Всю дорогу от аэропорта Элизабет контролировала каждое свое движение, каждое слово, боясь выдать себя ненароком, и только в ресторане ей удалось наконец чуть-чуть расслабиться.

Тут было так уютно, так покойно, официанты были так профессионально расторопны, что волны ее сумбурных чувств уже не пытались вырваться наружу, – панели из матового стекла, кожаные сиденья шоколадного цвета и теплая атмосфера гасили их.

Джордж сделал заказ и, откинувшись в кресле, спросил:

– Ну, как там Венеция? Съемки не слишком тебя утомили? Рассказывай, я сгораю от нетерпения. Было время на что-нибудь еще?

Вот и представился случай все рассказать. Нет, не сейчас, подумала Элизабет. Он так счастлив. Пусть еще немного порадуется жизни.

– Я, правда, очень устала и хочу есть, – ответила она слегка капризным голосом, пытаясь скрыть таким образом свою растерянность. – К тому же впечатлений слишком много, у меня в голове пока полный хаос. Нужно сначала переварить их и разложить по полочкам. Еще успею надоесть тебе всякими дурацкими подробностями. Лучше ты расскажи, как съездил в Японию.

Джордж начал рассказывать, а Элизабет, слушая его вполуха, оглядела зал.

За соседним столиком сидели немец чуть старше пятидесяти и изящный спортивного вида итальянец, который был моложе по меньшей мере лет на двадцать. Они вели оживленную беседу: итальянец доказывал что-то, эмоционально жестикулируя, а немец производил впечатление человека, пришибленного обстоятельствами, – он все время тер виски и беспомощно глядел на своего молодого собеседника. Оба они разговаривали друг с другом то по-итальянски, то по-немецки. Итальянец, скорее всего флорентинец, тараторил как заведенный и даже несколько раз хлопнул немца по плечу, отчего тот еще больше испуганно сжался.

Элизабет не смогла уловить сути их беседы – они говорили на каком-то научном жаргоне, – и потеряла к ним всякий интерес.

Тут как раз принесли жареное фуагра с карамелизованным цикорием, и она переключилась на еду, получая истинное удовольствие от восхитительных блюд и напитков: французский суп с кексом, нежнейшая телятина, равиоли с крабом, брют, который был выдержан так, что практически уносил в облака, и наконец – клубника в йогурте, поданная на сухом льду. Да, Джордж умел доставить ей удовольствие. Впрочем, ему это ничего не стоило, кроме денег, которых у него было навалом.

Обсуждая, какие они оба все-таки гурманы, разбирая каждое блюдо по косточкам и восхищаясь мастерством шеф-повара, Джордж и Элизабет на время забыли, он – о своих тревожных предчувствиях, она – о желании исповедаться, благодаря чему ужин удался на славу.

Домой они приехали уже за полночь.

– Ты, наверное, смертельно хочешь спать, – сказал Джордж, вновь проявив свою назойливую заботу. – Я поменяю постельное белье, а то это уже двухдневное. – Да, – ответила Элизабет. – Только посмотрю почту, может, были какие-нибудь интересные предложения о работе.

А про себя подумала: и это мужчина, который не видел свою жену более двух недель! Даже до встречи с Ником такая его «обходительность» убивала в ней любые желания.

Включив компьютер, Элизабет вошла в почту и среди прочих сообщений сразу увидела письмо от Ника. Она почувствовала, как к ее лицу подступает жар, а по телу бегут мурашки.

...

«Любовь моя! – прочитала она. – Эти два слова трепещут у меня на губах с тех пор, как я обрел величайшее счастье – любить тебя, ибо нет минуты, когда бы я не думал о тебе! Ни один человек в мире не был более поглощен и охвачен любовью, чем я, – с момента нашей встречи, которая перевернула и потрясла до основания всю мою жизнь.

Да, наша любовь должна была родиться именно так – с чудесной и почти божественной легкостью распускающегося цветка.

О, взгляд твоих искрящихся счастьем глаз! О, твоя улыбка, не знающая себе равных! Прошлое умирает в этот миг, и рождается новый день.

Я обожаю тебя. Никогда ни одна женщина не была любима так, как ты.

Мои чувства невозможно описать словами.

Мы обязательно должны быть вместе, иначе жизнь, по крайней мере моя, потеряет всякий смысл.

Страдающий без тебя,

Ник».

Невероятные усилия потребовались Элизабет, чтобы сдержать свои эмоции и ответить максимально нейтрально, но при этом дав ему понять, как он дорог ей.

...

«Любовь моя! – написала она. – Мне так понравилось это твое обращение, что захотелось его повторить.

Я немного удивилась и очень обрадовалась, сразу получив от тебя письмо. Оно продлевает нашу встречу и добавляет еще одну черточку к тому твоему образу, что теперь всегда со мной, ибо нас связывает невидимая нить, которая не может порваться, потому что она нематериальна. Мы, как две горящих свечи, склонились друг к другу и слились в едином пламени – жарком и всепоглощающем. Так давай наберемся терпения и не будем гасить это пламя слезами по тому, с чем придется расстаться.

Всегда твоя,

Лиза».

Элизабет быстро пробежала глазами остальные сообщения, одно ее даже заинтересовало, но она решила подумать об этом завтра, поскольку сегодня была уже не в состоянии рассуждать здраво.

Вскоре, облачившись в одинаковые пижамы – Джордж почему-то считал, что это подчеркивает их близость, – они вместе отправились в ванную – чистить зубы над симпатичными раковинами «он» и «она». Отражения их лиц в зеркалах напомнили Элизабет старинные картины из какого-нибудь музея – портреты людей с безжизненным взглядом.

В тишине было отчетливо слышно, как они оба чистят зубы зубной нитью и щеткой.

Джордж сплюнул и потер глаза. Лиза взглянула на него – на человека, рядом с которым проделывала мелкие, но достаточно интимные повседневные процедуры. На этого чужого человека.

Она понятия не имела, о чем он думает. Мысли Джорджа были для нее загадкой. И не из приятных.

Поначалу он казался ей таким заботливым, таким надежным. За его широкой спиной можно было спрятаться от жизненных неурядиц.

Но когда она ухватилась за эту спасительную соломинку – когда вышла за него замуж, – он исчез. Если вообще когда-либо существовал на самом деле.

Джордж поднял глаза и заметил ее изучающий взгляд. Она вымученно улыбнулась ему. И они отправились спать.

Натянув одеяло до самого подбородка – кондиционер работал на полную мощь и в комнате было прохладно, – Элизабет повернулась к Джорджу спиной. Он робко попробовал расшевелить ее, но она пробурчала, что очень устала, и выключила свет. Джордж разочарованно вздохнул, однако смирился с неизбежным, поскольку гипертрофированная деликатность не позволяла ему настаивать на своих супружеских правах.

Только бы удалось побыстрее заснуть, подумала Лиза. Может, хотя бы во сне рядом с ней будет тот, кому она отдала свое сердце.

Мыльные пузыри облаков, проскользнув сквозь узор занавесок, украдкой проникли во тьму тихой спальни и рассыпались по подушке, прикорнув ненадолго в пышных кудрях Элизабет.

Она слышала, как утром Джордж уходил – у него были важные дела, – но притворилась, что еще спит.

Большую часть ночи ее мучили тревожные мысли, и, даже когда она наконец заснула, они трансформировались в тяжелый сон, на протяжении которого Джордж всячески унижал ее и обвинял во всех смертных грехах, что в жизни было ему совсем несвойственно.

Тончайший дождик душа отгонял контуры теней ночного кошмара, пока вовсе не смыл их, позволив ей чуть шире приоткрыть глаза и взглянуть на ситуацию более спокойно.

«Не нужно мне заново переживать ничего такого, что уже было в моей жизни, – размышляла Элизабет. – Утраченный рай – это не про меня».

Приняв благодарность за любовь, она довольно быстро поняла свою ошибку, однако до встречи с Ником старалась не зацикливаться на этом. Тем более что Джордж был таким трогательным старомодным рыцарем по отношению к ней. Но снова смотреть, как он приходит, и твердить себе – что Лиза постоянно и делала – «я больше не могу» или «меня это достало», нет, теперь она на такое уже не способна.

В шикарной квартире Джорджа Элизабет не чувствовала себя дома, временами задаваясь вопросом: «Что я здесь делаю?» И вдруг, словно вспышка, – она понимала, что это не ее жизнь. И тут же, естественно, хотела уйти: зачем оставаться даже на минуту в этой чужой, не ее жизни, поддерживая видимость отношений? И все-таки оставалась, продолжая жить с человеком, с которым ее почти ничего не связывало.

Пора разорвать этот порочный круг. Надо поговорить с Джорджем как можно быстрее: чем дольше тянуть – тем хуже будет.

Вот только как объяснить ему свои чувства? Ведь это ее личная жизнь, она его не касается. Это только между ней и Ником, никто и представить себе не может, насколько у них все по-настоящему. И насколько сами они настоящие.

Вспомнив про сообщение, которое вчера заинтересовало ее, Элизабет накинула халат и поспешила в свою комнату, где, войдя в почту, снова перечитала письмо. Взглянув на дату, убедилась, что оно свежее.

Ей предлагали небольшую роль в популярном американском сериале про врачей, который с успехом шел уже не один сезон, но по-прежнему имел высокие рейтинги. Им по сюжету понадобилась молодая привлекательная англичанка с настоящим британским акцентом, и кто-то порекомендовал ее.

До встречи с Ником Лиза, возможно, и отказалась бы от этого предложения, и не потому, как она однажды объясняла в аналогичном случае, что у нее скептическое отношение к американским фильмам, а потому, что она не любила летать и от таких длительных перелетов обычно воздерживалась. Ее родители погибли в авиакатастрофе, и с тех пор самолеты не внушали ей доверия.

Однако сейчас работа в Америке была очень кстати. Конечно, лететь через океан на другой конец света ей совсем не хотелось, но ради общего блага можно и потерпеть. Всем станет лучше, если она уедет из Лондона, и желательно подальше. У Ника будет время спокойно разобраться в своей ситуации и принять какое-то решение. Джордж свыкнется с ее уходом и попробует начать новую жизнь. А она, находясь достаточно далеко, не сможет им в этом помешать. Да и ей самой так будет проще.