Хелена О. Банч

Превратности любви

Моей дочери, с любовью

Глава 1 Он

Любовь – это огонь, который пылает своими первыми угольками в укромном уголке одного сердца, зажигая странствующую искру в другом сердце, сияет и ширится, пока не сформирует и не напитает множество мужчин и женщин в одно вселенское сердце, а тогда светит всему миру, одаривая всех своим щедрым светом.

Ральф Уолдо Эмерсон [1]

Они познакомились в Венеции.

В атмосфере уже два дня творилось что-то невнятное. Над морем, тихо плескавшимся вдоль огромного песчаного пляжа, царило не поддающееся описанию сияние – это был не вечерний и не утренний свет: подобное сияние, наверное, окутывало планеты до начала времен, до разделения воды и земли, почти текучее свечение. Но настоящего дождя не было, нет; по сути, слегка моросило.

Ник устал ждать у моря погоды, в самом прямом смысле этого выражения, и решил провести время с пользой, съездив на экскурсию в Венецию, представляющую собой, как гласил рекламный проспект, «утонченный цветок цивилизации, выросший на хрупкой, но благодатной полоске между землей и водой».

Если бы он знал тогда, чем закончится эта экскурсия…

Когда он приехал в Италию, сбежав от навалившихся на него проблем, то хотел лишь одного – побыть в одиночестве, чтобы разобраться в своих чувствах, в своей жизни и в себе самом.

Курортное местечко Венецианской Ривьеры Лидо ди Езоло, давно облюбованное немцами, позволяло надеяться, что соотечественников там будет немного, а значит, не придется общаться с другими отдыхающими, чего ему делать совершенно не хотелось.

Но в первый же день, когда Ник, лежа в шезлонге, принимал солнечные ванны, пытаясь найти безболезненное решение своих проблем, его оторвала от этого занятия группа американцев, расположившаяся на пляже рядом с ним.

– Ну, вот, сам посуди, – говорил небритый парнишка, который явно хотел выглядеть старше своего совсем еще юного возраста. – Они, считай, целый час болтали, лежа в шезлонгах, под зонтиком. Впрочем, без умолку тараторила в основном старуха лет сорока. Ее подруга листала журнал с выражением величайшей скуки. Прямо французская красотка на Лазурном Берегу, да еще и волосы собраны наверх, и солнцезащитные очки в пол-лица. Словно принцесса, никого не удостоила даже взглядом.

– Не тебе чета: ты только и делал, что пялился на нее, – недовольно заметила единственная девушка в их компании – яркая брюнетка в желтом купальнике.

– И я, и весь пляж, – согласился небритый парень. – Это была телка прямо как с экрана, и такие сись…

– Все уже представили, – вновь с резкими интонациями в голосе перебила его брюнетка.

– Не думаю, что это можно представить. Воображения не хватит. И вдобавок – белая, как мрамор. Будто привидение, аж страшно. Рядом с ней вторая смотрелась чучелом.

Видимо, для него этот эпизод стал главным событием лета, а то и вообще всех летних сезонов, которые ему довелось прожить. Если брюнетка была его девушкой или вроде того, то Ник ее понимал. Участь бледной тени на фоне загадочной красотки явно ее не привлекала.

– Ну, так вот, – не унимался небритый рассказчик, – какое-то время все продолжалось в том же духе, и тут старуха раскипятилась, начала отнимать журнал и просить, чтобы подруга на нее посмотрела, – а та взяла и посмотрела. Да как! Это был просто отпад. Старуха буквально остолбенела, разинув рот. А принцесса, не проронив ни слова, встает, снимает очки, швыряет в сторону журнал и идет к морю. Добавь сюда еще музыкальное сопровождение – и готовый видеоклип.

– Ах, несите скорее ведро для слюны, – съязвила брюнетка.

– Да ладно тебе. Все ее пожирали глазами, не он один, – вступился за приятеля рыжий юноша, чье тело было сплошь покрыто веснушками. – Женщины тоже не сводили с нее взглядов. Она и вправду привлекала к себе внимание.

– Дойдя до воды, – продолжал небритый парень, – она занырнула и поплыла. Плавала она – просто фантастика, руки длинные, как змеи, если только существуют белые змеи. За считанные секунды доплыла до буйка, эротично обвила его руками и через мгновенье рванула дальше – в открытое море…

Ник не дослушал, чем закончилась эта история, решив, что для первого дня солнечных ванн с него уже хватит. К тому же компания этих молокососов все равно не даст ему сосредоточиться на своих мыслях.

Позагорать он еще успеет.

Но уже к вечеру погода испортилась.

Находясь «под коленочкой ботфорта итальянского сапога», Венецианская Ривьера обычно отличается мягким климатом, безоблачным небом и без устали палящим ласковым солнцем. И надо же было такому случиться, чтобы именно в день его приезда погода объявила забастовку. Гулять под моросящим дождем ему не хотелось, сидеть в одиночестве в баре – тоже. Вот он и записался на экскурсию в Венецию, дабы чем-то себя занять. А тут, на счастье, и дождь прекратился, температура воздуха и при отсутствии солнца была комфортная, хотя вязкая духота не предвещала ничего хорошего.

Как только все погрузились на катер, экскурсия началась. Большой канал, который – плавно изгибаясь на пути от Пьяццале Рома и железнодорожного вокзала до просторной акватории Сан-Марко – делит город на две части, был своего рода парадным входом в Венецию. И туристы, в том числе и Ник, не могли оторвать глаз от готических, ренессансных, барочных, неоклассических особняков, раскинувшихся по берегам, и от монументальных соборов, взметнувших в небо маковки куполов.

Но вскоре, сразу за крутым поворотом канала, бо́льшая часть группы устремилась к правому борту, чтобы получше разглядеть – нет, не очередную готическую или барочную жемчужину, а целующуюся в гондоле парочку, которую снимали с двух следующих рядом катеров.

– Каждый раз, когда начинаются очередные съемки, все сходят с ума, – посетовал экскурсовод. – Либо хотят попасть в массовку, либо познакомиться со звездами, либо просто поглазеть на происходящее.

– Но ведь это выгодно для туризма, – подал голос пожилой мужчина из группы.

На вид ему можно было дать не более пятидесяти лет. Красивое с правильными чертами лицо, благородная седина на висках. А глаза его были настолько черны, что казались тонированными стеклами роскошного лимузина – изнутри видно все, но внутрь заглянуть невозможно.

– На самом деле ничего хорошего для города в этих бесконечных съемках нет, – возразил экскурсовод. – Участникам массовки платят гроши, а публике, которая смотрит фильмы, нет никакого дела до того, где снимали картину. К тому же эти киношники ужасные грубияны и оставляют после себя горы мусора.

Поскольку импровизированная съемочная площадка осталась позади, экскурсовод снова вернулся к своим прямым обязанностям.

– Тысячи туристов приезжают сюда со всех концов света и сразу влюбляются в наш город, – монотонно забубнил он привычные фразы.

Рядом с Ником сидела странная парочка – лысый толстяк в яркой майке с Микки Маусом и совсем молоденькая девушка с косой и в длинном, расшитом бисером платье с глубоким вырезом. Явно американцы. Их, похоже, вообще не интересовала экскурсия и потрясающие виды Венеции – они были увлечены беседой друг с другом.

– Ну, ты ведь знаешь, какой он «маменькин сынок», – говорила девушка.

– Знаю, он при ней как верная собачонка – смотрит с обожанием в глаза, боится слова лишнего сказать, разве что руки не лижет, – брызжа слюной, отвечал толстяк.

– Представляешь, что со мной было, когда я разбила машину его матери?!

– Не представляю. От этой женщины можно ждать чего угодно – настоящее исчадие ада.

А рыжая девица с конским хвостом все время, пока они плыли по Большому каналу, оживленно болтала по телефону.

Из ее реплик Ник понял, что она диск-жокей на какой-то радиостанции, а парня, с которым она встречается, недавно арестовали за торговлю кокаином и угрозы в адрес полиции, потому-то она и «рванула в Венецию, чтобы привести свои нервы в порядок и, может, чуть-чуть оторваться».

Но особенно его поразили две чопорные старушки, без сомнения англичанки, которым на двоих было лет сто пятьдесят. Мало того, что они – в таких-то годах! – путешествовали по Европе, так еще и беседовали на тему, не очень соответствующую их возрасту.

– То, как мы используем слово «любовь», – рассуждала одна из них, – показывает, насколько мало мы о ней знаем. Мы говорим: «Я люблю клюквенный пудинг, я люблю мой спортивный автомобиль, я люблю теннис… и я люблю мою жену (или моего мужа)». Мы пользуемся одним и тем же словом. Но разве имеем в виду одно и то же? Как часто под словом «любовь» мы подразумеваем: «Я желаю… я хочу иметь… я получаю удовольствие от…».

– Слово «любовь» настолько всеобъемлюще и непостижимо, что не поддается определению, – соглашалась с ней вторая.

Им бы о Боге и о вечном покое думать, а они – туда же! Любовь, понимаете ли…

«До чего же все-таки пестрая компания подобралась в нашей группе», – мысленно отметил Ник и снова сосредоточился на том, о чем говорил экскурсовод, которому, если судить по кислому выражению его лица, все эти туристы уже до смерти надоели.

Пешая экскурсия начиналась с площади Сан-Марко. Ник знал, что ее называют «сердцем» Венеции, и теперь мог воочию убедиться, что это не просто слова.

Пока экскурсовод рассказывал, что здесь сконцентрированы символы религии (базилика), политической власти (Дворец дожей) и власти судебной (Прокурации), а также культуры (библиотека «Марчана»), Ник, не особо вслушиваясь, просто глазел по сторонам. Зачем нужны такие исторические экскурсы, думал он, когда о благородстве и величии площади беззвучно говорят ее камни. Если кому-то до зарезу нужно знать, чем «пьяцца» отличается от «кампо», всегда можно прочесть об этом в проспекте.

Глядя на голубей – одну из достопримечательностей площади Сан-Марко, – Ник вдруг вспомнил романтическую историю, которую вычитал в какой-то книге. Однажды ночью, говорилось в ней, двое влюбленных, что шептались под свинцовым пологом собора, были убиты собственной страстью. Их излияния не смогли пробиться сквозь мрачную неприступность свинца и заполнили все пространство под куполом, так что воздуха не осталось. Влюбленные задохнулись, а когда ризничий открыл узкую дверь, слова, рвущиеся на свободу, сбили его с ног, устремились к небу и еще долго парили над городом в виде голубков. «Может, и эти голуби – слова любви, которые шептали здесь друг другу влюбленные разных эпох?» – подумал он.