Глава третья

Самообладание понадобилось Френсис раньше, чем ей казалось. При ее активном участии готовился бал в пользу сиротского приюта, и герцогу Лоскоу было направлено приглашение. Женский комитет постарался организовать бал на самом высоком уровне, чтобы не стыдно было призвать к участию в нем и высшее общество. Ну а герцог сделал щедрое пожертвование на приют, так что не пригласить его было просто неприлично.

Горячие споры разгорелись вокруг вопроса, где проводить бал. Гостиницу с достаточно просторными помещениями найти было нелегко, да и вряд ли владелец согласился бы отказать своим постоянным клиентам, чтобы освободить помещения для бала.

– Мне кажется, лучше всего подходит Коррингам-хаус, – сказала Френсис.

Она уже давно не устраивала ничего столь грандиозного; обычно приглашала нескольких гостей на скромный ужин, после которого время проходило за музицированием да игрой в вист. Тем увлекательнее это показалось Френсис.

И вот настал заветный субботний вечер. Дело было в мае, когда Лондон только начинал свой летний сезон. Коррингам-хаус сиял огнями. Весь день специально нанятые слуги чистили и натирали бальный зал, расставляли столы и стулья, тарелки и бокалы. В столовой поставили длинный общий стол и множество маленьких столиков для любителей тесной компании. В пышущей жаром кухне царило настоящее столпотворение, суетились, поминутно сталкиваясь и ругаясь, десятки поставщиков провизии, поваров, учеников и прочих. К вечеру помещения украсили цветами и прибыли музыканты.

Френсис последний раз прошлась по дому, проверила, все ли в порядке. Удостоверившись, что все идет как надо, она поднялась на третий этаж в свою спальню, где ее ожидала Роуз. Какое это было удовольствие – после всех треволнений посидеть несколько минут в теплой благоухающей ванне, а потом отдаться заботам хлопотливой Роуз.

Когда первая карета подъехала к дому, Френсис уже стояла у входа в полной готовности.

Раньше всех явились, естественно, дамы из комитета, затем приехала ее падчерица Аугуста со своим мужем сэром Ричардом Харнэмом. Френсис очень обрадовалась.

– Как хорошо, что вы приехали, – сказала она, целуя падчерицу. – А то я боялась, что никто не приедет и выйдет нечто убогое.

– Глупости! – с улыбкой произнес Ричард, поднося к губам ее руку. – То, что делаете вы, не может быть убогим.

– Надеюсь. – Френсис нервно хохотнула. – Впрочем, даже если никто и не приедет, за билеты-то уплачено! Мы положили денежки в банк и уже распланировали, как их потратить.

– Ну, мама, перестань беспокоиться, – сказала Аугуста. – Вот увидишь, все будет хорошо.

Френсис казалось забавным, что при разнице в возрасте всего в двенадцать лет Аугуста все еще называла ее мамой, хотя сама уже была матерью семейства. Она очень любила падчерицу.

Следующим явился щегольски одетый Джеймс, пасынок Френсис, ведя под руку незнакомую молодую даму, разряженную в пух и прах.

Френсис с первого взгляда поняла, что это куртизанка, притом далеко не из дешевых, судя по бриллиантовому ожерелью, бриллиантовым же сережкам и золотым браслетам на руках.

– Разрешите представить – мисс Аннабелла Фрэнке. – Джеймс подтолкнул девушку вперед.

– Миледи, – проговорила та, приседая в реверансе, – я счастлива познакомиться с вами.

– Добро пожаловать, мисс Фрэнке. – Френсис повернулась к пасынку. – Джеймс, Аугуста уже здесь, пойди поздоровайся.

Она посмотрела им вслед с некоторой тревогой. Джеймс унаследовал от отца графский титул, когда ему было всего семнадцать лет, и к своим двадцати четырем годам успел превратиться в светского хлыща. Френсис не раз ссорилась с ним из-за историй, в которые он впутывался, но, несмотря ни на что, тоже очень его любила. Когда Джеймс покидал свое поместье в Эссексе, он предпочитал останавливаться не в Коррингам-хаусе, а в своей холостяцкой квартире в Олбани. Френсис подозревала, что он просто не хочет, чтобы ей стало известно, чем он занимается.

Не успели Джеймс и молодая дама дойти до бального зала, как появился сэр Персиваль, разряженный как петух: зеленые бархатные бриджи, шелковые чулки и розовато-лиловый сюртук. Под подбородком у него пенились кружева, они же изливались фонтаном из рукавов. Сэр Персиваль, улыбаясь, приложился к руке Френсис.

– Фэнни, ты сегодня прелестна как никогда. Она засмеялась.

– Спасибо, Перси. Но ты, должна сказать, выглядишь просто потрясающе.

Он поправил свои старомодные одежды и приосанился, не уловив легкой насмешки в ее голосе.

– Я рассчитываю по меньшей мере на один танец.

– Хорошо, если у меня будет время для танцев.

Столько дел…

– Да ладно тебе! Постарайся освободиться. Не для того я платил кучу денег за билет, чтобы ты отказалась со мной потанцевать. Я ведь только ради этого и пришел.

– А не ради сирот? – шутливо спросила Френсис.

– Пожертвование-то уже сделано, можно было и не приходить.

– Остается надеяться, что не все, кто купил билеты, думают как ты, и наш бальный зал не будет пустовать.

– Да ты что? Половина лондонцев мечтают попасть в дом, о котором знают только понаслышке, и посмотреть, что же это за “высший свет”. Все прибегут.

Так оно и случилось. Приехали почти все, кто приобрел билеты, а кое-кто явился и без билетов в надежде купить их у входа. К девяти вечера бальный зал был полон, гремела музыка, нарядные люди стояли кучками, поглядывая на “чужаков” и переговариваясь. Френсис, решив, что больше никто не приедет, оставила свой пост и направилась в зал, чтобы помочь людям общаться. Ее тут же осадили вопросами и просьбами. Подошел Перси.

– Ну вот, что я говорил? – хвастливо произнес он, делая первую фигуру котильона. – Разве это не успех? Так что перестань беспокоиться и вспомни, что ты танцуешь, а то двигаешься как замороженная.

– Прости, – с улыбкой сказала Френсис. Она отдалась музыке и ни о чем больше не думала, пока внезапно на глаза ей не попался герцог Лоскоу. Он стоял в проеме двери и смотрел на толпу. А ведь она так надеялась, что он не приедет.

– Явился не запылился, – проворчал Перси. Френсис, извинившись, направилась к герцогу.

– Ваша светлость, простите, пожалуйста, что я оставила свой пост, не дождавшись вас. Мне показалось, что все уже приехали.

Он улыбнулся.

– Камешек в мой огород? Приношу вам свои извинения, меня задержало одно дело.

– Нет, ну что вы! Вы, как всегда, пунктуальны. Это я виновата, почему-то решила, что все уже здесь, и открыла бал слишком рано.

Вот так-то, пусть знает, что она не высматривала его и даже не заметила его отсутствия.

– Что ж, за это вы со мной потанцуете.

Делать нечего. Она вложила пальцы в его протянутую руку, и он повел ее в только что начавшемся танце.

Время остановилось, больше того, оно потекло назад, пока они делали реверансы и поклоны церемонного менуэта, точно как и семнадцать лет назад. Френсис снова почувствовала себя юной девушкой.

– Знаете, через столько лет я лучше всего помню вас именно такой, – пробормотал Маркус. – Как вы изящно танцуете.

– Правда, милорд? – Френсис решила перевести все в шутку. – И это все?

– Нет, далеко не все, только я сомневаюсь, захотите ли вы слышать, что я еще помню.

Френсис понимала – надо оборвать этот разговор, но жившая в ее душе семнадцатилетняя девушка любила комплименты, и именно она возобладала в эту минуту. Френсис смеясь заглянула в лицо Маркуса.

– Неужели вы вспомнили что-то столь ужасное, что мне лучше этого не слышать?

– Ничуть не ужасное, наоборот, восхитительное. Смех у вас немножко хрипловат, волосы на шее завиваются колечками, а глаза горят, когда вы оживлены. И еще ваш рот. Но, пожалуй, я лучше остановлюсь…

У Френсис чуть не подкосились колени. Маркус твердой рукой поддержал ее, и постепенно она успокоилась.

– Лоскоу, мне показалось или вы в самом деле флиртуете со мной?

– Разумеется, – сказал он серьезно, но глаза его смеялись. – А вам это не безразлично, правда?

– Всякая женщина любит комплименты, только не следует принимать их всерьез, особенно когда они исходят от столь опытного сердцееда.

– Вот, значит, кем вы меня считаете? Господи, чего же стоят ваши ухажеры, если на их фоне я показался вам сердцеедом, ведь я годами сижу в деревне и не имею никакой практики.

– Не хотела бы я оказаться на месте юных дебютанток, если вы собираетесь практиковаться на них. В семнадцать лет сердечные переживания особенно тяжелы.

– Ничего такого у меня и в мыслях нет, – сказал он, посерьезнев. – Не понимаю, с чего вдруг вы это решили.

– Ну как же, говорят, вы ищете себе новую жену, для того и приехали в Лондон.

Он внезапно рассмеялся.

– Поэтому вы и говорили о семнадцатилетних? Это что, имеет какой-то особый смысл?

Френсис, которая гордилась своим умением направлять беседу, на этот раз почему-то смешалась.

– Ну, не особый, но мне показалось, от вас ждут, что вы сделаете выбор среди дебютанток этого сезона.

– Вот как? Интересно, как бы отреагировала Лавиния, приведи я ей мачеху чуть старше, чем она сама? – Маркус улыбнулся. – Вы можете себе это представить?

Френсис улыбнулась про себя. Да уж, леди Лавиния кого хочешь скрутит в бараний рог.

– Я, например, всего на двенадцать лет старше моей падчерицы, а мы очень любим друг друга, – возразила она.

– Ну, вы – это вы.

– И что это означает?

Танец подошел к концу, и он не ответил, а, отведя ее на место, откланялся со словами:

– Оставляю за собой вальс перед ужином. Ну уж нет, последнее слово будет за ней.

– Что я слышу? Человек, просидевший бог знает сколько лет в деревне, знает, как танцуется вальс?

Улыбка застыла на лице Маркуса, когда он отвернулся от Френсис. Она, как прежде, заставляет его сгорать от желания, но так равнодушна и холодна, что даже ее шутливые замечания имеют только одну цель – поставить его на место.