– Однажды здесь, на озере, ты спросила меня, почему я хочу на тебе жениться, – прошептал он. – Я не смог дать ответ. И до сих пор не могу. – Селия повернула голову и в замешательстве посмотрела на него. – Не могу, потому что нет какой-то конкретной причины, – продолжил Энтони. – Их столько, сколько сияющих звезд на небе. Я не могу перечислить все, как не могу назвать каждую звезду, но эти причины такие же настоящие, как звезды, и такие же неоспоримые.

– Мне не следовало задавать этот вопрос, – пробормотала Селия.

– Нет, ты всегда можешь спрашивать меня о чем угодно. Мне нечего от тебя скрывать. – Энтони пододвинулся, укладывая ее поудобнее. – Я знал, что ты предназначена мне с тех пор, как ты выбросила мои сапоги в озеро, вон там. – Он показал на скалу, с которой они в детстве ныряли.

Селия нахмурилась.

– Я никогда не выбрасывала твои сапоги в озеро.

Энтони тепло засмеялся, от этого смеха ей стало еще уютнее.

– Тогда я впервые приехал в Эйнсли-Парк. Твой брат пригласил нас, нескольких оксфордских приятелей, и мы решили порыбачить. Ты потребовала, чтобы мы взяли тебя с собой. Дэвид сказал, что ты еще слишком мала, что не сумеешь насадить наживку и что пойти с нами тебе нельзя. Но ты все равно побежала следом и выбросила пару сапог, когда мы зашли в воду. «Вот тебе! – закричала ты яростно. – Для этого я не слишком мала!» И убежала. Только это были мои сапоги, а не Дэвида.

У Селии от удивления распахнулись глаза.

– Но… но тогда я была совсем ребенком! И почему ты не сказал, что это твои сапоги? Я-то думала, что наказала брата, потому что он вечно портил свои сапоги, а запасной пары у него не было.

– Тебе было восемь, но ты уже могла постоять за себя, – улыбнулся Энтони. – И я подумал – у этой девочки есть характер.

– Но это не значит, что ты полюбил меня, – неторопливо проговорила Селия. Его улыбка увяла.

– Ты была дочерью герцога Эксетера, – откровенно сказал Энтони. – А я – кукушонком в гнезде Линли. Я не имел права любить тебя.

– Не имел права? – удивленно повторила Селия. – Да кто дает такое право?

– Общество. Твоя семья. Я сам. – Энтони вздохнул. – Я испытывал к тебе сильную привязанность, как к сестре, убеждал я себя. И в общем, так оно и было. Но потом, много лет спустя, я снова увидел тебя, во время твоего первого сезона. Сразу после того как Юстон сделал тебе совершенно нелепое предложение, и ты кое-что сказала, когда мы вместе смеялись над ним. Той ночью ты была так красива. – Его голос стал ласковым. – И сказала, что ты единственный человек в Лондоне, кто знает, что я и наполовину не такой плохой, каким хочу казаться.

Воспоминания закружились в голове Селии. Она помнила смехотворное предложение лорда Юстона, помнила, как Энтони ее спас, помнила даже, как представляла, что почувствует, если он ее поцелует. Но все это было так давно. Тогда Селия была глупенькой, наивной девочкой, все еще лелеющей романтические фантазии и не имеющей ни малейшего представления о том, что такое на самом деле брак и любовь. И Энтони, конечно же, не обратил на нее внимания…

– После этого я уже не мог относиться к тебе как к сестре. – Он явно смутился. – Я даже решился попросить разрешения у Эксетера ухаживать за тобой.

Она ахнула и резко выпрямилась. Лодка закачалась.

– Нет! Правда? Но я же понятия не имела! Он мне ни слова не сказал. Маркус тебе отказал? Он?..

– Он уже дал Бертраму свое разрешение жениться на тебе.

Селия закрыла рот. Она пыталась представить, какой стала бы ее жизнь, если бы за ней ухаживал Энтони, если бы она вышла не за Берти, а за него. Берти, возможно, женился бы на девушке, которая подходила ему больше. Он мог бы до сих пор жить и даже, может быть, иметь детей и порадовать отца. Энтони все эти годы не был бы таким одиноким и замкнутым. И…

– Мы не можем знать, что могло бы произойти, обратись я к нему на несколько недель раньше, – с нежностью произнес Гамильтон, словно прочитал ее мысли. – В то время мы оба были другими.

Да, поняла Селия. Уж она-то точно. Четыре года назад Селия была глупой девчонкой, в чьей голове господствовали пустые фантазии о любви и обожании. Смогла бы она тогда оценить Энтони? Разумеется не так, как сейчас. Познав одиночество и несчастье, Селия научилась понимать его и теперь точно знала, через что Энтони пришлось пройти, чтобы стать тем, кем он сейчас являлся. Она молча прижалась щекой к его руке, лежащей у нее на плече. Костяшки его пальцев были поцарапаны и распухли после драки с Недом.

– Я бы не изменил ни единой мелочи, – пробормотал он, уткнувшись в ее волосы. – И ждал бы этой минуты хоть пятьдесят лет.

Селия улыбнулась. Энтони куда романтичнее, чем кто-либо может подумать. Но только не она. Ханна права; люди, называющие его порочным и бессердечным, просто не знают Энтони.

– Я рада, что тебе не пришлось.

Он снова засмеялся.

– Иногда мне казалось, что столько и прошло.

– Особенно сегодня.

Энтони крепче обнял ее.

– Да.

Селия повернулась к нему лицом. Она больше не хотела это обсуждать, во всяком случае сейчас.

– Помню, ты дразнил меня, рассказывая, как заниматься любовью в лодке.

Даже при лунном свете Селия увидела, как заблестели его глаза.

– Если лодка перевернется, это будет бесславное завершение сегодняшнего вечера.

– Что ж, – прошептала Селия, целуя его. – Значит, нам придется быть осторожными.

Глава 28

Свадьба была скромной, совсем не похожей на первую. Венчались не в церкви святого Георгия в Лондоне, а в часовне Эйнсли-Парка, присутствовали только члены семьи и несколько друзей. Селия надела свое самое красивое платье, но специально шить свадебный наряд не стала, в руках она держала уже не лилии, перевязанные кружевами, а букет из полевых цветов, которые жених нарвал на ближайшем лугу. Но Селия считала, что эта свадьба отличалась особой красотой и искренней радостью, которых так не хватало в первый раз. Тогда она думала только о том, какое великолепное зрелище представляет ее венчание, и места другим мыслям и чувствам совсем не осталось. Сегодня Селия могла думать только об Энтони, видеть одного его, стоящего у алтаря и ожидающего ее.

В этот раз она слышала каждое слово из обещаний, которыми они обменялись. Ее рука дрожала, пока Энтони надевал ей на палец золотое кольцо, а когда викарий объявил их мужем и женой, Селия с трудом удержалась, чтобы не броситься в его объятия.

– Ты счастлива, милая? – спросил он, когда они вписывали свои имена в церковно-приходскую книгу.

– Ну так, более или менее, – ответила она и расхохоталась, увидев, что Энтони в растерянности заморгал. – Неужели нужно спрашивать?

Он с облегчением улыбнулся.

– Сегодня я забыл все слова и вообще разучился разговаривать. Все будут удивлены, почему ты вышла за такого болвана.

– И я с радостью отвечу каждому из них, – заявила Селия, когда они вышли из часовни на солнечный свет. – Я вышла за него по любви!


Розалинда промокнула глаза, глядя, как ее дочь и новоиспеченный зять спускаются вниз по ступеням.

Они смотрели друг на друга. Он действительно ее любит, вдруг осознала герцогиня, так же сильно, как Селия любит его. И вместо тревоги, которую вызвала бы эта мысль всего несколько дней назад, она почувствовала облегчение и умиротворение. Любой заметил бы, что Селия сейчас гораздо счастливее, чем была все предыдущие годы. И если мистер Гамильтон – теперь он для меня Энтони, напомнила себе Розалинда, – сможет сделать ее дочь такой же счастливой во все последующие годы, она больше никогда не скажет ему ни одного недоброго слова и не подумает о нем дурно.

К ней подошел лорд Уорфилд.

– Добрый день.

Герцогиня улыбнулась и торопливо спрятала платочек за пояс платья. Она ощущала на себе его взгляд, хотя сама продолжала смотреть на Селию и мистера Гамильтона. Розалинда и Уорфилд неторопливо шли к карете, по дороге останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с каждым гостем.

– Вы… эээ… – граф откашлялся. – Вы счастливы, правда?

Герцогиня глубоко вздохнула и сморгнула последние слезы.

– Конечно. А почему вы решили, что это не так?

– Ну… вы смотрели на них и плакали… Я же знаю, что вы не очень любите Гамильтона.

– Теперь он мой сын, и я буду так же предана ему, как собственному ребенку. – Розалинда постаралась успокоить его добрым взглядом. Дэвид все рассказал ей про интригу мистера Чилдресса, про то, как сильно все они ошибались насчет мистера Гамильтона – Энтони, – и герцогине больше никогда не хотелось вспоминать об этой ошибке. – Как мать невесты я просто обязана пролить на радостях слезинку-другую.

– На радостях. – Уорфилд с облегчением выдохнул. – Да, радость позволена всегда.

Розалинда улыбнулась.

– Надеюсь, что так, особенно на свадьбе.

Граф улыбнулся в ответ. А ведь славная у него улыбка, внезапно подумала герцогиня, когда он меня не провоцирует и не спорит.

– Можно с вами поговорить?

– Разумеется, – удивленно ответила она. Они и так довольно много разговаривали в последнее время, после того как он так нежно поглаживал ее по руке в тот ужасный день. Розалинда поняла, что Уорфилд был для Энтони отцом в куда большей степени, чем старик Линли, и она вовсе не возражала против того, чтобы узнать больше о своем будущем зяте. – А о чем?

– Не здесь. – Граф как-то нервно оглянулся на дверь, рядом с которой остальные гости все еще грелись на солнышке, смеясь и болтая с женихом и невестой. – Может быть, там?

Заинтригованная герцогиня пошла в ризницу, туда, где лежала церковная книга, в которую Селия только что вписала свое имя под именами братьев и самой Розалинды. Почти тридцать лет назад, подумала герцогиня в некотором потрясении, перевернув страницу и посмотрев на запись. Какое-то время она молча смотрела на подпись Уильяма рядом с ее девичьей подписью. Чернила уже выцвели. Как много времени прошло с тех пор…