомнила его уроки, полученные в Мертонвуде, и ее поцелуи становились все страстнее.

Низ живота буквально пылал. Облако страсти расплылось сладостным туманом по всему телу. Она вся дрожала от желания и, казалось, искрилась страстью, доставляя ему сладостную муку. Но он оставался по-прежнему неподвижен.

Прерывисто дыша, Кэтрин еще раз поцеловала его в губы и провела дрожащей рукой по волосам. Затем ее пальцы заскользили по его груди, плечам и сомкнулись на спине. Она наклонилась еще ниже и прислушалась к его сердцу, бешено стучавшему, как и ее собственное. За дело вновь принялись губы, покрыв горячими короткими поцелуями грудь Фрэдди, его плечо и замерев в небольшом углублении между ключицей и шеей.

Глаза графа были закрыты, лицо казалось непроницаемой маской.

— Ты решил, что у нас сегодня это не должно получаться так просто, да, Фрэдди?

Его имя в ее устах прозвучало соблазнительной, нежной мелодией. Он открыл глаза и медленно покачал головой.

Вспоминая то, чему он ее научил, Кэтрин облизнула губы и заглянула в глаза мужа. Улыбка графа стала мягкой и чувственной. Даже в темноте было видно, как на его лице отразилась бурлящая в нем страсть. Он явно ослабил сдерживающие его узы.

— Я хочу чувствовать тебя в себе, Фрэдди, — прошептала она. — Войди в меня.

Кэтрин склонилась еще ниже и храбро провела пальцами по вожделенной части его тела. Дни неудовлетворенного возбуждения требовали награды. От прикосновения Фрэдди вздрогнул, и она почувствовала на руке капельки влаги. Кэтрин улыбнулась, в глазах заплясали озорные бесенята.

— Ты хочешь меня, Фрэдди? — Вяло лежащие на ее талии руки мужа пришли в движение. Он крепко обнял ее и тут же дрожащими пальцами стянул ее шелковую рубашку. Кэтрин неотрывно смотрела в его загорающиеся глаза. Он разглядывал ее груди с потемневшими после родов сосками. Взгляд Фрэдди уже искрился страстью. Слова ее — теперь уж совсем очевидно — действовали так, как нужно.

— Мне хочется почувствовать твои губы здесь, — произнесла она вкрадчивым тоном, притрагиваясь к вздрагивающему соску.

Это уже было выше всяких сил. Подобно тигру, вырвавшемуся из клетки и кинувшемуся на добычу, Фрэдди сбросил путы самоограничения…


На этот раз память ее не подвела. Эта была первая мысль Кэтрин, когда она очнулась в объятиях мужа. Он спал, уткнувшись головой ей в подмышку. Руки остались на том же месте, где были, когда его, утомленного бурными ласками, застал сон. Это произошло совсем недавно, и Кэтрин подумала, что она все-таки развратная женщина, коль ей так хочется поскорее разбудить его вновь. Она с наслаждением вдохнула мускусный аромат мужского тела.

Нет, память не подвела. Все было именно так, как она представляла в мечтах во время бессонных ночей. Отзвуки волшебного наслаждения все еще бродили в ней, заставляя трепетать и жаждать повторения. Она вздохнула и начала потихоньку поворачиваться, чтобы оказаться еще ближе к Фрэдди.

Глава 23

Будто и не было этой ночи.

Кэтрин проснулась одна в своей собственной постели, и, судя по поведению Фрэдди, все будет без изменений, пока она не напишет ему новое послание. И не на кого обижаться. Граф точно выполнял ее же собственные условия, и выполнял весьма добросовестно. Беда была в том, что она этого уже совсем не хотела.

Наблюдая за Фрэдди, Кэтрин замечала все больше изменений в нем. Он почти неуловимо отдалялся от нее и все больше сближался с детьми. Он открылся ей совсем с неожиданной стороны: спокойный, добродушный человек, который часто улыбался, а порой и громко смеялся. Гордость, которой он так и светился при виде детей, и любовь к ним удивляли и даже обескураживали Кэтрин.

А ее он совсем не замечал, словно она вдруг стала невидимкой.

Боже правый, похоже, она начинает ревновать его к собственным детям! Как можно назвать такую мать? Не превращается ли она в бессердечное чудовище?

Именно его лицо видели теперь дети перед сном. Он обязательно приходил в детскую, чтобы поправить их одеяльца, чмокнуть в носик Джули и погладить покрытую мягким пушком головку Робби. Днем Фрэдди использовал любую свободную минуту, чтобы побыть с малышами.

В одно прекрасное утро, когда Кэтрин, как обычно, пришла в детскую разбудить Робби, Абигейль сообщила, что его уже забрал к себе граф. В кабинете ее ожидала умилительная картина: Фрэдди сидел за столом, погрузившись в изучение каких-то документов, а на его коленях примостился крошечный сын и с не менее серьезным видом теребил ручками какие-то бумаги. Отец время от времени поглядывал на мальчика и нежно улыбался.

— Он перевернет здесь все вверх дном, — заметила Кэтрин, забирая Робби.

— Возможно, — невозмутимо ответил Фрэдди, не отрывая глаз от письма.

С того дня он повел против нее необъявленные боевые действия. То неожиданно исчезала Джули, и слуги сообщали взволнованной графине, что девочку взял с собой на пикник граф. То Робби не оказывалось в детской, и Абигейль с круглыми от удивления глазами рассказывала, что его уже унес куда-то Фрэдди.

Однажды Кэтрин встала позже, чем обычно. Она проворочалась почти всю ночь, борясь то с подступавшими к глазам слезами отчаяния, то с приступами гнева. Настроение менялось, как положение маятника, переходя из одной крайности в другую. Уснула она только под утро. Когда она проснулась, то посмотрела на часы и поспешила в детскую. К своему величайшему удивлению она увидела там мужа, который лежал на полу у ящика с солдатиками. Абигейль отошла в сторону, весело улыбнулась хозяйке и вышла, осторожно закрыв за собой дверь. Кэтрин стояла около двери и наблюдала, как Фрэдди обстоятельно объяснял сидящему рядом на ковре сынишке значение каждой оловянной фигурки.

— А вот это твой капитан, Робби. Он ведет полк в бой. — Только сейчас Кэтрин заметила разложенное на полу одеяло, складки которого превратились в пологие холмы и крутые ущелья. На двух самых больших возвышенностях разместились противоборствующие войска оловянных солдатиков, явно готовящиеся к битве.

Слушающий отца Робби неожиданно схватил вражеского кавалериста и засунул в рот.

— Ну!.. Возможно, таким путем тоже можно выиграть битву, сынок, но я сомневаюсь, что Ганнибал кушал своих противников, — весело улыбнулся Фрэдди, любуюсь сыном.

Робби рос быстро, меняясь почти с каждым днем. Он уже пытался ходить, ухватившись за палец отца и забавно покачиваясь. Его любопытные, живые глазенки с жадностью впитывали окружающий мир. Он никогда не капризничал и не хныкал по пустякам, но положенное требовал во весь голос. В этом Фрэдди убедился на собственном печальном опыте, когда однажды оказался с проголодавшимся малышом наедине. Но это только укрепило его мнение о Робби как о самом умном, красивом и чудесном из всех сыновей на свете.

— Не кажется ли тебе, что он еще маловат для войны? — спросила, улыбнувшись, Кэтрин.

Граф обернулся на ее голос, и лицо его сразу сделалось серьезным, а улыбка исчезла.

— Возможно, — ответил он. — А возможно, это самое лучшее время, чтобы научиться побеждать.

С этими словами он поднялся, слегка поклонился и вышел. Кэтрин с трудом успокоила сына, который с ревом тянул пухлые ручонки к двери.

— Все хорошо, Робби, — ласково прошептала она. — Папа скоро вернется.

Если бы это было правдой. Но Кэтрин прекрасно знала, что Фрэдди не придет в детскую до тех пор, пока в ней будет находиться его жена.

«Он оказался прекрасным отцом», — подумала Кэтрин. Ее муж просто души не чаял в своих детях. И Джули, и Робби просто купались в этой бескорыстной любви, которой так недоставало ей самой. Кэтрин наблюдала за отношениями Фрэдди и детей и ощущала сладкую нежность и смешанную с болью горечь. Она завидовала детям и уже не стыдилась этого. Ее искренне радовало, что Фрэдди так стремится к ним. Она завидовала им потому, что к ней самой граф Монкриф относился с холодным презрением.

Абигейль взяла записку, подняла брови, затем удивленно посмотрела на хозяйку и пожала плечами. Этим вечером ей будет достаточно тяжело без веселой болтовни своей служанки, подумала Кэтрин. Стараясь отогнать неприятные мысли, она резко покачала головой и, взяв зеркало, принялась примеривать самое неотразимое и интригующее выражение лица.

Она утром дала себе слово, что все изменится, и намерена его сдержать.


Фрэдди снова получил такое же откровенное послание и подумал, что жена либо страстно хочет его, либо гнев ее дошел до крайнего предела.

К предстоящей встрече Фрэдди готовился даже тщательнее, чем к первой. Похожие ощущение были у него в шестнадцать лет, когда отец, решивший посвятить сына в мужчины, взял его в свой любимый бордель. Там их ожидали две роскошные, очень дорогие и на все готовые проститутки. Как и тогда, было немного страшно и любопытно.