– Ты довольна? – обернувшись, спросил меня Раймонд, глядя на меня с такой нежностью, что сердце едва не выскочило у меня из груди.

Я радостно рассмеялась в ответ:

– Я не просто довольна! Я счастлива! Так счастлива, что все прочее для меня не важно – ни мое постыдное поведение, ни поиски Ричарда, ни даже опасности, которые ждут нас впереди. И все потому, что я довериласьтебе!

– Знаю. – В его голосе я уловила новые нотки, которых не слышала прежде. – Знаю, любовь моя, потому что я чувствую то же самое. Я сплю, Джоан, и вижу прекрасный сон! Я не хочу просыпаться… никогда!

– Значит, нам с тобой снится одно и то же, – отвечала я. – Ты Блондель, который ищет своего хозяина, а я – Джоанна, твоя подружка. У меня всего одно платье, нечесаные волосы, нарумяненные щеки; я бесстыдно танцую и занимаюсь любовью и наслаждаюсь и тем и другим; я – женщина, забывшая, что когда-то была королевской дочерью, женой короля… И с трудом верится, что король Англии – мой брат!

Я обняла его и теснее прижалась к его спине.

– Слышишь, как бьется мое сердце! – воскликнула я. – О, Раймонд, какой прекрасный сон! Может быть, когда-нибудь мы проснемся, но я молю Бога, чтобы это случилось не очень скоро. И пока я не стала снова королевой Джоан, давай останемся Блонделем и Джоанной и будем радоваться каждому дню, каждой ночи, каждому часу – и каждому сладкому, быстротечному мгновению!

Так мы и делали. Лишь одно омрачало наше существование – мысль о моем брате. Мы забыли обо всем, кроме цели наших поисков. Я не слышала презрительного шепота за моей спиной, хотя и понимала, что люди осуждают мою внешность и поведение. Потом, все потом!

Больше нам не нужно было изнурять себя, путешествуя от рассвета до заката, так как в этих краях замки располагались близко друг от друга, лишь небольшая верховая прогулка отделяла один замок от другого. Сильный конь Раймонда легко выдерживал нас обоих; к вечеру мы не уставали и давали представления. Все шло гладко, если не считать необходимости защищать меня от похотливых мужланов.

Здесь, как и в других странах, менестрелям жилось легче, чем прочим людям низкого происхождения. Среди них немало было грамотных; встречались и дворяне, пошедшие в артисты ради собственного удовольствия или в поисках приключений; их везде тепло принимали и всегда кормили до отвала.

После той, первой ночи мы выбирали замки покрупнее – такие, в которых могли содержать Ричарда. Оказавшись внутри, мы подслушивали, подглядывали, подмечали входы и выходы. Раймонд старался выспросить кого только возможно; за многие месяцы он научился распознавать недомолвки и отличать ложь от правды.

Мне такое было недоступно. Никто, кроме, может быть, самой последней судомойки, не унизится до разговора с бродячей танцовщицей; кроме того, я не понимала их гортанного языка. Если бы я согласилась разделить ложе с сенешалем или одним из гостей-дворян, я, возможно, и сумела бы расспросить их, но, поскольку это было невозможно, я помогала Раймонду по-другому.

Каждую ночь после представления нам отводили угол, где мы могли бы поспать. Вначале мы делились тем, что услышали и узнали. И только потом, убедившись, что Ричарда здесь нет, мы предавались любви или сну.

Если бы мы не были столь счастливы вместе, подобная жизнь вскоре могла бы нам наскучить. В темницах полуразрушенных старых замков, обычно стоящих на крутых, скалистых берегах, можно было спрятать дюжину королей – я повидала эти темницы во множестве. Однако их обитателями были в основном крысы, жуки и тараканы, и лишь дважды за время поисков мы наткнулись на запертые двери. Первый раз это случилось в Обернбурге, второй раз – в Мильтенберге, и оба раза Раймонд ждал, пока никого не окажется рядом, стучал в дверь и звал, пока не получал ответа и не узнавал, что узник – не мой брат король.

К середине марта мы поняли, что, если будем заезжать в каждый замок по пути, мы доберемся до Вены не раньше лета. Страх за Ричарда снова сковал мне сердце; в ту ночь я устрашилась и своей незаконной связи с Раймондом. Не могу сказать, что его поцелуи были не так сладки, но после той ночи я часто лежала без сна и гадала, когда же все это кончится. Многие мои страхи рассеивались к утру, однако остальные ехали со мной в Вертхайм. Подняв голову и увидев замок впереди, я поняла, что впервые страшусь предстоящего вечера.

К счастью, ни графа, ни его супруги, ни придворных не оказалось дома; а сенешаль с небольшим отрядом, пригласивший нас к ужину, был рад любому развлечению. Когда мы закончили играть, петь и танцевать, нам отвели комнатку возле кухни; там была даже настоящая кровать.

Как только мы остались одни, Раймонд обнял меня и пытливо заглянул мне в глаза.

– Ты устала, любовь моя, – сказал он. – Благодарю Господа за эту удобную постель. Ложись и спи, я же вернусь в зал и выпью с сенешалем несколько кубков вина. Если он окажется разговорчивым, не придется обшаривать замок – во всяком случае, не думаю, что владелец замка отсутствовал бы, будь его пленником король Англии!

Должно быть, вскоре я крепко заснула, так как проснулась только наутро. Раймонд стоял рядом, держа в одной руке флягу с вином, а в другой – каравай хлеба.

– Наконец-то новости, милая! – сказал он. – Леопольд и император Генрих 14 февраля встретились в Вюрцбурге. С тех самых пор ни одного горожанина не пропускают в замок Мариенбург. Конечно, причина, почему закрыли замок, может оказаться совсем в другом, однако нам нужно скорее отправляться в дорогу.

Так как Вюрцбург находился в тридцати милях от Вертхайма, нам весь день предстояло провести в седле. По пути мы сделали лишь один привал.

– Кто знает, – говорил Раймонд, – может быть, нас и пустят. Пока не стоит думать, что в Мариенбурге держат Ричарда, – возможно, горожан не пускают в замок по другой причине. Мы с тобой – менестрель Блондель и танцовщица Джоанна – ищем ночлега и хотим немного заработать. Если стража выгонит нас, мы что-нибудь придумаем.

Как я узнала впоследствии, он просто пытался успокоить мои страхи, сам же изобретал один план за другим, как нам проникнуть в Мариенбург.

Как и остальные замки, Мариенбург стоял на скалистом высоком берегу реки; его силуэт чернел на фоне вечернего неба. Мы увидели высокую главную башню и еще одну, круглую; несмотря на предупреждения Раймонда, сердце мое тревожно забилось, когда мы начали подъем по крутому склону.

Конь наш устал от долгого пути; у подножия холма Раймонд спешился.

– Жди меня здесь, – велел он мне. – Я подойду к воротам и, если все спокойно, вернусь за тобой.

– Нет, – возразила я. – Помоги мне слезть, и мы пойдем вместе. Коня можно привязать к дереву.

– Но…

– Мы пойдем вместе! – повторила я, спрыгивая на землю. – Одна я здесь не останусь!

Раймонд нахмурился и поднял вверх руки в знак того, что уступает. Привязав коня к молодому деревцу, он вскинул на плечи мешок с лютней, и мы вышли на дорогу.

Подойдя к воротам замка, Раймонд громко постучал. Ответа не последовало; он постучал еще раз. Ворота открылись. Пока он говорил со стражником, я отступила в тень. Вначале стражник только качал головой, но после того, как Раймонд дважды полез в свой дорожный кошель, стражник ухмыльнулся, буркнул что-то более дружелюбным тоном и пропустил нас.

Мы оказались в крепости, однако Раймонд предупредил, что, со слов стражника, в сам замок нас ни за что не пропустят.

– Я дал ему денег, и он сказал, что ему приказали никого не пускать, но, поскольку в приказе ничего не говорилось о бродячих артистах, он решил рискнуть и навлечь на себя неудовольствие хозяина.

Во дворе замка царила необычная тишина. Если бы я не заметила нескольких освещенных окон, я бы решила, что замок необитаем. Когда мы подошли ближе к главной башне, мы услышали смех, голоса и музыку.

– Ужин кончился, – сказала я Раймонду. – Если мы хотим пробраться туда, сделаем это сейчас.

Перед башней не было ни рва с водой, ни подъемного моста, только огромная, тяжелая, окованная железом дверь. Раймонд постучал, и я снова отошла в тень. Человек, открывший ему, лишь отрицатель качал головой, несмотря на то, что Раймонд снова полез в кошель за деньгами. Потом дверь захлопнулась, и я услышала, как в замке повернулся ключ. Раймонд повернулся ко мне; лицо его было угрюмым.

– Он велел мне убираться, но вначале мы попробуем пройти через кухню.

Однако кухонная дверь оказалась закрытой, и никто не подошел к ней, несмотря на то, что Раймонд в кровь разбил руки, молотя по ней. Наконец, мы поплелись прочь, еле волоча ноги.

– Попробуем вернуться позже, – сказал Раймонд. – Может быть, все слуги убирают зал после ужина. Наверное, раз никого в замок не пускают, они просто заперли все двери и отпустили стражу.

– По крайней мере, за нами никто не гонится, – с улыбкой заметила я, закутываясь в плащ.

– Да, но здесь становится холодно, Джоан. Обойдем вокруг, и тогда я снова постучусь в дверь кухни.

Рука об руку мы с ним обошли замок, держась у стены башни. Там было теплее, и, как заметил Раймонд, так меньше вероятности, что нас увидят из окон.

Увидев над головой окно, в котором горел свет, я сказала:

– Больше всего меня страшит мысль, что Ричард может быть здесь, совсем рядом с нами, и смотрит сейчас в окно! Но если он увидит нас, то решит, что мы с тобой – просто влюбленная парочка.

Внезапно мне в голову пришла новая мысль.

– Раймонд, давай споем! Ты ведь менестрель. Ты просился, чтобы тебя впустили, ты хотел развлечь общество, но получил отказ. Так спой прямо здесь и заработай себе на ужин!

Раймонд немедленно достал из мешка лютню.

– Попробовать можно, – ответил он, передавая мне мешок. – Ричард обязательно узнает мой голос. А худшее, что может с нами случиться, – нас просто выгонят вон!

Мы отошли подальше от стены, он настроил лютню, и голос его поплыл в ночной тишине. Когда он закончил песню и замолчал, в освещенном окне показалась женская головка, и на землю рядом с нами полетела монета. Раймонд собрался петь снова. Я попросила его исполнить одну из песен Ричарда.