– Мужчина. И его зовут Маркус Стенмор.

– Очень хорошо, значит, я вижу Маркуса Стенмора, – пробормотала Френсис, пораженная произошедшей в нем переменой. Куда девалась его резкость, безапелляционность?

– Которого ты когда-то любила.

– Правда?

– Ах, Фэнни, перестань меня дразнить, я хочу поговорить с тобой серьезно, если с твоей мигренью ты в состоянии меня выслушать.

– Я в этом не уверена.

– Тогда я заеду завтра. – В его голосе явственно слышалось разочарование.

– Удивляюсь, как ты решился на это, – заметила Френсис. – О нас же сплетни ходят. Якобы ты постоянно крутишься у меня под дверью. Разве не из-за этого ты решил избавить свою дочь от моего тлетворного влияния? И запретил своему сыну общаться с моим?

– Вовсе нет, и поверь мне, я глубоко раскаиваюсь, я не должен был перекладывать на тебя вину за то, что сам несостоятелен как отец. Ты меня простишь?

– Прощаю.

– И можешь ли ты меня простить за ту гнусную ложь, которую возводят на тебя? Узнав ее чудовищные масштабы, я был потрясен.

– Я не обращаю внимания на злые сплетни.

– Правда? Но мне-то это небезразлично, и я заставлю всех замолчать.

– Каким образом?

– Докажу, что они лгут. – Он взял ее за руку. Френсис не шевельнулась. – Фэнни, ты, верно, слышала о пропавшем ребенке?

– Слышала, но ты не обязан мне говорить.

– Обязан. Так вот, это не мой ребенок.

– Не твой? Но на рисунке Лавинии он так похож…

– Да. Но как твоя голова? Тебе не больно меня слушать?

Френсис забыла, что якобы страдает, и улыбнулась.

– Продолжай.

– Джон тогда закончил Кембридж, еще не решил, что делать дальше, и жил у меня, когда пришло известие о гибели моего старшего конюха Джозефа Пула в Испании. На свою беду я попросил Джона навестить жену Пула и посмотреть, не нуждается ли она в чем. Вообще-то он человек отзывчивый, и, думаю, ему хотелось просто утешить ее, но в результате появился младенец…

– Понимаю. Но как мальчик потерялся?

– Я не выгонял эту женщину, на самом деле я даже подумывал, не заставить ли Джона жениться на ней, но понял, что это бессмысленно – они слишком далеки друг от друга. Я отправил Джона в большое путешествие, из которого он до сих пор не вернулся, а ей назначил пенсию якобы за мужа. В конце войны вдруг выяснилось, что ее муж жив и едет домой. Оказалось, он был в плену. Миссис Пул страшно перепугалась и сбежала вместе с ребенком.

Карета остановилась у Коррингам-хауса, но ни он, ни она не спешили вылезать. Френсис слушала с серьезным лицом, а внутри у нее все пело от радости.

– И ты беспокоишься за них?

– Да. Пул, когда приехал и узнал про ребенка, пришел в ярость и поклялся отомстить, причем не только жене, но и тому, кто ее соблазнил. Я пытался его образумить, он потребовал, чтобы я назвал имя отца, но я не мог это сделать. И тогда он исчез, решив, по-видимому, разыскать жену и наказать ее.

– И ты должен найти ее раньше него? – Да.

– Ах, Маркус, это все просто ужасно. А ты рассказал об этом Лавинии?

– Нет.

– Ну почему? Мне кажется, она бы очень хорошо тебя поняла, она достойна того, чтобы знать правду.

– Я скажу ей завтра. Но это еще не все. Наверное, Пул все-таки видел ребенка и решил, как многие другие, что его отец я. За себя я не боюсь, а вот с миссис Пул и мальчиком может случиться что угодно.

– Ах, дорогой, теперь понятно, почему ты такой взвинченный.

– Меня мучит не только это. – Маркус невесело улыбнулся в полутьме. – В одном сплетники правы – я действительно попросил тебя давать уроки Лавинии, чтобы почаще видеться с тобой…

– Чтобы пикироваться со мной и, задрав кверху свой аристократический нос, указывать мне, что я делаю не так.

– Вовсе нет. Если так было, я прошу прощения. – Он помедлил и, собравшись с духом, добавил: – Потому что я люблю тебя и никогда не переставал любить все годы, пока мы были врозь. Я и надеяться не смел, что ты хранишь обо мне приятные воспоминания, и все же мне хотелось увидеть тебя снова, разговаривать с тобой. Я пытался убедить себя, что мои мечтания о тебе – просто мыльные пузыри, стоит мне тебя увидеть, как они тут же лопнут, но случилось обратное – я снова попал в ту же ловушку.

– Я не ставила ловушек.

– Знаю, я сам себе ее поставил. Я поначалу немножко потрепыхался, мол, не рискну жениться во второй раз, но это так, для вида, на самом деле я понимал, что мне не выбраться. Фэнни, скажи, что ты меня понимаешь, что прощаешь мне мою грубость, мой отвратительный характер, все, что тебе противно во мне, и разрешишь мне попробовать исправиться. Ради тебя. Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хотел этого все семнадцать лет. Пожалуйста, скажи, что еще не поздно. Скажи, что согласна.

Сердце у Френсис с такой силой колотилось в горле, что она не могла говорить. Она уже не наивная девочка, а зрелая женщина, способная оценивать последствия своих поступков. А таким по-ступком на сегодня является то, что она покрыла выходку его дочери и отправила ее домой в кебе одну с Джеймсом.

Признайся она сейчас во всем и Маркус решит, что она все нарочно подстроила, что он сидит тут, выворачивает перед ней душу, а она заманила его сюда совсем с другой целью. Френсис улыбнулась в темноте – пусть это останется ее секретом.

– Маркус, ты застал меня врасплох, – заговорила она, стараясь из всех сил, чтобы голос звучал ровно, – дай мне время подумать…

– О чем тут думать?

– Ах, Маркус, семнадцать лет подряд я тайком мечтала, как однажды ты ворвешься снова в мою жизнь прекрасным рыцарем в сверкающих доспехах и увезешь на своем белом коне в благословенное место, где мы будем любить друг друга вечно. Но сам знаешь, жизнь – она иная, и мы оба уже не те. Ты герцог Лоскоу, аристократ и землевладелец, а я – Френсис Коррингам, портретистка и мать не только для пасынка и падчерицы, но и для множества сирот…

– Все это сочетается в тебе, Фэнни. – Маркус поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. – Но я умолкаю, у тебя ведь голова болит. Наберусь терпения, а завтра утром приеду.

– Хорошо, – ответила Френсис. Надо послать пораньше за Джеймсом, узнать, как все прошло, до приезда Маркуса. – Я буду ждать, только приезжай не раньше полудня, хочу выспаться.

– Ладно, душа моя, потерплю. – Он открыл дверь, спрыгнул на землю и повернулся к ней, протягивая руки. Френсис упала в его объятия, он поставил ее, не разжимая рук. Потом осторожно наклонился и коснулся губами ее губ.

Ее руки взлетели, словно не зная, что им делать, а потом обхватили его за шею. Френсис чувствовала себя полной радости и жизни. Она любила, и пока этого было достаточно.

– До завтра, – прошептал Маркус, отпуская ее. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла за дверью, а потом залез в карету и приказал кучеру гнать домой, не жалея лошадей.


Приехал он, однако, немыслимо рано. Френсис, проворочавшись без сна несколько часов и поднявшись спозаранку, сидела в библиотеке и писала записку Джеймсу. Грили сообщил о прибытии герцога, и она в панике вскочила на ноги.

Маркус был одет без обычной тщательности и явно взволнован.

– Маркус, что случилось?

– Лавиния здесь?

– Здесь? – удивленно переспросила Френсис. – С чего бы она приехала сюда без тебя?

– Ну, не знаю, просто она была недовольна прекращением уроков и могла приехать.

– Она не приезжала. А ты что, не знаешь, где она?

– Вот именно что не знаю.

У Френсис подкосились ноги, и она бессильно опустилась на стул.

– Как это случилось?

– Ничего не знаю. Она не вышла к завтраку, а я хотел поговорить с ней о том, о чем мы с тобой беседовали вечером, и послал за ней лакея. Лавинии не оказалось в ее комнате, и никто не знает, где она.

– Вы ее искали?

– Естественно, обыскали весь дом и сад. Нигде не нашли.

– Но ночью она была дома? – Френсис почувствовала, как на нее накатывает ужас.

– Не имею представления. Эта простофиля Хастингс отправилась к себе сразу после обеда, оставив Винни в библиотеке. С тех пор ее никто не видел, горничных она вчера отпустила. Ну, если она вляпалась в историю…

– С чего ты взял? – Чувство вины грызло Френсис.

– Мне легче предположить такое, нежели то, что ее кто-то похитил.

– Ой, только не это.

– И все же это вполне возможно. Ты слышала вечером, что я говорил? Джозеф Пул способен на все…

– Пул?

– А кто же еще?

– Есть какие-нибудь свидетельства? Кто-нибудь вламывался в дом?

– Ничего нет, поэтому я и склоняюсь к мысли, что она по наивности связалась с каким-то подонком. Фэнни, умоляю, если она как-то намекала на что-то такое, скажи мне.

– Да нет, ничего подобного не было.

– А как насчет твоего пасынка, может, это он?

– Джеймс? – еле выговорила Френсис.

– Они вроде несколько раз встречались, говорили друг с другом и вообще…

– Нет, нет, сэр, я этого даже слышать не хочу. Джеймс, каков бы он ни был, не способен погубить репутацию юной девушки, тем более что он знает, как я к ней отношусь.

– И все-таки я съезжу к нему.

– Я еду с вами, сейчас оденусь.

– Поторопись, ладно?


Полчаса спустя они вошли в гостиную Джеймса и стали ждать, пока он встанет с постели. Маркус нервно расхаживал по комнате, а Френсис, сидя на стуле, лихорадочно соображала, как ей выбраться из переделки, в которую попала, не настроив против себя Маркуса на всю оставшуюся жизнь.

Наконец появился Джеймс, заспанный, в халате.

– Что случилось? – спросил он с порога. – Неужели нельзя дать человеку выспаться?

– Лавиния пропала, – сообщила Френсис. – Его светлость вообразил, что ты можешь быть замешан. Я ему сказала, что об этом и речи быть не может, ты же с ней почти незнаком.

Джеймс рухнул на стул.

– Когда она исчезла?